Теперь Пётр как заново родился. В сторону отлетела многодневная измождённость, усталость и боль. Его переполняла злость к своим мучителям. Воспалённый мозг лихорадочно заработал, ища спасительный выход из этой тюрьмы. И через некоторое время план созрел. В мастерской, где его содержали, все стены были утыканы мощными арматурными прутьями для навески тяжёлых автозапчастей и колёс. Даже над входом было несколько мощных штырей, на которые он и забрался утром, перед приходом Петра Палыча и его подельников-мордоворотов. Ночь он тренировался, чтобы план его сработал. Вся надежда была на силу в правой руке, которая, слава богу, пока не подводила.
Мощные штыри над дверями располагались весьма удачно, как по заказу. И Петру не составило большого труда закрепиться на них остатками ног и культёй левой рукой. Итак, он приготовился.
Лязгнул замок, и первым вошёл один из мучителей. Второй по каким-то причинам отсутствовал. Затем не спеша зашёл Пётр Палыч. Оба оторопели, ища глазами исчезнувшего пленника.
— А где наш квазимодо? — произнёс Пётр Палыч, поравнявшись с дверным косяком.
В этот момент капитан Дарьянов ухватил щуплого Палыча за волосяной хвост и, приподняв, начал накручивать хвост на арматурный штырь. Чтобы волосы не соскользнули с него, Пётр засунул их концы в арматурную щель, которая была пропилена как будто специально для этой цели. Пока капитан проделывал эту молниеносную операцию, Пётр Палыч орал от боли, а его помощник застыл в тупом недоумении, вместо того чтобы кинуться на выручку своему благодетелю.
Пётр заметил, что, несмотря на боль, его мучитель пытается достать что-то из кармана. Капитан догадался, что это должен быть пистолет. Так оно и было. Но Пётр опередил его. Он крепче сдавил суставом культи штырь, на котором держался, а правой рукой вырвал у своего мучителя пистолет, который в данный момент ох как облегчил Петру ситуацию. В этот момент очухался помощник и кинулся на помощь Палычу. Но было уже поздно: Пётр направил на него пистолет.
— Стоять! А не то продырявлю обоих. Мне терять нечего, кроме своих цепей. Отойди в сторону и сядь за стол. И впредь выполняй то, что я буду говорить.
Пётр аккуратно спустился и сел в стоящую рядом коляску.
— Возьми на столе чистый лист бумаги и ручку, — произнёс Петр, обращаясь к сатрапу Палыча. — Пиши:
«Я, Пётр Павлович, по фамилии такой-то, такого-то числа, за честно отработанное время в фирме “Слеза” передаю в вечное пользование капитану Петру Дарьянову инвалидную коляску и определённую сумму денег в таком-то количестве. С уважением, Пётр Палыч. Дата, подпись». Написал? Молодец. А сейчас дай Палычу ручку и пусть он подмахнёт. Что-что, а уж это он сможет.
Несмотря на ужасную боль, Палыч категорически отказался подписывать. Тогда Пётр взял его за штанину и потянул вниз со словами:
— Палыч, если не хочешь, чтобы я отдал твой скальп Чингачгуку Большому Змею, то подписывай.
Тот вновь взвыл от боли и кое-как подписал бумагу, которую держал его помощник, косясь на дуло пистолета.
— Замечательно, — произнёс Пётр, прочитав документ.
Далее он вновь обратился к помощнику:
— А теперь вытащи у Палыча бумажник и отсчитай сумму денег, указанную в документе. Только не ошибись, лишнего мне не надо, я беру столько, сколько заработал за всё время пребывания в вашем санатории. Кроме того, там завалялась тысяча баксов, которую Палыч взял у меня на хранение. Их тоже давай. И не вздумай дёргаться или удрать. Я редко промахиваюсь.
Взяв немалые деньги, которые, на свою беду, Пётр Палыч всегда таскал в своём кошельке, Пётр уже собрался покинуть честную компанию, как неожиданно в мастерскую, ничего не подозревая, ввалился второй мучитель Петра. Глянув на Палыча, он обомлел и, вытаращив глаза, выдавил:
— Палыч, ты чё, охренел? Вешаться надумал, чё ли?
— Какой же ты кретин, Вован, — еле выдавил Палыч. — Как же я могу повесить себя за волосы?
— Действительно, он же не барон Мюнхгаузен, — произнёс Пётр.
Второй помощник оглянулся на Петра и, оценив обстановку, резко вытащил пистолет. Пётр был начеку. Прогремел выстрел. Второй мордоворот схватился за простреленную ладонь и начал дико стонать, дуя на неё. А первый помощник от страха сиганул из мастерской и унёсся в неизвестном направлении. Пётр подкатился к пистолету, обронённому верзилой, и вышвырнул его за пределы мастерской.
— А ведь я предупреждал, что мне терять нечего, — произнёс Пётр и выкатился из помещения, закрыв за собой дверь на ключ, который торчал в замке. С пистолетом Пётр поступил, как и в первом случае, зашвырнув его подальше. Мастерская была на первом этаже, и ему не составило большого труда попасть на улицу.
Но не успел он проехать и нескольких метров, как ко входу подрулил автомобиль и из него вышел Эдуард Львович. Заметив Петра, он окликнул его:
— Капитан, а ну-ка рули сюда.
Пётр сжал зубы, поняв, что приключения кота Леопольда ещё не закончились.
— Куда это ты собрался спозаранку и без сопровождающих нянечек?
Пётр молча протянул лист бумаги, подписанный Петром Палычем, и тихо произнёс:
— Вот, мне вольную дали.
— Ага, — с ухмылкой произнёс хозяин фирмы, прочитав бумагу. — Где Палыч?
— В мастерской, — убитым голосом произнёс Пётр. — Он там за мной прибирает.
— Будь здесь, — произнёс Эдуард Львович и зашёл в подъезд.
Ослушаться его было смерти подобно, потому что он мог разыскать беглеца хоть в Аргентине. И Пётр терпеливо стал ожидать его, как ожидают подсудимые вердикта судьи.
По дороге в мастерскую Эдуард Львович наткнулся на пистолет, выброшенный Петром. Подняв его и немного постояв в растерянности, Эдуард Львович осторожно открыл ключом дверь в мастерскую. Зайдя в полумрак помещения, он, как и второй мордоворот, пришёл в замешательство и недоумение.
— Это что за цирк? Я тебя спрашиваю, клоун с куклой!
— Он прострелил мне ладонь, — чуть не плача произнёс второй мучитель Петра, тряся перед собой рукой, замотанной в белую тряпку, сквозь которую просачивалась кровь.
— Так. А тебя, Палыч, кто прибил к потолку?
— Квазимодо! Это всё он, скотина! Он принудил меня подписать, — кривясь от боли, произнёс Палыч еле шевелящимися губами. — Шеф, снимите меня, мне очень больно.
— Бедненькие вы мои! — качая головой, произнёс шеф. — Как же над вами, над двумя здоровыми идиотами, поиздевался и надругался этот злодей без рук, без ног.
И, не выдержав, шеф разразился громким смехом. Успокоившись, он вытер слёзы, выступившие от смеха, и заметил:
— Ну, капитан, посмешил от души. А вы заслужили это. Вам даже младенца нельзя доверить. Подумать только, я полагал, что вы его уже подготовили, а выходит, это он вас, долбоё… подготовил. Вот только к чему? По-видимому, к цирку. А чем не цирковой номер, а? Одному раздолбаю за двадцать метров попадают в ладонь из пистолета. Другого раздолбая приколачивают за волосы к потолку. Ну чем не цирк?
И шеф вновь расхохотался.
— Да, видать, достали вы его, коль даже калека возмутился. Вы хоть раз видели или слышали, чтоб я калеку ударил или бранным словом обозвал? А вы, долбаки, небось каждый день избивали его и последнюю копеечку у юродивого отнимали? Ах, бессовестные! Вот и получили на пряники от калики-воина. Ладно. Ты давай дуй к фельдшеру, Николаю Порфирьевичу, — обратился шеф к раненному в руку. — Он тебе окажет помощь. Только не вздумай соваться в поликлинику с огнестрельной раной.
Затем, когда тот выскочил из помещения мастерской, шеф повернулся к Палычу:
— Запомни, Палыч, неприлично копировать своего начальника, это некрасиво. А ты перестарался — отрастил себе длинную косу, вот тебя и намотали на штырь. Так что сам виноват. Надо бы подстричь тебя.
И маленький человек разрядил всю обойму в волосы Палыча. Тот с грохотом свалился на пол. На штыре осталась окровавленная часть скальпа.
Перешагнув через стонущего Палыча, Эдуард Львович произнёс:
— Вызову тебе «скорую». Скажешь, что попал волосами в токарный станок, такое иногда случается с нерадивыми учениками.
И, сплюнув на пол, шеф вышел на улицу.
Там его покорно ожидал капитан Дарьянов, скорбно склонив голову. Хозяин фирмы подошёл к коляске и положил ему на ноги листок, подписанный Петром Палычем.
— Возьми, ты это заслужил. На эти деньги можно приобрести приличные протезы и сделать пластическую операцию на лице, — произнёс Эдуард Львович. — Поезжай, что толку держать тебя, всё равно ускользнёшь, как змея. Твоё счастье, а моё несчастье в том, что я уважаю достойных противников, у которых хоть чему-то можно поучиться, не то что у этих безмозглых раздолбаев, лизоблюдов.
Далее он зло проговорил:
— А теперь, капитан, катись на все четыре стороны и больше никогда не становись мне поперёк дороги.
— Прощайте, Эдуард Львович, — кивнул Пётр.
— Ты ещё честь отдай, — саркастически скривился Эдуард Львович и, развернувшись, направился в своё заведение.
Перед входом он обернулся и грустно бросил вслед удаляющемуся Петру:
— Жаль, капитан, нам нужны такие люди. Всё же не стоило тебя отпускать. Чует моё сердце, что в недалёком будущем мы окажемся по разные стороны баррикад. Впрочем, я умею держать слово, а иначе продолжал бы работать инженеришкой на девяносто рублей в месяц.
А Пётр медленно катился по широкому тротуару, чувствуя себя заново рождённым. Уже в который раз.
Глава 19
Благодаря бескорыстной помощи многочисленных прохожих Пётр в этот же день был на вещевом рынке, куда его совсем недавно принудительно привозили его мучители. Пётр изъездил рынок вдоль и поперёк, но своей Мариночки под псевдонимом Миша так и не обнаружил. Отчаявшись, он вспомнил, что один из его мучителей называл какую-то женщину по кличке «подпольщица». Это ускорило поиски, и за немалую сумму денег он узнал её адрес у одной торговки, которая горячо просила не выдавать её. Зинки-подпольщицы на месте не оказалось, тем не менее у соседей он узнал адрес детского дома в Лианозове. У Петра ёкало сердце от ожидания скорого свидания с дочерью, и его, как на крыльях, несло к приюту. Не прошло и часа, как Пётр «сошёл» с электрички на станции Лианозово. Разузнав, где находится детский дом, Пётр быстро покатился в ту сторону.