В глазах цвета тёмный ультрамарин столько скрытой ярости плещется, что я невольно содрогаюсь, как только их обладатель оказывается рядом. Он ни слова не произносит, меня и вовсе не замечая — прожигает свою супругу обещающим-скорую-расправу взглядом, то и дело сжимая и разжимая кулаки. А вот девушка самым невозмутимым образом игнорирует «пришествие».
— И ещё, — улыбается жизнерадостно шатенка, поставив на стол небольшую коробочку, которую достаёт из кармана своего жакета. — Это было в твоём пальто. Я забыла сразу отдать. Извини.
Она поднимается на ноги и дарит мне на прощание тёплую дружескую улыбку, уже после этого сосредоточившись на Маркусе.
— Если будешь постоянно хмуриться, морщинки появятся, — улыбается ему, потянувшись навстречу, ласково проводя кончиками пальцев по его щеке.
То ли у меня воображение слишком разыгрывается, то ли реально брюнет тихонько рычит в ответ подобно зверю, довольно грубо хватая девушку за локоть. Он говорит ей что-то ещё, но я не слышу, потому что шёпот на ухо почти неуловим. А вскоре они и вовсе уходят, оставив меня в одиночестве.
В коробочке, ожидаемо, треклятый кулон… Стоит дотронуться до капельки с сотнями граней, как по пальцам будто ток пропускают.
Могу ли я оставить себе эту ювелирную безделушку?
Она ведь, по сути, и не моя вовсе.
Способна ли я соперничать с Николь?
Вряд ли…
Вот и Эмбер Марч не смогла.
Скорее всего Зои — права, и мне не стоит безоговорочно верить миссис Райт, но отчего-то кажется, будто бы какая-то доля истины в сказанном ею всё же существует. А вдруг Эмбер действительно покончила с собой потому, что оказалась на моём месте? Может быть, всё было не точь-в-точь, конечно, с учётом сказанного когда-то самим Закери, но всё же… что-то в этом, да есть.
Шум захлопнутой крышки бархатного футляра отражается в подсознании громогласным набатом. Словно не украшение с глаз долой убираю. Закрываю своеобразную дверь в своё прошлое. То самое, что связано с украшением.
И просто ем.
Правда, хватает меня ненадолго.
К горлу подкатывает приступ тошноты, и я едва успеваю добежать до уборной, где последующие полчаса обнимаюсь с фаянсом, растянувшись на грязном полу. Так плохо, что собственное положение совершенно не волнует.
Прежде меня ещё ни разу не выворачивало. До холодного пота, до судорожных спазмов в желудке и чёрных точек перед глазами.
Вот же…
Но и это не самое паршивое обстоятельство!
Подлое подсознание услужливо припоминает количество дней, которое я пропустила при приёме противозачаточных. Чуть больше двух недель назад, когда события вокруг меня разворачивались подобно затягивающему в самый эпицентр урагану, как-то не до того было. А теперь… М-да.
Умница, Агилар!
Как можно быть настолько беспечной?
Идиоткой…
Хорошо, новый приступ — на этот раз самобичевания, длится не так долго, как тошнота. Я так и сижу в туалетной кабинке, тоскливо разглядывая выдраенные с дезинфицирующим раствором стены, звук входящего вынуждает отвлечься. Номер неизвестен, однако зелёный кружочек всё же нажимаю.
— Ты так и не сказала мне ничего по поводу стажировки и работы, Софи, — раздаётся на том конце связи от Зои.
Тяжело вздыхаю, по новой обводя обречённым взглядом обстановку, в которой нахожусь, припоминая возможные причину и следствие оного.
— Я буду очень рада работать с тобой, — стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно бодрее и приветливее. — Спасибо тебе за помощь.
Не до проявления гордости сейчас.
— Отлично! — восклицает в ответ девушка. — Жду тебя завтра к десяти, местоположение скину сообщением, — следует короткая пауза, а последующее звучит с явной осторожностью: — Я знаю, ты не живёшь у себя, и возвращаться туда не собираешься. Если захочешь, завтра я могла бы тебя отвезти в одно место. Я сама там жила до того, как переехала к Маркусу. Дом находится на обеспечении “AlsoppLine”, это недалеко от моей верфи. В данный момент там живёт тридцать шесть детей, они занимают второй этаж. Первый — для персонала, а третий — свободен, — снова замолкает. — Что скажешь? — дополняет немного неуверенно.
Да и я сама сразу не нахожусь со словами.
— Зачем тебе это? — выдаю вперёд мысли.
Воцарившаяся пауза длится не так уж долго.
— Я знаю, что такое остаться одной, Софи. Когда-то со мной было то же самое, — звучит с изрядной долей горечи. — А ещё мне нужны друзья, которые не папарацци! — смеётся следом собеседница, переводя всё в шутку.
Тоже улыбаюсь невольно.
— Спасибо. До завтра, — прощаюсь коротко.
Отключаюсь первой. И совсем не потому, что разговор исчерпан.
Снова тошнит.
На этот раз не столь уж и долго…
Однако выбираюсь я из уборной в общей сложности спустя целый час. И первым делом направляюсь в аптечный пункт через дорогу. После того, как приобретаю там сразу два теста, чтоб уж наверняка, я решаю немного прогуляться, прежде чем вернусь в клинику. Правда, нехитрым планам на оставшуюся часть дня сбыться не суждено. И десятка шагов вдоль тротуара не прохожу, как на пути возникает… Николь Райт.
