– Питер! – едва не заорала Бонни. – Мы с Максом не ссорились! И я рассказала тебе все, как было! – Она постаралась сдержаться. – По крайней мере, я передала то, что Макс мне говорил.
После неловкой паузы Пит Арчибальд сказал:
– Ребята, разберитесь сами, ладно? Я не хочу вмешиваться.
– Ты прав, ты абсолютно прав. – Бонни только сейчас заметила, что свободная рука у нее сжата в кулак, а сама она раскачивается на стуле. – Пит, я тебя не задержу. Но скажи, о чем еще Макс говорил?
– Да все по работе, Бонни.
– Целый час?
– Ты же знаешь своего мужа – как заведется…
А может, и не знаю, подумала Бонни. Она попрощалась с Питом и повесила трубку. Потом пошла к комнате Августина и постучалась. Он не ответил, и тогда она проскользнула внутрь и присела на край постели. Бонни думала, что Августин спит, но он повернулся и спросил:
– Что, не спится рядом с черепами?
Бонни покачала головой и заплакала.
Эди Марш старалась изо всех сил. Поначалу все шло гладко. Оценщик страховой компании ходил за ней по комнатам дома Торреса и все дотошно записывал. Многие вещи ураган изуродовал до неузнаваемости, и Эдди красочно расписывала ужасные потери, чтобы поднять сумму выплаты. Она вдохновенно поведала, что куча щепок осталась от бесценного антикварного серванта, который Тони унаследовал от прабабушки из Сан-Хуана. Постояв перед голой стеной спальни, Эди показала на торчавшие гвоздики, где некогда висели две акварели (очень дорогие подлинники) кисти легендарного Жан-Клода Жару, гаитянского художника-страдальца, которого она только что выдумала. Разбитый комод в спальне превратился в изделие ручной работы из красного дерева, отдавшее безжалостным ветрам урагана восемь кашемировых свитеров.
– Восемь свитеров? – переспросил Фред Дав, отрываясь от записей. – В Майами?
– Тончайший шотландский кашемир, представляете? Спросите у своей жены, пережила бы она такое.
Фред достал из кармана фонарик и пошел на улицу оценить структурные повреждения. Вскоре со двора послышался лай; он сопровождался выразительными ругательствами. Когда Эди прибыла на место конфликта, обе таксы уже урвали по кусочку представителя страховой компании. Эди препроводила его в дом, усадила в кресло и, закатав штанины, промыла окровавленные лодыжки водой «Эвиан» с примесью «Айвори» – моющее средство для посуды отыскалось в кухне.
– Хорошо, что они не ротвейлеры, – сказал Фред Дав, успокоенный поднесенным Эди мягким полотенцем. А та беспрестанно извинялась за собак.
– Слава богу, все прививки им сделаны, – заверила она, ничем, собственно, не подкрепив своего заявления.
Она велела Фреду не вставать с кресла и ног не опускать, чтобы остановилось кровотечение.
Откинувшись на спинку, Фред увидел на стене диплом «Продавец года».
– Впечатляет, – сказал он.
– Это было для нас большой радостью, – просияла Эди с наигранной супружеской гордостью.
– А где сейчас мистер Торрес?
– Уехал в Даллас, – ответила Эди, – на съезд торговцев трейлерами.
Фред Дав засомневался вторично:
– Несмотря на ураган? Наверное, это очень важный съезд.
– О да. Ему вручат еще одну награду.
– Вот как.
– Ему пришлось поехать. Было бы некрасиво там не появиться. Выглядело бы, что он неблагодарен или еще как.
– Наверное, да, – согласился Фред. – А когда мистер Торрес вернется в Майами?
– Даже не знаю, – деланно вздохнула Эди. – Надеюсь, скоро.
Страховой агент попытался встать с кресла, но спинка все время опрокидывалась в положение для сна. Эди наконец уселась на подставку для ног и помогла Фреду выбраться на свободу. Он пожелал еще раз осмотреть повреждения в спальне. Ради бога, сказала Эди.
Споласкивая в раковине окровавленное полотенце, она услышала, что Фред ее зовет. Эди поспешила в спальню и увидела, что оценщик стоит с фотографией в рамке – он раскопал ее в груде обломков. На снимке был изображен Тони Торрес с огромной дохлой рыбой. Пасть рыбины была с помойное ведро.
– Тони слева, – нервно хохотнула Эди.
– Солидный окунь. Где он его поймал?
– В океане. – Где же еще, подумала Эди.
– А это кто? – Страховой агент поднял с пола еще одну рамку с треснувшим стеклом и сморщившейся от воды фотографией. Цветной снимок 9 х 12 в золоченой окантовке представлял Тони Торреса, облапившего за талию невысокую, но очень грудастую латиноамериканку. У обоих глуповатые, чуть пьяные ухмылки.
– Это его сестра Мария, – выпалила Эди, чувствуя, что игра подходит к концу.
– Она в свадебном платье, – отметил Фред без тени сарказма. – А мистер Торрес в смокинге.
– Он был шафером.
– Да? Его рука у нее на ягодицах.
– Они необычно близки, – выдавила Эди, предчувствуя свое поражение. – Для брата и сестры.
Фред Дав напрягся, в голосе появились ледяные нотки:
– Нет ли у вас какого-нибудь удостоверения личности? Водительские права подойдут. Что-нибудь со свежей фотографией.
