— Что ты мне расскажешь? — спросила она без особого интереса.
— А ты пойдешь играть в трик-трак?
— Нет, не пойду, — буркнула она, снова занявшись своим чемоданом.
— Тебе известно, что женщина и ребенок, погибшие при взрыве, были единственными израильтянами? — проговорил он с неприятной улыбкой.
— Что ты знаешь о них? — обернулась она.
— Ну, похоже на то, что муж женщины и отец ребенка работает в министерстве иностранных дел в Иерусалиме [10].
— Что это значит?
— Работа в министерстве иностранных дел — обычное прикрытие для разного рода грехов и добродетелей. Как посмотреть. Он может быть водителем для особых поручений, а может быть агентом Моссад.
— Откуда ты это знаешь?
— Наше отделение в Тель-Авиве прислало факс в парижское бюро, а те переслали эту сенсацию сюда в отель.
— Кому адресовано письмо?
— Ну… тебе.
— И ты распечатал его.
— Честное слово, я думал, что это касается программы.
Саша внятно выругалась.
— Прекрасно! — просиял Берни. — Извини, я не должен был его раскрывать.
Она ужасно устала. Она была раздражена. И она была сыта всем этим по горло. Однако инстинкт заставил ее принять извинения Берни и сдержаться. Времени было слишком мало, а ей еще столько надо было узнать.
— Тебе известно его имя?
— Пока нет. Но работа уже ведется, — он слегка коснулся ее руки. — А если у тебя будет имя?
— Поговорю с ним. Узнай, может, он согласится побеседовать со мной перед камерой. Попробуй убедить Маури, чтобы он дал для этого место в сериале. И мы сделаем материал не только об этом израильтянине, но и обо всех семьях, в которых были жертвы после этого взрыва.
— Но имена пока не называются.
— Будут и имена.
— Но имени израильтянина они не сообщат. Особенно, если он служит в важном правительственном учреждении. — В улыбке Берни снова появилось обаяние. — Ну, прошу тебя! Пойдем сегодня поиграем в трик-трак.
— Нет, Берни. Я действительно очень устала.
Он больше не настаивал.
— Мы здорово поработали, — сказал он. — И я предсказываю, что рейтинг программы побьет все рекорды.
Мы пахали… Ее взгляд пробудил бы совесть в ком угодно. За исключением, конечно, Берни.
— Уж не собираешься ли ты в монастырь? — поинтересовался Берни.
Она едва взглянула на него и продолжала собирать вещи.
— Сделай одолжение, — устало попросила она.
— Какое?
— Не приставай с разговорами. Я совсем расклеилась.
Он попробовал зайти с другой стороны.
— Знаешь, Саша, ты очень переменилась. Я имею в виду, с того дня, как ты пришла ко мне в офис. Ты была совершенно другой женщиной…
— С тех пор много чего произошло. Если бы я не переменилась, то просто бы погибла.
— Но ты же не можешь изменить мир.
— Наплевать. Счастье умереть молодым. Известно тебе такое?
Он отступил назад, но продолжал смотреть на нее раздевающим взглядом.
— Я знаю, что тебе нужно.
Она не шелохнулась. В одной руке у нее был чемодан. Волосы упали на лицо. Потухший взгляд.
— В чем дело, Берни? Что именно мне нужно?
Он заколебался. Однако уже было поздно отступать, и он был вынужден договорить.
— Тебе нужно что-нибудь эдакое, чтобы ты могла отключиться от всех своих проблем. Ты должна мне доверять.
А ведь он почти угадал, пронеслось у Саши в голове. Это именно то, что ей нужно. И только мужчина может ей это дать. Точно так же, как и Жозетте Карами… Саша направилась к двери.
24
Все казалось ей похожим на сон — в этом городе, который когда-то был вторым городом Римской империи. Они взбирались на холмы и спускались с них. Вокруг были живописные руины древнего Карфагена. Гидеон обнимал ее за талию или держал за руку. Все в запустении. Мусорные баки переполнены, земля усеяна апельсиновой кожурой. Совсем не то она здесь ожидала увидеть. Когда они осматривали археологические достопримечательности, к ним то и дело подходили экскурсоводы, настойчиво предлагавшие свои услуги. Нет, благодарим вас — отвечали они. Они не нуждались ни в чьей помощи, поскольку Гидеон прекрасно знал историю и сам мог провести любую экскурсию на трех языках.
Саша выскользнула из его рук и поспешила вперед, где под открытым небом виднелось несколько прекрасных статуй и колонн. В прошлом здесь велись большие раскопки. Она подошла к краю котлована и поставила ногу на деревянную опалубку, предохранявшую стену от осыпи. — Вот какое у тебя получилось путешествие, — сказал Гидеон.
Он повернул ее к себе, обнял за плечи и поцеловал. У нее кружилась голова. Солнечный удар — вот, что пришло ей на ум. Именно так действовал на нее этот мужчина. Лето, жара, солнечный удар…
Прикрыв глаза ладонью от солнца, она посмотрела туда, куда показывал он. Наконец, она рассмотрела вдали карфагенские гавани. Как жаль, все, что от них осталось, — это две безымянные и обветшалые заводи. Однако какое ей до всего этого дело! Она все еще находилась под впечатлением поцелуя.
— Моя командировка почти закончилась, — вдруг сказала она.
Ее взгляд был устремлен на море.
— А что значит почти?
— Осталось несколько вопросов. В остальном с Карами покончено. Завтра последний день, — сказала она.
Он нежно прошептал ей на ухо:
— Когда я вернусь, ты уже закончишь.
Она обернулась.
— Вернешься — откуда?
— Из Алжира.
— Я не знала, что ты туда едешь.
— Да, сегодня.
— Ох! — вырвалось у нее.
Оставалось надеяться, что этот возглас не выдал ее чувств. Жизнь коротка. Время, которое они провели вместе, еще короче. Она не хотела делиться с ним своими переживаниями. Даже если у нее и была такая возможность, то момент упущен.
Он взял ее за руку, и они направились к морскому музею.
— Закрыто, — прочел Гидеон надпись на дверях, сделанную на французском и арабском.
Увы, время говорить о своих чувствах прошло.
— Ты сюда еще вернешься? — спросила она вместо этого.
— Конечно. Завтра… В крайнем случае послезавтра вечером.
— Ох! — снова вырвалось у нее.
Внутри у нее все перевернулось. Значит, все действительно кончается. Почти закончено. Закончено до того, как их отношения смогли проясниться и укрепиться.
Этнографический музей был открыт. Он поцеловал ее, а потом они поднялись на полукруглую веранду в старом здании. Зайдя внутрь, они принялись бродить от одного стенда к другому. За толстыми стеклами были разложены старинные драгоценности, украшения для волос, кубки и кухонная утварь. Пройдя несколько светлых и просторных комнат, они оказались в отделанной мрамором нише, в которой стояли два каменных саркофага. Мужчина и женщина нормального телосложения. Гидеон объяснил, что судя по тому, что они были найдены при раскопках в Карфагене вместе, можно предположить, что и свои жизни они прожили вместе. Впрочем, может быть, это и не так.
Она едва сдержалась, чтобы не попросить его замолчать. История меньше всего интересовала ее в данный момент. Единственное, о чем она хотела сейчас знать, было будущее. Их будущее. Если только это будущее наступит — завтра или послезавтра. Если только он вернется… А если не вернется, что тогда?
Его губы коснулись ее губ.
— Судя по всему, — продолжал он, — обе мумии — это древние греки… — Он сделал паузу, а потом улыбнулся:
— Может быть, ты предпочитаешь заниматься любовью, так и не узнав что-нибудь еще об их жизнях?
Она стояла и размышляла о быстротечности времени. До всего прочего ей не было дела. Решение пришло к ней, когда она смотрела на мумифицированных мужчину и женщину, которые соединились друг с другом перед лицом вечности в этой беломраморной нише.
— Я люблю… — осторожно начала она и остановилась. — Я полюбила… — снова начала она и снова остановилась. — Я полюбила эти места, — быстро сказала она, чтобы закончить фразу.
Она ненавидела себя за то, что оказалась неспособна вставить в эту фразу всего одно слово, не могла выразить свои чувства к Гидеону.
Он лишь слегка покачал головой. Он понял ее.
— Саша, — спокойно сказал, — все очень сложно.
— Что сложно?
— Ты давно хотела поговорить об этом.
— О чем?
— Я живу в Париже.
— Подумать только, какой счастливчик.
— В некотором смысле — да, — сказал он, коснувшись ее подбородка. — Но с тех пор, как я тебя встретил, мои представления об этом стали иными.
— Ну и что?
— Дело в том, что я не могу изменить свою жизнь, — сказал Гидеон.
Достаточно многозначительная фраза, чтобы в ней вообще не содержалось смысла. Впрочем, такие штучки не слишком удивляли ее с тех пор, как она прошла выучку в Вермонте. Он любит ее, но не может бросить жену. Он в ужасе оттого, что может ее потерять, но не может причинить страдания жене. С одной — привычно. С другой — романтично. Какой отдаться — вот вопрос. Бедненький, с иронией подумала она, заблудился между двумя парами женских ног.
— Один из нас должен изменить свою жизнь, — спокойно проговорила она.
— Я не жду этого от тебя, — осторожно сказал он. — Я не могу просить тебя, чтобы ты все бросила и осталась со мной.
Она ничего не ответила. Однажды Карл дал любопытное объяснение алкоголизму ее матери. Женщина, которую отвергают, как правило, запивает, садится на иглу или же пускает себя по рукам. Какой выбор сделает она? Что припасла для нее судьба?.. Она оставила Гидеона перед саркофагом, а сама направилась к выходу.
Выйдя из музея, она переждала мгновение, чтобы собраться с силами, а потом стала рассматривать экспонаты, расположившиеся прямо на траве. Она даже не оглянулась назад — посмотреть, последовал ли он за ней. В конце концов она забрела на холм, с которого открывался вид на амфитеатр. Здесь все было непохожим на то, что она видела торчащим из земли в археологических разрезах. Зато общий вид напоминал те места в исторических описаниях, где речь шла о бесчисленных казнях первых христиан.