— Нет! — выкрикиваю в громком протесте, как только до меня доходит куда именно мы направляемся. — Ты не можешь сделать этого! — колочу кулаками по мужской груди, извиваясь изо всех сил. — Даже не думай!
Ответом мне служит тихий щелчок и открывшийся багажник. А ещё:
— Я же уже сказал, тебе, Софи. Могу. И заставлю.
И это всё, чего я удостаиваюсь, прежде чем оказываюсь насильно уложена в задней части мустанга, а через секунду дверца над моей головой шумно захлопывается, оставляя в кромешном мраке.
Вот же… Мрак!
Последние года моего жалкого существования не отличаются ничем особо хорошим. Будто беспроглядная пелена безысходности, в которой я только и делаю, что тону и вязну. И нет никакого просвета. Даже сейчас, когда, наконец, я получаю ту самую возможность рассчитывать на “свет в конце тоннеля”, легче не становится. Не факт, что операция и последующая за этим реабилитация действительно помогут моей матери. Хотя шансы и велики. Если верить прогнозам докторов. Вот только так бывает, что они ошибаются. И я прекрасно осознаю это. А та цена, которую приходится платить… Мне должно быть всё равно. Цель оправдывает средства! Никто и ничто не может быть важнее жизни единственно родного и близкого в этом мире! Тем более, чьё-то мнение… По большей части так и есть — иначе бы не стала заключать сделку с Айзеком Чейзом. По крайней мере, я стараюсь убеждать себя в этом снова и снова. Каждую долбанную секунду своего существования! Хотя последнее получается откровенно плохо. А может, я просто устала. Или почти сломалась…
Как ещё объяснить стекающие по моему лицу слёзы?!
Я закрываю глаза, стараясь всхлипывать как можно тише, желательно — совсем беззвучно. Сомневаюсь, что меня кто-нибудь услышит, однако даже саму себя слушать противно. Зажмуриваюсь в жалкой попытке побороть эту слабость, но то совершенно не помогает. Обжигающие кожу влажные дорожки скатываются снова и снова, с завидным постоянством.
Но и это не самое худшее, что со мной сегодня происходит…
О, нет!
Ведь хозяин закрытого клуба умеет удивлять.
Я слышу звук заработавшего двигателя. Но автомобиль так никуда и не двигается. Более того, сначала я слышу громкий хлопок дверью, предположительно с водительской стороны, за ним — тихий щелчок где-то совсем рядом, а после окутавшая меня темнота рассеивается.
Мужчина ничего не говорит. Его лицо — абсолютно непроницаемое. Ни капли раскаяния или чувства вины за свершённый поступок. Хотя я всё же улавливаю в лазурном взоре толику сочувствия. Правда, эмоция слишком мимолётна, чтобы убедиться в том, не показалось ли мне на самом деле.
Или я просто хочу так думать? Хочу верить, что ему не безразлично? Тогда, быть может у меня появился бы шанс… На что? А чёрт его знает!
Лишь бы не так… Как сейчас.
Закери подхватывает под руки и возвращает вертикальное положение ещё до того, как я соображаю, что надо бы утереть чёртовы слёзы. Он делает это быстрее. Осторожно проводит по моим скулам сгибом двух пальцев, по-прежнему сохраняя молчание. Слишком давящее и мрачное, чтобы я могла его выдержать. А может, дело вовсе и не в относительной тишине между нами. Слишком уж жест… нежный? Заботливый. Оберегающий.
Зачем беспокоиться обо мне тому, кто ещё минуту назад бесцеремонно запихнул в багажник, лишь бы я только заткнулась и не бесила?!
Не понимаю…
Уже совсем ничего!
То и озвучиваю вслух. Точнее, пытаюсь.
— И всё равно, я… — открываю рот, но так и не договариваю.
Райт прижимает к моим губам указательным палец, призывая к молчанию. Непреклонность в его глазах демонстрирует то же самое. И даже скользнувшая к моему затылку мужская ладонь, слегка сдавливая, будто бы предупреждает о том, что самым благоразумным будет согласие. И только мой разум вопит об обратном. А вот тело…
Да, я подчиняюсь.
Не очень-то хочется вернуться обратно в багажник.
— Ты больше не будешь пререкаться со мной и грубить мне. Ты будешь хорошей послушной девочкой, и тогда, чуть позже, когда я успокоюсь, мы с тобой поговорим. Не сейчас, Софи.
И всё это таким приторно-понимающим убийственно умиротворяющим тоном, что даже стыдно становится за несостоявшуюся попытку возражения!
Что сказать…
Шах и мат тебе, Агилар!
Этот мужчина умеет быть убедительным.
Тяжёлый выдох срывается с моих уст сам собой, когда я усаживаюсь на пассажирское сиденье, больше ни разу не взглянув на Закери. Не смотрю и тогда, когда мустанг выезжает с территории особняка Айзека Чейза. И продолжаю игнорировать его присутствие весь дальнейший путь вплоть до самого клуба. Он же сам просил молчать. Вот и молчу. А ещё судорожно соображаю что бы такого мог бы сказать мне Райт. Но не говорит.
Не спешит просвящать меня мужчина и в тот момент, когда мы заходим внутрь принадлежащего ему здания. И пока пересекаем полупустой зал, направляясь в его кабинет. Он больше не прикасается ко мне. Да и вообще в мою сторону не смотрит, также как и я, по большей части пребывая в своих мыслях, нежели в реальности.
