й. В сущности, всякое искреннее творчество — это движение к Богу. Сократ же говорил, что ребенок, рождаясь, знает все, а затем всю последующую жизнь открывает в себе эти знания».
«В прорыв идут штрафные батальоны!»
…Еще в конце 70-х Володарский принес Ермашу, который тогда возглавлял Госкино, заявку на фильм о штрафном батальоне. Филипп Тимофеевич послал его очень далеко и сказал, что он сошел с ума, допился до ручки, если не осознает, что и как, где, в какой стране живет. На этом разговор закончился. Но точку в этой истории Володарский не ставил.
Считает враг, морально мы слабы:
За ним и лес, и города сожжены.
Вы лучше лес рубите на гробы —
В прорыв идут штрафные батальоны!
С последним аккордом Высоцкий опустил ладонь на струны и посмотрел на друга. Володарский не удержался, врезал кулаком по столу: «Здорово! Нет, правда, Володька, здорово! «В прорыв идут штрафные батальоны!» Откуда знаешь?.. Сегодня же про штрафников ни слова, ни полслова, все как в рот воды набрали… Давно написал? Что-то я не слышал от тебя раньше…»
— Да нет, песня совсем новая. А «откуда»? — усмехнулся Высоцкий. — Так от фронтовиков, конечно. Только слушать их надо уметь, разговорить как-нибудь… Всем рты-то не заткнешь… Вот, кстати, еще одна — из того же цикла, что ли… — Высоцкий вновь потянулся к гитаре:
Все срока уже закончены,
А у лагерных ворот,
Что крест-накрест заколочены, —
Надпись: «Все ушли фронт».
За грехи за наши нас простят —
Ведь у нас такой народ:
Если Родина в опасности —
Значит, всем идти на фронт.
Друзья сидели в маленькой комнатке на 1-й Мещанской, где жил тогда Володя. Мама Нина Максимовна — на работе, жена Люся — неведомо где, кажется, к своим родным поехала. В театре сегодня Высоцкий не занят, сессионный марафон «вечного студента» Володарского уже завершен, вот и образовался такой задушевный вечерок.
Говорили обо всем на свете. Высоцкий — все больше о своей Таганке, о недавней премьере «Антимиров» и гениальном фантазере Юрии Петровиче Любимове. Потом вдруг принялся выпытывать у Эдика о Севере, тамошних нравах. Ну, а Володарского этим только зацепи. И он рассказывал, рассказывал. Иногда привирал или просто заносило, и он давал волю фантазии. Но в основном говорил о том, что сам видел, о чем точно знал, что слышал от верных людей.
— Вот, Вовка, у тебя классные строки, — и Эдик наизусть процитировал:
Там год за три, если Бог хранит,
Как и в лагере — зачет.
Нынче мы на равных с ВОХРами,
Нынче всем идти на фронт!..
И, приняв очередной стопарик, продолжил:
— Знаешь, как было? Зэков, и «политиков», и уголовных, выстраивали на плацу и говорили: «Кто хочет защищать Родину?».
И они шли и защищали, и погибали десятками тысяч, потому что как раз их наши генералы беречь не собирались. И воевали они, считай, почти голыми руками. Там, на Севере, я встречал этих уцелевших после войны мужиков. Искалеченные, озлобленные, сильно пьющие, люто ненавидящие советскую власть, но все-таки не оскотинившиеся, сохранившие в себе человеков…
Помолчали.
— Слушай, а вот ты знаешь, когда обычно зэки из зоны бегут? — неожиданно спросил Эдик.
— Весной, — не колеблясь, ответил Высоцкий.
— Верно. Откуда знаешь?
— Оттуда, — усмехнулся Владимир.
— Вот и я оттуда, — Володарский разлил по стопкам ледяную водку. — Давай-ка. Рядом с нашей буровой был большой лагерь. Именно по весне зэки чаще всего убегали. Ночью взвывала сирена, захлебывались лаем псы, грохотали выстрелы.
— И куда же им там было бежать? — заинтересовался Высоцкий.
— В основном в тундру, — В этом вопросе Володарский чувствовал себя уверенно. — Кормились морошкой, клюквой. В общем, бродили несколько дней, а то и недель.
— Многих ловили? — допытывался Высоцкий, легонько трогая струны гитары.
— Да практически всех. А некоторые сами возвращались. Опера их допрашивали, естественно: «Зачем бежал, дурак? Теперь ведь срок накинут». И все они, как попки, твердили: «Хоть день, да мой, гражданин начальник…»
Владимир посмотрел на собеседника и снова с гитарой наперевес:
А на вторые сутки
На след напали, суки, —
Как псы, на след напали и нашли, —
И завязали, суки,
И ноги, и руки, —
Как падаль, по грязи поволокли.
Я понял: мне не видеть больше сны!
Совсем меня забрали из Весны.
Володарский засмеялся:
— В точку! Что-то я ее раньше от тебя не слышал…
— Да это песня давнишняя, я ее сейчас почти не пою, даже слова иной раз забываю, — махнул рукой Владимир…
«Высоцкий в моей жизни значил очень много, — вспоминал Володарский. — Я именно для него сочинял главную роль Александра Лазарева в фильме «Проверка на дорогах». Так хорошо все начиналось…»
Дебютирующий на «Ленфильме» режиссер Алексей Герман предложил Эдуарду написать сценарий по повести своего отца Юрия Германа «Операция «С Новым годом!». Володарский согласился. Приехал в Питер, подписал договор, получил аванс, который, недолго думая, сразу прогудел. Только в Москве прочитал повесть Германа-старшего и ужаснулся: какие-то чекисты, шпионы, зондеркоманды… При встрече с режиссером честно сказал: говно полное.