Дизайнерское кашемировое пальто прямого кроя молочного оттенка, несмотря на форму, сидит на ней идеально. Да и сама дамочка выглядит, как и в первую нашу встречу, непоколебимо элегантно. Вот и улыбка на её губах веет грациозным очарованием. Правда, зелёные глаза заметно темнеют, в них появляется мрачность, когда она замечает недавно купленное мною в аптеке.
— Даже так, — злорадно констатирует рыжая.
Больше ничего не говорит. И я ей ответить не успеваю. Ровно, как и вообще предпринять что-либо. Лишь успеваю ощутить чьё-то близкое присутствие за моей спиной, прежде чем будто комар в шею кусает.
Мир перед глазами стремительно меркнет, и я банально отключаюсь…
Глава 24
Тьма планомерно отпускает сознание, и я могу открыть глаза, невольно поморщившись от тупой жгучей боли в затылке. Лёгкие наполняет винный запах. Помимо него в воздухе витает ещё что-то, с миндальным привкусом, но разобрать что за аромат никак не удаётся. Да я особо и не акцентирую на этом внимания. И без того, есть на что посмотреть.
Широкий зал закрытого клуба, окутанный полумраком, сегодня непривычно пуст. Вокруг царит просто убийственная тишина. Стеклянные полки в барной зоне все до одной разбиты. Осколки валяются повсюду. Мебель в приватных лаунжах перевёрнута и раскидана, будто кто-то крушил всё подряд.
А мне жутко холодно. И сыро.
— Какого…? — ворчу себе под нос, попытавшись приподняться.
Последнее получается откровенно плохо. И не только потому, что собственное тело плохо подчиняется, пребывая в странном онемении.
На подиуме, где когда-то выступала Ханна, установлена ванна.
Определённо самая неправильная ванна из всех, что только бывают!
Помимо того, что чугунная хреновина зачем-то наполнена розовым игристым вином почти до самых краёв, к плоскому дну неимоверным образом приспособлены трапы, а к ним — оковы. Как бы безумно то ни звучало, они-то меня и держат. Не удаётся ни руками, ни ногами толком пошевелить.
Да что вообще происходит?!
Как злая насмешка судьбы, в неведении я пребываю недолго…
Перестук каблуков разносится среди стен заведения подобно многогранному эхо. Проходит секунд десять, а следом появляется и Николь. В одной её руке открытая бутылка всё того же розового игристого напитка, что окружает меня, а в другой — лист бумаги. Текста не вижу, а вот рыжая рассматривает его, изучая с предельной концентрацией.
— Вот видишь, что ты натворила? — бросает с брезгливой ухмылкой, даже ни разу не взглянув мою сторону. — Да-да, это всё ты, Софи, — выплёвывает моё имя, как самый настоящий яд. — Ты во всём виновата.
Она приближается совсем неспешно. Усаживается на бортик ванны и проводит пальчиками сначала чугунной поверхности, затем погружает кончики ногтей в вылитое туда вино, а после и вовсе ведёт незримую линию вдоль замка моей куртки, постепенно приближаясь к моему горлу, в то время как я сама стараюсь дышать ровнее и не поддаваться одолевающей рассудок панике.
Да эта стерва — двинутая на всю голову!
И совсем нетрудно себе представить дальнейшее…
— Тебе удобно? — спрашивает до того ласковым тоном, что у меня внутри всё леденеет в считанное мгновение. — Это только поначалу немного непривычно, руки затекают из-за того, что сварка рассчитана на меньший рост, но потом привыкаешь, приспосабливаешься, — дополняет добродушно. — Знаешь сколько ночей я провела вот так же? — интересуется, но ответа явно не ждёт. — Сотни длинных ночей, Софи. Таких тёмных, что тебе и не снилось никогда… — протягивает уже шёпотом, склонившись ниже.
Я дёргаюсь, отворачиваясь и стараюсь максимально отодвинуться, когда она прижимается к моей щеке… в поцелуе. Но избавиться от контакта чужих губ не удаётся. Эта сумасшедшая отбрасывает бутылку в сторону и освободившейся рукой крепко прижимает к себе мою голову, одаривая ещё одним поцелуем.
Вот теперь мне действительно страшно…
— Ты такая красивая, Софи, — шепчет тихо Николь, так и не отстраняясь. — Когда я смотрю на тебя, понимаю, почему он тебя так любит. Я бы тоже могла тебя полюбить. Если бы он позволил, — вместе со словами она глубоко вдыхает, а на её губах расплывается манящая улыбка. — Но он не разрешает, — звучит почти исповедью. — А я ведь должна любить всё, что любит мой Хозяин, — резко отстраняется, внимательно вглядываясь в мои глаза, которое совершенно точно сейчас округлены от шока. — Это ты попросила его запретить мне, да?
Она, бл*дь, сейчас серьёзно?!
— Нет… — выдавливаю из себя почти беззвучно.
Ну, а вдруг поможет?!
— Хм… — хмурится рыжая, переводя внимание на бумагу, которую принесла с собой. — А это тогда что? — бросает в открытом обвинении, выставляя лист так, чтоб я могла видеть написанное.
Подробно изучить текст я не успеваю. Усваиваю лишь несколько строк, в которых содержится информация о начале бракоразводного процесса между Николь… Чейз и Закери Райтом, а также вероятность последующей передачи права опеки над Николь — Айзеку Чейзу, её старшему брату.