Ничего особо не меняется и тогда, когда мы оказываемся вновь наедине, в его кабинете. Очередной молчаливый жест с его стороны приглашает меня расположиться в кресле для посетителей. Не спорю с ним и в этом. Наивно надеюсь, что если буду вести себя предельно адекватно, то вся эта ситуация, наконец, подойдёт к логическому завершению. Впрочем, черепаха до луны доберётся быстрее, нежели это настанет, если судить по тому, как спешит приступать к столь долгожданному мною разговору мужчина.
Блондин открывает бутылку арманьяка и наполняет для себя стакан. Какое-то время самым тупейшим образом просто смотрит на него, будто бы игра света в гранях стекла — это самое важное, что сейчас может быть в его жизни.
Уж точно не я.
Вот тут я не выдерживаю.
— Ты перекупил мой долг у Чейза?
Сознание всё ещё пребывает на грани истерики, а меня всю так и вовсе начинает трясти, так что приходится прилагать немало усилий, чтобы собственный голос звучал мягче, спокойнее, размереннее.
Новый скандал ни к чему.
— Нет, — коротко бросает Райт, усаживаясь в кресле напротив. — Деньги, поступившие на твой счёт изначально принадлежат мне, — дополняет, не спеша делиться подробностями.
И, судя по тому, как мужчина вновь сосредотачивается на стакане с алкоголем в своих руках, объясняться дальше он и не намерен. Несмотря на своё обещание.
Что ж… выводы не так уж и сложны!
— Ты знал, — вроде бы и утверждение, но в то же время вопрос с моей стороны.
Какая-то отчаянно глупая часть меня безудержно желает, чтобы ответ был любым, но только не положительным. И напрочь отрицает самое очевидное. То, что Закери уже озвучивал. Ведь он же в курсе даже о том, что я ем на завтрак… Как тогда мог не знать?! Последняя мысль настолько веет презабавной обречённостью и безысходностью, что я невольно усмехаюсь самой себе.
Но тогда… Почему?! Почему он не сделал этого раньше? Почему просто не сказал мне о том, что согласен дать деньги? Почему он вообще в курсе всей моей жизни? И ещё тысячи “почему” в моей голове…
Спустя целую минуту к ним прибавляется тот факт, что денежные средства поступили в течении минуты после разговора с Чейзом. Если бы я не была такой идиоткой, думающей только о том, в какой безвыходной ситуации оказалась, ещё тогда бы поразмыслила об этом. Ведь, судя по интервалу между разговором с Айзеком и пополнением моего счёта, на тот момент Закери ничего не мог знать об этом в любом случае.
Не в “отложенных же платежах”, который одной кнопкой активировать можно, у них был этот треклятый перевод?!
А ещё…
“- Что, если девчонке просто нужны твои деньги?
— Значит, я ошибся в ней.”
Теперь эти слова обретают для меня ещё один смысл.
А всё потому, что…
— Ты знал. Ты всё знал с самого начала. И хотел, чтобы я сама тебе об этом сказала, — заключаю уже вслух.
На этот раз тишина между нами длится не столь уж и долго. Мужчина плавно переводит взгляд от стекла ко мне. Настолько тяжелый и пронзительный, что у меня буквально всю душу выворачивает в одно мгновение. Слишком много всего я там вижу. Того самого, что не желала видеть никогда.
Осуждение.
Обвинение.
Подтверждение моим самым худшим предположениям.
Сожаление.
Разочарование.
Последнее — особо противно и мерзко. Оно наполняет мои вены ядовитой виной, отравляет рассудок, заставляет сердце стучать медленнее, и… убивает мою душу. По кусочкам. Мучительно медленно. Невообразимо болезненно. Так, что я навсегда запомню каково это — быть мёртвой, даже если дышишь. И буду безмерно счастлива умереть по-настоящему.
— Но ты не сказала, — вкрадчиво произносит Закери, так и продолжая неотрывно смотреть в мои глаза. — А ещё решила банально сбежать. Почему Софи?
Снова пресловутое “почему”…
Да если бы я знала!
Самой для себя определить не могу.
— Потому что я эгоистка? — вношу предположение, вновь и вновь вспоминая слова Маркуса. — Потому что мне срочно нужны были деньги. Немалые, — сердце сжимается, будто в капкане. — Не важно каким способом. А Айзек Чейз был самым лёгким способом их получения? Потому что я…
Не хотела видеть это презрение в твоих глазах!
— Потому что я Дрянь, — заканчиваю уже жалким полушёпотом.
Кабинет хозяина закрытого клуба вновь утопает в отягощающем молчании. Только моё сердце колотится в груди, будто сумасшедшее. Кажется, ещё чуть-чуть и проломит грудную клетку — с такой силой бьётся. Но нет. Конечно же, это всего лишь мои очередные надуманные иллюзии, которые разрушает тихое, но властное:
— Пей, Софи, — стакан с алкоголем отправлен через столешницу ближе ко мне.
Не сказать, что это действительно хороший выход, но подношение я безропотно принимаю. Итальянская виноградная водка с древесными нотами обжигает горло, а внутри меня разливается тепло, утихомиривая дрожь в руках. На секунду становится, и правда, легче. Но потом… вспоминаю, что это нисколько не поможет разрешить проблему с насущным. А неизвестность совсем скоро банально доканает.