Эди промолчала, боясь сделать хуже, – и так уже наворочала дел.
– Позвольте, я угадаю, – сказал оценщик. – Все документы погибли в урагане?
Эди понурилась и подумала: неужели опять? Ну должно же хоть когда-нибудь повезти.
– Черт! – выговорила она.
– Простите?
– Я говорю – черт! В смысле – сдаюсь.
Кто бы мог подумать – это чертово свадебное фото! Тони со своей ведьмой-потаскухой, которую собрался нагреть. Щелкунчик зря свалил, тут кино в десять раз интереснее Салли Джесси.
– Кто вы такая? – Тон Фреда был жестким и официальным.
– Послушайте, что теперь будет?
– Могу абсолютно точно сказать…
В этот момент у генератора кончился бензин, и он издал несколько предсмертных всхлипов. Лампочка увяла, экран телевизора погас. В доме вдруг стало тихо, как в часовне.
Лишь с заднего двора доносилось позвякивание – таксы пытались освободиться от привязи.
Фред Дав хотел достать фонарик, но Эди перехватила его руку. Попытка не пытка, решила она, терять нечего.
– Что вы делаете? – спросил оценщик.
Эди закрыла ему рот рукой.
– Во что это обойдется? – Фред окаменел, как статуя. – Ну, во что? – Язычок Эди пробежал по костяшкам его пальцев.
– Что – во что обойдется? – прерывисто прошептал Фред. – Не вызывать полицию? Вы про это?
Эди улыбнулась – Фред это почувствовал по движению ее губ и зубов на своей руке.
– На сколько застрахован дом? – спросила она.
– А что?
– Сто двадцать тысяч? Сто тридцать?
– Сто сорок одна, – ответил Фред и подумал: у нее невероятно мягкое дыхание.
Эди подпустила в голос мурлыкающей чувственности, которой не удалось раскочегарить молодого Кеннеди в Палм-Биче.
– Сто сорок одна тысяча? Вы уверены, мистер Дав?
– Строение… да… потому что бассейн…
– Разумеется. – Эди прижалась к агенту, пожалев, что на ней лифчик, но сознавая, что сейчас это уже не важно. Тормоза несчастного Фредди уже горели. Она пощекотала ему ресницами шею, и агент зарылся лицом в ее волосы.
– Чего вы хотите? – еле выговорил он.
– Компаньона, – ответила Эди Марш, скрепляя соглашение неотрывным поцелуем.
К службе по выходным в Национальной гвардии сержант Кейн Дарби относился столь же ответственно, как и к своей основной работе надзирателя в тюрьме строгого режима.
Разумеется, он бы предпочел остаться в Старке с вооруженными грабителями и серийными убийцами, но долг призвал его в южную Флориду на следующий день после урагана. Командир их подразделения – ночной портье отеля «Дэйз Инн» – строго-настрого приказал не применять оружие первыми. Судя по тому, что Кейн Дарби слышал о Майами, их запросто могли обстрелять. Он также понимал, что главная задача гвардейца – поддерживать порядок на улицах, помогать попавшим в беду гражданам и предотвращать мародерство.
Первый день их подразделение провело за установкой палаток для лишившихся крова и разгрузкой тяжелых бочек с питьевой водой из фуры Красного Креста. После ужина Кейн Дарби заступил на пост комендантского патруля на Куэйл-Руст-драйв, неподалеку от Флоридской автострады. По очереди с другим гвардейцем, мастером с бумажной фабрики, они останавливали и проверяли легковые машины и грузовики. У большинства водителей имелись веские причины находиться на дороге после комендантского часа – одни искали родственников, другие ехали в больницу, третьи просто заблудились в изменившейся до неузнаваемости округе. В сомнительных случаях бригадир оставлял решение за сержантом Дарби, имевшим правоохранительный опыт. Чаще всего комендантский час нарушали телевизионщики, любопытные зеваки и подростки, хотевшие что-нибудь украсть. Такие машины Кейн Дарби не пропускал и заворачивал на автостраду.
В полночь бригадир ушел в лагерь, и сержант Дарби остался у шлагбаума один. Часа два он клевал носом, но потом встрепенулся, услыхав громкое фырканье. На сосновой опушке ярдах в тридцати, не дальше, смутно виднелся силуэт огромного медведя. Возможно, конечно, это была лишь причудливая тень, но выглядела она в точности как мордастые черные медведи, которых Дарби регулярно промышлял в национальном заповеднике Окалы. Штуковина, которая то ли мерещилась, то ли нет, в плечах достигала семи футов.
Кейн Дарби крепко зажмурился, разгоняя сон. Потом очень медленно открыл глаза. Громадная тень неподвижным призраком оставалась на месте. Здравый смысл говорил, что этого не может быть, во Флориде не водятся тысячефунтовые медведи! Но выглядит точно как…
Дарби поднял винтовку.
И тут же краем глаза приметил свет фар, быстро приближавшийся по Куэйл-Руст-драйв. Дарби обернулся – кто-то на бешеной скорости несся прямо на блокпост. Судя по вою сирен, за ненормальным гналась половина всей городской полиции.
Кейн снова развернулся к медведю – или к тому, что казалось медведем, – но там уже ничего не было. Тогда он опустил винтовку и сосредоточил внимание на маньяке в грузовике. Дарби встал перед полосатым шлагбаумом в бойцовскую позу – несгибаемая спина, ноги врозь, оружие на изготовку.