Алексей Юрьевич (надо отдать ему должное) не отрицал: «Да, действительно, повесть плохая. Но я должен это сделать. Давай переписывать заново». Этот энтузиазм вдохновил Володарского: «За месяц я написал сценарий, в котором от повести его папы ничего не осталось. Ни одного диалога, ни одной сцены…»
Но уговоры сценариста снять в роли Лазарева Владимира Высоцкого на Германа не действовали, он всячески отнекивался: дескать, он такой непредсказуемый, а я режиссер начинающий, он может меня погубить, задавить… И потом он — человек пьющий, а значит, ненадежный, способен сорвать процесс. «Герман выбрал Владимира Заманского, — сожалел Володарский, — самого спокойного из всех претендентов».
— На «Ленфильме» картину приняли на ура, — вспоминал драматург. — После публичного просмотра с обсуждением в каком-то доме культуры знаменитый партизан, дважды Герой Советского Союза Сабуров горячо поздравлял создателей фильма, обнимал, целовал, плакал: «Вы же не воевали, ребята, а как вы такой фильм сняли?!»
Но когда «Проверку» посмотрел большой киноначальник Павленок, началось «хождение по мукам». Он позвонил первому секретарю Ленинградского обкома партии Толстикову, настропалил, пообещав кары небесные для всей студии. Потом вмешался еще и секретарь ЦК КПСС тов. Демичев, и с его подачи все стали говорить, что фильм — чистая антисоветчина, оправдывающая власовцев. Дело довершил Михаил Андреевич Суслов, который просто прихлопнул картину. На целых 15 лет.
Так и Высоцкий не состоялся в «Проверках на дорогах», и от Германа надолго уплыл дебют. А Володарский потом подшучивал над режиссером: «Вот послушался бы меня, взял бы Высоцкого, все было бы в полном порядке…», сам, конечно, не веря в свои слова.
Тандему Володарский — Высоцкий фатально не везло с молодыми ленинградскими режиссерами. Игорь Шешуков обеими руками ухватился за сценарий Володарского «Вторая попытка Виктора Крохина». Когда дошло дело до распределения ролей, Эдуард подсказал: бери на роль Степана, инвалида-фронтовика, Володю Высоцкого. Кинопробы прошли блестяще, именно таких обожженных войной инвалидов воочию видели и Владимир, и Эдик в подмосковных электричках, на вокзалах после войны. Но контакта, по мнению Эдуарда Яковлевича, у режиссера с актером, к сожалению, не получилось. Они как-то сразу невзлюбили друг друга.
Сначала режиссер отказался от песни «Полчаса до атаки». А потом очередь дошла и до «Баллады о детстве», которая, по мнению Германа, «не вписывалась в канву будущего фильма, при этом в балладе было слишком много текста, для картины много…» Как считал режиссер, нужно было сократить как минимум три куплета, в том числе о «богатенькой тетеньке Марусе Пересветовой», о том, как «из напильников делать ножи». Быть парламентером в переговорах с Высоцким Шешуков попросил, конечно, Володарского.
Приехав в Москву, Эдуард принялся уговаривать Володю, что-то мямля: «Володя, понимаешь, надо…» Тот отрезал: «Нет, ни строчки… Ни буквы. Вынимайте тогда всю песню… Я так ее написал… И все!». У Высоцкого было фантастическое уважение к тому, что написано, знал Володарский, что это — рукопись, это написано так, как он, автор, видит. Это трогать нельзя, нельзя… Не устраивает — и не надо!
А сам мэтр Володарский своим молодым коллегам рекомендовал: никогда не боритесь за свой сценарий! Парадокс? Нет, опыт подсказывал: не «пошел» один сценарий, пишите другой. Иначе драматург просто дисквалифицируется. Потому что вместо того, чтобы генерировать и реализовывать на бумаге новые идеи, будете еще год, два, три носить на студии один и тот же сценарий. Получив отказ, начинаете всем надоедать и, чувствуя это, рискуете превратиться в ущербную личность и духовного калеку, а такой человек мало способен к дальнейшему творчеству…
Весьма спорный вопрос, как показало время. «Виктора Крохина» мало кто помнит, а кинопробу с Высоцким-Степаном показывают по ТВ, включают в фильмы-исследования. Не говоря уже о «Балладе о детстве»…
Заядлый курильщик, Володарский долгое время коллекционировал трубки. Собрал свыше сотни. Только в начале нового века курить бросил. Когда ему, президенту Гильдии сценаристов России, шутя предложили учредить именную премию для молодых кинодраматургов — «Трубка Володарского», Эдуард Яковлевич ухмылялся в усы: «Молодым и талантливым сценаристам лучше помогать деньгами. Чтобы не зарывали свой талант в телевизионной поденщине». Вот тут он знал, о чем говорил.
Звездным часом и для Высоцкого, и для Марины Влади, и для Володарского, и, в конце концов, для режиссера Алексея Салтыкова могла стать двухсерийная историческая эпопея «Емельян Пугачев». Эдуард с наслаждением работал над сценарием, перелопатив массу исторической литературы. Без устали стрекотала пишущая машинка, и перед глазами сценариста стояли Высоцкий в роли донского атамана и Марина в образе Екатерины II.