Уже через неделю Владимир Иванович получил письмо от Николая Петровича, а вместе с ним и денежный перевод на достаточно приличную сумму денег. Конечно же Владимира Ивановича коробило от мысли, что он докатился до подачки, пусть и от друга, но всё же подачки от богатого бедному. Тем не менее обстоятельства были таковыми, что посещаемость театров снизилась, а вместе с ней катастрофически снизилась и зарплата, которую выдавали не каждый месяц и на которую кое-как можно было протянуть месяц, потому что цены росли как на дрожжах. Эту сложную ситуацию испытал почти каждый гражданин России в то смутное время. Так что ежемесячные финансовые вливания в бюджет Владимира Ивановича со стороны его друга были как нельзя кстати. Но и Владимир Иванович не сидел сложа руки. Он не чурался никакой работы. Выступал везде, где только можно. Много ездил. Пел оперные арии в крупных городах и в небольших посёлках — одним словом, везде, где платили хоть какие-нибудь деньги. Так поступали все его друзья-артисты, разъезжая по большой стране, чтобы хоть как-то оставаться на плаву и кормить свои семьи.
Одна из поездок привела его в славный город Воронеж. Там Владимиру Ивановичу и его товарищам довелось петь в… Доме офицеров, поскольку на аренду большого зала городского драмтеатра банально не хватило средств. Народу собралось полный зал, и артистам пришлось исполнять сборную солянку — попурри из любимых в народе оперетт, опер и простых песен. Владимир Иванович исполнил несколько арий из опер и по окончании пошёл за кулисы разыскивать пропавшую трость, с которой он не расставался никогда и которая служила ему сценическим атрибутом в некоторых ариях. Костеря на чём свет администрацию Дома офицеров, Владимир Иванович своим грозным видом и громогласным басом перепугал половину служителей сей обители. Наконец ему всё же удалось найти человека, который то ли от испуга, то ли по другой причине указал место, где можно было найти его неразлучную палку.
— Веди меня туда! — грозно прорычал оперный певец, ухватив за рукав незадачливого чиновника. — Ишь, вздумали воровать! У кого? У знаменитости русской оперы! Сейчас я ему задам — мало не покажется.
Он отпустил маленького человека только тогда, когда тот довёл его до мастерской. И, не стучась в дверь, оперный певец ввалился в помещение.
— Где моя трость?! Мне указали на вас, — угрожающе прогремел он, обращаясь к сидящему за столом человеку, который мастерил какую-то поделку. — Это мерзко — красть чужие вещи! Немедленно верните, иначе я выпущу вам кишки, милейший! — разошёлся в общем-то всегда выдержанный и уравновешенный человек, которого, как и многих уже, достали неустроенность и беготня по клубам и театрикам среднего пошиба в поисках хлеба насущного.
Мастер отложил в сторону свою работу и, распрямившись в кресле, глянул на перекошенное лицо грозного дяди.
— Вы, наверное, пират, сбежавший с бандитского судна, выпускающий всем подряд кишки, — ни чуточку не смутившись, произнёс человек, сидящий за столом. — Предлагаю вам устроиться в наш театральный кружок на роль злого Карабаса Барабаса, а лучше Бармалея. Вот уж детям понравится! А вообще-то надо вести себя повежливее — всё ж в культурном помещении. Пусть не в храме искусства, но всё же.
— Слушай, ты! Бармалей! — подойдя вплотную, произнёс доведённый Владимир Иванович, на которого в этот день что-то нашло и он стал кидаться на людей. — Я не шучу. Или ты прямо сейчас возвращаешь мне украденную трость, или я вышвырну тебя с этого места. Козёл! — и Владимир Иванович левой рукой ухватил мастера за шиворот рубашки.
Реакция мастера была мгновенной. Он правой рукой ухватил руку Владимира Ивановича у запястья и, крепко зажав, резко наклонил её в сторону. Да так, что тот застонал от дикой боли. Не обращая внимания на боль, Владимир Иванович перешёл в атаку, чтобы отомстить обидчику. Теперь уже было не до бесед. Ухватив двумя руками мастера за грудки, оперный певец резко поднял того вверх и отшвырнул в сторону, при этом зло приговаривая:
— Я покажу тебе, ворюга, как сидеть и оскорблять заслуженных людей. Ишь ты, ему встать даже невдомёк.
Мастер в этот раз ничего не смог противопоставить силе нападавшего и, выдернутый с места, пролетел половину комнаты, больно ударившись о косяк двери. Лёжа на полу, он застонал, вытирая правой рукой разбитые в кровь губы. На полу лежал человек без обеих ног. На левой руке отсутствовала кисть.
Владимир Иванович в ужасе закрыл лицо руками и тихо проговорил:
— Боже, что я натворил!
Спесь как ветром сдуло. Владимир Иванович подскочил к мастеру и, схватив его в охапку, донёс до старого диванчика, где бережно уложил.
— Простите меня! Пожалуйста, простите! Я не знал… я не думал, — заикаясь, бормотал Владимир Иванович, не зная, как загладить свою вину. — Чёрт попутал. На меня что-то нашло сегодня. Простите меня. Чем я могу помочь вам?
— Только одним — подкатите сюда мою инвалидную коляску.
— А, да-да, конечно.
И Владимир Иванович быстро подкатил инвалидную коляску к диванчику. Мастер не без труда перебрался на неё, а затем перекатился обратно за свой верстак. Отряхнув пыль с брюк и рубашки, он сухо произнёс:
— Ладно, проехали, с кем не бывает.
Затем он протянул руку Владимиру Ивановичу:
— Пётр. Работаю здесь на производстве протезов для инвалидов-афганцев, ну и реставрирую сценический реквизит.
— Владимир Иванович, — пожав Петру руку, произнёс оперный певец. — Пётр, вы меня простите?
— Оба хороши. Вон и у вас запястье посинело. Приложите лёд.
— Да чёрт с ним, с запястьем. Ты-то как, не расшибся? Вон губа как распухла.
— До свадьбы заживёт, — улыбаясь, произнёс Пётр, прижимая платок к разбитой губе. — А трость я вашу не крал. Я её случайно нашёл. Сразу хотел отдать. Сказал ребятам, чтобы разыскали, кто потерял. А потом заинтересовался уникальной резьбой по дереву, ну и решил немного придержать у себя, чтобы перенять рисунок. Я ведь с детства увлекаюсь резьбой.
И Пётр обвёл рукой стены мастерской. Действительно — у стен стояли многочисленные стеллажи и полки, на которых располагались всевозможные поделки. Как ни странно, на полках красовались большей частью детские поделки. Это были весёлые Петрушки, куклы и прочие герои детских и взрослых спектаклей.
— У нас тут небольшой кукольный театр. Надо же чем-то и детей радовать.
На полках также можно было увидеть вещи, далёкие от сказочных персонажей, располагающие к пристальному вниманию, как неоспоримые произведения искусства. Так, на самом видном месте, на самой большой полке находилась вырезанная из дерева фигурка красивой девушки в греческой тунике. На плече у неё располагался кувшин для воды, который она грациозно придерживала руками. И она не шла, а как будто летела, легко отталкиваясь ногами от земли.
— Неужели это вы? — открыв рот, ахнул Владимир Иванович, искренне очарованный столь блистательной работой мастера. — Но как это можно сотворить, если у вас нет… Впрочем, простите, это неуместный и бестактный вопрос.
— Ничего-ничего, я и не такое слышал. Всё дело не в руках, а в той огромной любви к своему делу или занятию, без которого вы жить не можете и благодаря которому вы во многом существуете как человек. Что касается красотки с кувшином, то должен вас разочаровать — это не моя работа.
— Чья же?
— Да в жизнь не поверите — одного пьяницы-забулдыги. Месяца два назад привели его родственники ко мне, чтобы ему на ногу сообразить хоть какой-нибудь протез. А он наотрез от всего отказывается и говорит, что всё равно пропьёт эти деньги. Ну, родственники махнули на него рукой и в сердцах ушли, бросив его у меня. Этот инвалид зря время не терял и всё рассматривал мои поделки. А потом и заявил: «Я всю жизнь мечтал вырезать из дерева красивую женщину».
Ну, я ему и говорю:
— Так в чём же проблема — приходи сюда в мастерскую и вырезай. И что вы думаете? Утром следующего дня он был уже как штык. И уже через полмесяца девица была готова. Он даже бросил пить — вот что значит, когда у человека появляется цель.
— Ну, а сейчас как, он снова запил?
— Нет! Сейчас он замахнулся на богиню победы. Начал вырезать «Нику».
После некоторой паузы Владимир Иванович произнёс:
— Знаете что, уважаемый мастер, а возьмите-ка от меня в подарок мою трость, если вы, конечно, заинтересовались ею. Полагаю, что она повысит ваш творческий настрой.
И, взяв со стола свою трость, Владимир Иванович протянул её Петру.
— А как же вы? Эта вещь дорога для вас, к тому же она нужна для спектаклей.
— Ничего, обойдусь. Найду другую, попроще, зато я буду всегда помнить, что эта вещь находится в достойных руках и нужном месте.
— Ну что ж, спасибо. Конечно же я найду ей подобающее место в своём небольшом музее.
— Вот и замечательно. Знаете что? Сегодня я весь день занят, а завтра, если вы, конечно, не против, хотел бы продолжить беседу со столь замечательным мастером и человеком.
— Пожалуйста, приходите в любое время, я всегда рад всем, кто приходит с миром.
— Простите ещё раз за произошедший инцидент, — с извинением произнёс Владимир Иванович, потирая ноющую руку.
— Ничего. Чего только не случается между мужиками, — произнёс Пётр, прикладывая платок к разбитой губе.
Оба рассмеялись.
К вечеру следующего дня Владимир Иванович вновь появился на пороге всё той же мастерской городского Дома офицеров, но уже с другим настроением.
— Пламенный привет труженикам театрального тыла! — улыбаясь во весь рот, дружелюбно произнёс оперный певец.
В руках Владимир Иванович держал бутылку коньяка и небольшой свёрток, по-видимому, с закуской.
— Заходите, заходите, уважаемый, рад вас видеть снова, — не без иронии произнёс Пётр. — Должен вас обрадовать. Ваша трость заняла достойное место среди поделок, а рисунок резьбы я, с вашего позволения, перенёс на другие поделки.
— Только рад, только рад за вас, Пётр…
— Николаевич.
— Так вот, Пётр Николаевич, завтра наша труппа уезжает из вашего замечательного города «бомбить» след