Черные доспехи вспыхнули гневным красным цветом. Принц Гейнор повернул свой безликий шлем и уставился прямо на восходящее солнце. Его конь дернулся, и он сильнее натянул поводья.
– Присоединяйся к моему делу, принц Гейнор. Я знаю, что оно вызовет у тебя уважение.
– Закон отверг меня, – глухим усталым голосом произнес принц Гейнор Проклятый. – Все, чему я когда-то следовал, все, что я когда-то уважал и чем когда-то восхищался, чему подражал, – все отвергло Гейнора. Видишь ли, принц Корум, слишком поздно.
– Нет, не поздно, – возразил Корум, – и ты забыл, Гейнор, что я единственный видел твое лицо, которое ты скрываешь под шлемом. Я видел все твои облики, все твои мечты, все твои тайные желания, Гейнор.
– Да, – тихо сказал принц Гейнор Проклятый, – и именно поэтому ты должен исчезнуть, Корум. Именно поэтому я не могу выносить даже мысли, что ты еще жив.
– Тогда сражайся, – со вздохом сказал Корум. – Здесь, прямо сейчас!
– Сейчас я не могу рисковать. Не сейчас, поскольку однажды ты уже нанес мне поражение. Я не могу позволить, чтобы ты снова взглянул мне в лицо, Корум. Нет, ты умрешь не в поединке. Эти псы…
Осознав, что задумал Гейнор, Корум внезапно бросил коня в галоп и, нацелив копье в безликий шлем Гейнора, обрушился на давнего врага.
Но Гейнор, рассмеявшись, развернул коня и помчался вниз по склону – белая изморозь искрами разлеталась во все стороны от него, и земля, которую бил копытами его конь, казалось, пошла трещинами.
Гейнор мчался с холма туда, где на задних лапах сидела свора белесых псов – вывалив красные языки, они поблескивали желтыми глазами, и с желтых клыков стекала желтая слюна, а длинные пушистые хвосты хлестали по косматым бокам. Их тела отливали мертвенной белизной проказы, кроме кончиков ушей цвета свежей крови. Некоторые из собак, самые большие, превосходили ростом пони.
Пока Гейнор скакал к ним, они поднялись на ноги. Хрипло дыша, псы зловеще скалились, когда Гейнор им что-то кричал.
Корум пришпорил лошадь, надеясь пробиться сквозь свору и настичь Гейнора. Он врезался в нее с такой силой, что несколько собак кубарем покатились по земле, а голову другой он насквозь пробил копьем. И то и другое заставило его приостановиться, к тому же ему пришлось выдергивать копье из тела пса, которого он прикончил. Конь заржал, встал на дыбы и обрушил на псов подкованные копыта.
Корум оставил в покое копье и, выхватив из-за спины топор, стал рассыпать удары налево и направо, проломив череп одной из собак и перебив позвоночник другой. Но псы продолжали издавать леденящий вой, смешивающийся с ужасающим визгом собаки с перебитой спиной. Желтые клыки вцепились в край плаща, вырвав из него большой клок меха. Псы, подпрыгивая, старались вырвать из рук Корума топор, который со свистом разрезал воздух. Корум рывком высвободил из стремени правую ногу и пнул пяткой морду одного из псов, одновременно опустив топор на собаку, которая вцепилась в упряжь. Но конь быстро терял силы, и Корум понимал, что он продержится всего лишь несколько минут, после чего рухнет под ним с разорванным горлом, – против них дрались шестеро псов.
Точнее, пять. Корум успел рубануть по задним ногам пса, который прыгнул на него, но не рассчитал дистанцию. Зверь рухнул на землю рядом с перебитой собакой, которая все никак не могла сдохнуть. Она дотянулась до своего извивающегося собрата, запустила клыки в его окровавленный бок и жадно рвала его, стремясь насытиться в последний раз.
Корум услышал какой-то возглас, и ему показалось, что справа мелькнула чья-то черная фигура. Видимо, прибыли люди Гейнора, чтобы прикончить его. Он наудачу махнул топором за спиной, но ни в кого не попал.
Псы Кереноса перегруппировались, готовясь к новой атаке. Корум понимал, что не сможет драться одновременно с ними, и с прибывшими людьми, кто бы они ни были. Он увидел брешь в кольце псов, сквозь которую мог прорваться, пустив коня в галоп. Но конь, задыхаясь, стоял на месте, ноги у него подрагивали, и Корум понял, что от него ничего не добьешься. Он перекинул топор в серебряную руку и, выхватив меч, рысью двинулся на собак – пусть лучше они прикончат его в бою, чем вцепятся в спину, когда он будет удирать.
И снова мимо промелькнуло что-то черное. Это был стремительный всадник, прильнувший к спине пони. В каждой руке он держал по кривой сабле, которыми полосовал белесые спины. Удивленно взвизгивая, собаки разлетались в разные стороны, а Корум, выбрав одну, погнался за ней. Пес повернулся и прыгнул, пытаясь вцепиться коню в горло, но Корум сделал выпад и вогнал ему меч меж ребер. Длинные когти скользнули по шкуре всхрапнувшего коня, после чего собака рухнула на землю.
Но в живых остались еще три пса. Они пустились вслед за точкой, в которую превратился далеко ускакавший всадник, чьи доспехи продолжали менять цвет.
