шила во что бы то ни стало разыскать сбежавшую девочку. Интуитивно она сразу нашла верный путь. А именно — аэропорт Шереметьево, о котором как-то проговорилась Мишель. Неизвестно, как Мариночке удалось добраться до международного аэропорта, но тем не менее она действительно была именно там. Зине не составило большого труда найти девочку, поскольку та, сильно утомившись, спала на одном из многочисленных кресел зала ожидания. Зинаида сразу не рискнула разбудить девочку, а присела рядом и стала обдумывать, как лучше предстать перед обманутым ребёнком, чтобы та сразу не сбежала. Но, к сожалению, так и вышло. Как только девочка открыла глаза и увидела разлучницу, то стремглав соскочила с кресла и убежала, не дав Зине открыть и рта. Женщина кинулась вдогонку за ней. Вдоволь набегавшись, обе, запыхавшиеся, присели прямо на полу, недалеко от туалета.
— Чего тебе от меня надо? Злючка! — раздражённо и зло воскликнула Мариночка. — Зачем ты и сейчас мешаешь мне разыскивать Никки и Микки?
— Милая моя девочка, прости меня, если сможешь. Но послушай, что я тебе скажу. Тебя обманули и бросили твои Микки и Никки, а сами давно укатили в свою Италию.
И не выдержав, Зина заплакала, глядя на одинокого, осиротевшего ребёнка:
— Я плохая женщина и сейчас раскаиваюсь за то, что пошла на поводу у этих злых и подлых людей. Мариночка, прости меня, если сможешь.
Не всякий взрослый сможет спокойно вынести непрерывную череду обманов и измен, а каково было в этот момент брошенному всеми ребёнку?
И то, что она была ещё ребёнком, спасло её от возможного нервного срыва, потому что детский разум ещё не готов потерять навсегда веру в близкого человека и ввергнуться в необратимое отрицание человечности и доброты.
Мариночка сидела на грязном полу и прижимала к груди выцветшего старого Петрушку, которого ей когда-то смастерил отец. Зина немного успокоилась, а затем, вздохнув, произнесла:
— Пойдём, Мариночка, а то здесь тебя рано или поздно сдадут в милицию. Да и холодно уже.
— В тот детдом я не пойду! — насупившись, произнесла Мариночка. — Там везде пахнет хлоркой и всё время хочется сбежать.
— Нет-нет! Конечно, нет! Сейчас мы поедем ко мне и переночуем, а потом посмотрим, но в любом случае в тот детдом мы не вернёмся.
Девочка немного помолчала, а затем, резко встав, протянула руку примирения. Зина обняла Мариночку и, взяв за руку, повела к выходу из аэропорта, который жил своей жизнью и кипел, как переполненный улей. Идя по вечерней улице, Зина неожиданно спросила:
— Мариночка, а у тебя есть ещё какие-нибудь родственники?
Девочка отрицательно покачала головой и тихо произнесла:
— В Воронеже у меня были дедушка и бабушка, но мама как-то сказала, что их уже нет, что они умерли.
В свою очередь девочка спросила Зину:
— Тетя Зина, а можно я у вас буду жить? Ну, хотя бы пока?
Зина замялась и не сразу ответила:
— Нет, Мариночка, это невозможно. Ты еще ребёнок и не всё понимаешь в жизни, а мне её надо устраивать. Я живу в однокомнатной квартире, и ко мне иногда приходят… люди.
— А! Дак ты ищешь жениха? Так бы и сказала. А хочешь, я научу тебя выбирать женихов?
— Конечно, — улыбнулась Зина.
— Тогда слушай! В Воронеже, ещё в детском саду, ко мне приставали много женихов, но я выбрала только одного, коротконогого.
— И почему же? — заинтересованно спросила Зина.
— Потому что длинноногие всё время лезли целоваться, а этот не мог дотянуться. К тому же я всегда могла плюнуть на него и дать щелбан.
Схватившись за живот, женщина от души рассмеялась, а затем произнесла:
— Хорошо, Мариночка, я обязательно последую твоему совету и теперь начну искать коротконогих женихов. А то ведь, действительно, длинноногие только и делают, что лезут целоваться.
Так, за разговорами, они добрались до квартиры, где проживала Зина.
