«Все последователи учения Живого Леса в прифронтовой зоне объявляются …. ».
« — Живой, живой! Чудо-то какое! Чудо! — голосила женщина с растрепанными волосами, покрывая поцелуями лицо младенца. — голубку мою вылечили! Вылечил мою кровинку! — к женщине присоединился радостный мужчина в шинели без знаков различия. — Чудо, чудо, — не переставая шептала она». И это видел Андрей... Склонившаяся перед дубом мать, целовала узловатые корни. Стоявший рядом на коленях отец зарывал под его корни какой-то узелок.
«— Никто из вас не должен достаться врагу, — доносились обрывочные слова сквозь свист ветра и гул самолетных двигателей. — Вы все носители секретной информации». Перед ним проносилось знакомое лицо старшины, который молча боролся с каким-то командиром. Он слышал резкие, словно звук кнута, выстрелы пистолета. Наблюдал, как свинец рвал гимнастерку удивленного парня, как, истекая кровью, тот пытался отстегнуть страховочный ремень. «Портфель здеся! А того, что с краю был нет! — звучал в его голове голос. — Ищите лучше! Я всадил в него две пули, он никуда не мог уйти!».
« — Да вот про знакомца своего спросить бы хотел, — до боли знакомый голос донес до него ветер. — Андреем зовут... как он там интересно, жив еще или нет?». Андрей видел серьезно старшину, сидевшего в каком-то большом зале с самого края. Видел высокого черноволосого мужчину с удивительно глубокими глазами, в которых читались то дикое удивление, то сожаление, то бешеный страх. Там было все!
«Куда, болван? — к маленькому солдату, который чуть не подскользнулся на скользкой траве, подскочил офицер и залепил ему пощечину. — Куда прешь? Ты не знаешь, что несешь? Ты же нас всех погубишь? Сволочь!». Втягивая голову в плечи, солдат еще крепче хватал небольшой ящик с тремя снарядами с зеленой маркировкой и нес дальше. Андрей видел, как внутри каждого такого маленького металлического поросенка колыхалась несколько пригоршней жидкости, от которой веяло гнилью. Он чувствовал, как эта зеленая мерзость тянула полупрозрачные плети к нему и старалась задушить...
«Это же колоссально! Грандиозно! — шептал коротышка-профессор, смотря на невысокого паренька в больничном халате. — Этого просто не может быть! Ну-ка Алексей попробуйте, пройдитесь по палате... Так, так. А теперь подпрыгните?! Неплохо, неплохо! Просто, удивительно!». «Это что профессор, я снова танцевать могу! — скинув халат и засучив брюки до щиколоток, он пошел в вприсядку. — А! Вот так! Вот так!». Ноги взлетали высоко вверх и сразу же опускались вниз...
… Каждую секунду, каждую минуту все эти видения, сменяя и прерывая друг друга, наполняли его, рвали на части его мысли, заставляли вновь и вновь переживать уже прошедшие события. Помимо своей воли он был одновременно во множестве самых различных мест, участвовал в разных событиях...
Эта зима сильно изменила его. Сейчас он уже не был тем Андреем, который вырос в далеком селе Малые Хлебцы; и тем Андреем, которого призвали служить на границу; в нем мало что осталось от того Андрея, который погиб под ударами немецкого миномета; и даже тем Андреем, который так странно воспринял свое новое состояние. Весну встретило совсем другое существо! Оно еще осознавало себя Андреем, помнило себя человеком, любило своих родных, но оно также как и все остальные хотело жить. Это существо, пережив Зиму, приняло одно важное для себя решение — выжить...
115
Отступление 77. Реальная история.
[отрывок] Хрестоматия по истории Великой Отечественной войны [1941 — 1944 гг.] в 7 т. / под ред. проф. К.И. Киричка, проф. Н. П. Москвина. — М., 1976. — Т.2. — 823 с.
«... В ходе подготовки летнего наступления на южном стратегическом направлении с целью выхода к кавказской нефти, немецкое командование поставило задачу полного очищения оперативного тылового района от партизанских формирований. Разработанная силами абвера и службы безопасности операция получила кодовое наименование «Летний гром». Для ее реализации было привлечено более 12 дивизии (9 охранных дивизий, осуществляющих охрану тыловых объектов, и 3 дивизии полного штата , переброшенные из Франции)...».
Отступление 78. Реальная история.
[отрывок] Записки разведчика. Воспоминания Эдуарда Моритца // Серия «Разведки мира». Книга 4. Абвер.
«... Крайне эффективным в борьбе с партизанскими и другими нерегулярными военными формированиями оказалось использование подвижных засад. Суть их состояла в следующем. В соответствие с разведывательными данными сотрудника абвера определяли несколько направлений (это могли быть отрезки шоссе, грунтовых дорог, перекрестки, развилки возле мелких сел и т. д.), где чаще всего происходили нападения партизанских групп. Командование готовило, как правило, две особые группы, которые должны были играть роль наживки. В качестве последней выступали несколько повозок с продовольствием или одинокий грузовик. Группы-наживки страховали специальные отряды егерей, которые двигались параллельно основному маршруту либо базировались на промежуточных базах..
Отступление 79. Возможное будущее.
Небольшой деревенский музей. Экспозиция о земляках, воевавших на фронтах Великой Отечественной войны, подобрана с заботой и любовью. Аккуратно расставлены личные вещи бойцов на красном бархате. Проржавевший пулемет на сошках все еще грозно смотрит на зрителя из-за стекла через погнутую мушку прицела. Рядом с ним притулилась пробитая на сквозь советская каска, покрытая многочисленными трещинками. На центральном месте стеклянной витрины, где освещение образовывало яркий световой круг лежали пожелтевшие от времени документы... Красноармейская книжка, раскрытая по середине; комсомольский билет с небольшой черно-белой фотографией, с которой смотрели пронзительные девичьи глаза. Чуть в стороне лежал еще один документ, который на первый взгляд не имел к экспозиции вообще никакого отношений. Это была записка, на которой черными чернилами было написано несколько предложений... ''Операция началась. Идут массовые аресты. Всех молодых и здоровых отправляют на работы в Германию. В настоящий момент к отправке приготовлено около 400 человек...'.'
Отступление 80. реальная история.
Не подслушанный разговор.
— Черт бы вас побрал! — в раздражении выговаривал плотный мужчина в генеральской форме. — Вы же меня клятвенно заверяли, что после всего этого, они точно сделают свой ход?! И?
Его собеседник, напротив, был совершенно спокоен. Утопая в большом кожаном кресле, он буквально излучал уверенность и беззаботность.
— Не надо нервничать, мой дорогой генерал, — ровно лился его бархатный, завораживающий голос. — Еще совсем немного и наш враг проявит себя. Так было всегда! Будет и в этот раз! — вытащив из серебряного портсигара, на котором была выгравирована анаграмма в виде двух причудливо перевитых букв — A и G, он продолжил. — Еще чуть-чуть и все благополучно разрешиться... Ну а потом, потом нас примет сам фюрер. И поверьте мне, он умеет ценить такие подарки...
— Сколько мне еще ждать? Сколько? Час? Два? Неделю или может быть месяц? — не оценил спокойного тона генерал. — Боюсь, еще совсем немного и я уже буду не в состоянии ждать. Последние месяцы мне приходится всячески тасовать свои войска, чтобы хоть как-то поддерживать их боеспособность, — вскочив от переполнявшего его раздражения, он начал мерить шагами комнату. — Доходит до того, что солдаты начинают проситься на передовую. Вон весь стол завален просьбами о переводе..., — собеседник невозмутимо попыхивал сигаретой, распространяя вокруг себя сладковатый запах дыма. — Вы что совсем не понимаете, чем это может грозить? Никогда ни один солдат в здравом уме не будет проситься из тыловых частей на фронт! Никогда! — он остановился у окна, за которым было еще темно, и прошептал. — Мне кажется все эти чертовы странности доконают и меня. Дева Мария, как же это все мне опостылело!
________________________________________________________________
Село Малые Хлебцы. 4 июня 1942 г.
Утро. Солнце медленно появляется из-за горизонта. Ночная прохлада еще бодрит заставляет кутаться в одежду. Однако еще совсем немного и воздух прогреется. Из невзрачного домика с перекосившейся крышей вышла немолодая женщина с деревянным ведром и пошла к колодцу.
— Ао, — в утренней тишине прозвучал чей-то тихий стон. — Ао!
Испуганно оглянувшись в сторону соседнего дома, женщина оставила ведро и осторожно раздвинула плотные ветки кустарника, которые плотно обступил колодец.
— Кто там? — негромко спросила она, всматриваясь в листву.
— Пить, — вновь прозвучал тот же голос. — Пить...
Раздвинув крупный куст, женщина едва не вскрикнула. Прямо на нее смотрело перекошенное от боли лицо. Черты лица — крупный прямой нос, больший глаза, тонкие губы едва угадывались под слоем запекшей крови и земли.
— Пить! — человек в ободранной советской форме потянул к ней грязную руку с обломанными ногтями. — Дайте, попить! — он тянулся к ведру, которое стояло на почти возле него.
Он пил шумно и долго, словно без воды повел много и много часов. Стекая из наклоненного ведра, она оставляла на его лице светлые дорожки., которые заканчивались где-то под подбородком.
— Мне надо в отряд, — едва оторвавшись от посудины, прошептал он, с мольбой смотря на склонившийся над ним спасительницу. Мне надо срочно в отряд.
Женщина с тревогой прижала свой палец к его рту и отрицательно махнула головой. И только в доме, куда она с трудом смогла затащить его, он услышал ее голос:
— Не надо кричать. Соседи у меня плохие люди, услышать могут, — смоченной в воде тряпкой она начала осторожно смывать кровавую грязь с его лица. — Серафима я. Солдатка. Вот уж с империалистической как век одна векую..., — и под стекающей на пол грязи, ее руки словно руки скульптура высекали резкие черты лица волевого человека