Корум спешился и глубоко вздохнул, о чем тут же пожалел, ибо мертвые псы воняли куда сильнее, чем живые. Он оглядел груды белого меха и кровавых потрохов, лужи запекшейся крови и повернулся к союзнику, который спас ему жизнь.
Тот продолжал сидеть в седле. Ухмыльнувшись, он кинул в ножны сначала один кривой клинок, потом другой и поглубже напялил широкополую шляпу, из-под которой торчали длинные волосы. Взяв сумку, висевшую на задней луке, он открыл ее – и вытащил маленького черно-белого кота, к спине которого были плотно прижаты крылья.
Улыбка этого неожиданного союзника стала еще шире, когда он заметил изумление Корума.
– По крайней мере, эта ситуация для меня не нова, – сказал Джери-а-Конел, называющий себя Спутником Героев. – Я часто успеваю вовремя, чтобы спасти жизнь какого-нибудь Воителя. Такова моя судьба. Так его судьба – вечно участвовать во всех великих битвах истории. Я уловил кое-какие намеки, что могу тебе пригодиться, и отправился искать тебя в Каэр Малоде, но ты уже ускакал. Почувствовав, что твоей жизни угрожает опасность, я со всей доступной мне скоростью помчался вслед за тобой. – Джери-а-Конел стащил с головы широкополую шляпу и, сидя в седле, поклонился: – Приветствую тебя, принц Корум.
Корум все еще не мог отдышаться после схватки, не мог вымолвить ни слова. И лишь улыбнулся старому другу.
– Ты составишь мне компанию в походе, Джери? – наконец произнес он. – Ты отправишься со мной в Каэр Ллуд?
– Если такова моя судьба – да. Как тебе живется, Корум, в этом мире?
– Лучше, чем я думал. А теперь, когда ты наконец здесь, Джери, стало еще лучше.
– Ты знал, что я обязательно окажусь здесь?
– Я это понял из нашего последнего разговора. А ты? Наверное, у тебя было немало приключений в других плоскостях после нашей последней встречи?
– Одно или два. Не больше. Мне пришлось принять участие в более чем странном приключении, имеющем отношение к природе времени. Помнишь Рунный Посох, который мы нашли в башне Войлодиона Гхагнасдиака? Словом, мои приключения касались миров, которые находились под его мощным влиянием. Вечного Воителя в том мире зовут Хоукмун. И если ты думаешь, что пережил большую трагедию, то, услышав о трагедии Хоукмуна, поймешь, что она ровно ничего не значит…
И Джери рассказал Коруму историю своих приключений с Хоукмуном: тот обрел друга, но потерял возлюбленную и двоих детей, попал в чужое тело и пережил множество нелегких испытаний в другом мире.
Пока Джери рассказывал, оба друга покинули место бойни и двинулись по следам принца Гейнора Проклятого, который торопливо скакал к Каэр Ллуду.
До него оставалось еще много дней пути.
Глава пятаяЗемли Фои Миоре
– Да, – сказал Джери-а-Конел, потирая руки в перчатках над костром, который никак не хотел разгораться. – Фои Миоре явно в родстве с Владыками Энтропии, ибо правление и тех и других приводит к одному результату. Может, Владыки в них и переродились. Наше время полно неустойчивости и колебаний. Я бы сказал, что в какой-то мере они – результат дурацких манипуляций со временем барона Калана, а в какой-то – следствие того, что Миллион сфер начинает расходиться. Хотя для окончательного завершения этого процесса потребуется еще какое-то время. А пока мы продолжаем жить в эпоху, полную совершенной неопределенности. Мне кажется, что на кону стоит судьба жизни, наделенной разумом. Но боюсь ли я этого? Думаю, что нет. Сознание как таковое не обладает для меня особой ценностью. Я с удовольствием стал бы деревом!
– Кто сказал, что они лишены сознания? – Корум улыбнулся, ставя на огонь котелок и бросая ломтики мяса в медленно закипавшую воду.
– Ну тогда, скажем, куском мрамора…
– И снова мы не знаем… – начал Корум, но Джери, нетерпеливо фыркнув, прервал его:
– Я не буду играть в эти детские игры!
– Ты не понял меня. Понимаешь, ты затронул тему, над которой я стал размышлять не так давно. И тоже стал понимать, что способность мыслить не несет в себе никакой особой ценности. Строго говоря, она влечет за собой массу неудобств. Условия существования смертных объясняются их способностью анализировать Вселенную и полным неумением понимать ее.
– Кое-кого это не волнует. Я, например, согласен плыть по течению – чему быть, того не миновать, и мне совершенно не хочется интересоваться, почему это происходит.
– Готов согласиться, что это восхитительное чувство. Но природа не наделила нас такими эмоциями. Одни культивируют в себе чувства. Другим это не под силу, и в результате они ведут несчастную жизнь. Но какое это имеет значение – счастливы ли мы в жизни или нет? Надо ли ценить радость больше, чем скорбь? Разве исключено, что и то и другое имеет равную цену?
– Я знаю лишь, – деловито сказал Джери, – что большинство из нас предпочитают быть счастливыми…
– Тем не менее мы обретаем счастье самыми разными путями. Кое-кто беззаботностью, другой нагружает себя заботами. Один служит лишь себе, а другие – всем окружающим. Сейчас я нашел радость в служении другим. И вопрос морали…
– Ровно ничего не значит, когда бурчит в животе, – перебил Корума Джери, заглядывая в котелок. – Как ты думаешь, Корум, мясо готово?