На следующий же день Зина отвезла Марину в детский дом, из которого сама когда-то вышла. Он находился за городом и был своего рода приютом для больных и обездоленных детей. Этот приют некогда был таким же детским домом, но в перестроечный период вдруг стал никому не нужным и финансово недотируемым. Всех детей распихали по разным детдомам, а персонал разбежался сам собой. И лишь только ветераны остались в этом старом помещении, представляющим собой большой деревянный дом, построенный ещё при царе Горохе. Поначалу старые педагоги-пенсионеры просто собирались вместе, чтобы коротать время, предаваясь воспоминаниям. Но впоследствии на этой базе спонтанно возник приют для уличных бездомных и больных ребятишек, которые по разным причинам в одночасье лишались всего и были выброшены за борт жизни. Власти различных категорий смирились с этим обстоятельством, потому что непутёвых и нерадивых деток хотя бы таким способом можно было наставить на путь истинный. Бескорыстную и искреннюю помощь оказывали старые педагоги, которые трудились не за деньги, а ради своего призвания и любви к детям. В этот приют помаленечку стекался такой контингент ребятишек, про которых, будь они взрослыми, сказали бы «выброшенные за борт люди». Здесь были дети, убежавшие от спившихся родителей, дети-инвалиды и калеки, а также больные даунизмом и с ДЦП, брошенные родителями в силу всё того же пьянства или других причин. Повторяю, власти сквозь пальцы смотрели на этих детей в приюте, выделив им мизерную финансовую помощь и постоянно грозясь закрыть это подозрительное заведение. В приюте не было строгой и полуармейской дисциплины, как в детдоме, но и расхлябанности тоже не наблюдалось. Потому что сюда шли сами и добровольно, от определённой безысходности. Здесь никто никого не принуждал и не гнал. Любой мог покинуть приют, когда захотел. Но делали это немногие. Повзрослевшие ребята, упорхнувшие в пучину жизни, часто заглядывали сюда, поддерживая материально. Потому что скудной пенсии престарелых работников, на энтузиазме которых держался приют, не хватало на житьё-бытьё. Не чурались здесь и попрошайничества, но только в летний период, и то только для того, чтобы пополнить скудную казну приюта. Этот вид деятельности активно возглавила Зина, которая подвязалась работать в этом приюте, естественно, небескорыстно.
Марине в приюте сразу понравилось, потому что здесь не пахло хлоркой и обстановка среди ребятишек и взрослых была доброжелательной.
Больше всех ей понравилось в группе девочек почти такого же возраста, как и она, заниматься прикладным творчеством. Она часами могла мастерить различные поделки из подсобного материала. Видимо, сказывались отцовские гены. Не забывала девочка и о тех скудных уроках, которые проводили с ними старые учителя в меру своих возможностей. Конечно же эти престарелые люди с чутким сердцем прекрасно понимали, что долго приют не просуществует, потому что после их ухода вряд ли найдутся последователи. А стало быть, дяденьки-чиновники попросту закроют приют, и все разбегутся кто куда. Но пока всё шло своим чередом. Шли дни, и Мариночка помаленьку прижилась в приюте.
Часто пробегая в столовую из девчачьей комнаты, Марина иногда посещала мальчиковую комнату, где у неё уже было немало друзей и среди мальчишек. Однажды, задержавшись там, девочка обратила внимание на детскую коечку с бортиками, стоявшую в углу возле окна.
— Кто там? — заинтересованно спросила девочка, заметив шевеление.
Ребята отмахнулись, продолжая рассматривать очередную поделку Марины, а ушастый мальчишка, скривившись, ехидно произнёс:
— А это наш Аркашка-какашка. Он не ходит, а только лежит и смотрит.
— А можно я посмотрю на него? — робко и с замирающим сердцем попросила Марина.
«Зачем? Тебя стошнит!» — закричали ребята и потащили Марину в столовую. Но девочка отбилась от них. И когда мальчишки убежали к дымящимся щам, Марина робко и боязно подошла к кроватке.
Там лежал очень худой мальчик с пронзительно красивым личиком. Сколько ему было лет, определить было сложно в силу его истощенности. Нельзя сказать, чтобы о нём не заботились, просто ему уделяли слишком мало времени. А посему от него исходил жуткий запах. Мариночка зажала нос и хотела убежать, но её глаза встретились с глазами мальчика, и она задержалась. Детское сердечко облилось кровью, когда она прочитала молчаливо-кричащий взгляд этого красивого мальчика.
Позабыв про запах, девочка спросила:
— Как тебя зовут, мальчик?
— Аркаша, — запинаясь, выговорил малыш.
— А почему ты здесь лежишь и не ходишь? — наивно спросила Марина.
Мальчик робко улыбнулся и, растягивая слова, сказал:
— Раньше я чуть-чуть ходил, а когда меня бросила мама, разучился.
— И меня бросила мама, — грустно произнесла Марина. — А почему здесь с тобой по чуть-чуть не ходят? Ведь ты так совсем разучишься ходить?
— У меня от рождения одна нога короче другой, вот я и не могу ходить. Одно время пытался, когда со мной занималась мама, а когда она совсем спилась и бросила меня, совсем разучился. Могу только ползать.
— А ну-ка вставай! — вдруг произнесла настырная девочка и вытащила полуголого мальчика из кроватки.
У Марины были крепкие руки, и ей не составило большого труда вытащить лёгкого Аркашу. Мальчик застеснялся своего полуголого вида и смущённо произнёс:
— Не надо, девочка, положи меня обратно.
Но Марина не унималась, она попыталась поставить мальчугана на его слабенькие ножки, ведь не зря же она его достала из кроватки. Попытки не увенчались успехом. Мальчик буквально висел на её сильных руках, которыми она держала его под мышки. И Марина уже хотела положить Аркашу обратно в кровать, как появились мальчишки и девчонки, возвращающиеся из столовой. Увидев эту сцену, ребята вначале оторопели, а затем разразились злым и циничным смехом, присущим только детям, которые ещё не научились сдерживать свои эмоции, как взрослые. Аркаша наклонил голову и весь затрясся от беззвучного плача. Громче всех смеялся лопоухий мальчишка одного возраста с Мариной. Он тыкал пальцем в сторону полуголого Аркаши и заливисто кричал: