— Ну, Филипыч, и чем твои нас сегодня порадуют? — повернулся к Маргелову пожилой генерал, протирая внутреннюю часть фуражки. — Вон, смотри, что Миша наготовил. Моща! Бронированный кулак! Хрен против него попрешь! — мощный бинокль снова приблизил скопление техники и пехоты.
Возле каждой из боевых машин застыли в ожидании небольшие подразделения условного противника, мгновенно готовые по сигналу занять свои места. Глаза генерала выцеливали напряженные фигуры, с ног до головы обвешанные оружием; подрагивающие в нетерпение машины.
— А? — не получая ответа, продолжал генерал. — И я, Филиппыч вот чего еще не пойму... Раньше, когда ты помоложе был, вопил, что десантники должны действовать только в глубоком тылу. Как сейчас помню..., — старик усмехнулся, видя как его молчаливый собеседник поджал губы. — Десантники не должны бросаться на удержание плацдармов, как обычные части. Их прерогатива высокомобильные операции в том месте, где они могут неожиданно для противника нанести сокрушительный вред. Кажется так вот! А, Филиппыч?!
Тот еще больше насупился, а потом вдруг рассмеялся и его смех оказался настолько естественным и заразным, что вслед за ним не удержался и его оппонент.
— Ничего! — отсмеявшись, проговорил Маргелов и одновременно очерчивая рукой скопившуюся к броску технику. — Мои не подведут, да и есть у меня кое-что для твоего Мишы в запасе. Орешек! — его ладонь свернулась в кулак, а потом также медленно превратилась в кукиш. — Мал он, да хрен его разгрызешь!
— Ну, ну..., — пробормотал генерал и посмотрев на адъютанта произнес. — Заводи, майор!
Через несколько минут левая часть полигона начала оживать. С нескольких километров пришедший в движение танковый батальон с приданной ему пехотой казался невиданным зверем, который очнулся после долгой спячки и сразу же увидел желанную добычу... Несколько разведывательных дозорных машин, бликуя оптикой, вырвались вперед. Их низкие тела с вступавшими массивными колесами быстро пересекли несколько небольших ручьев и через широкое поле бросились к широкой глади реки, за которой, по замыслу учений, и держали оборону десантники.
Хмыкая в нетерпение проверяющий генерал водил биноклем стараясь ни чего не упустить. Он то и дело переводил взгляд с наступавшего батальона на другой берег реки.
— Что-то твоих и не видать, Филиппыч?! Попрятались что-ли? — недоуменно спросил он. — Ты же говорил, что... Хотя подожди-ка... кажется есть один! — Длинный бинокль застыл в одном направлении. — Точно! Летеха, что-ли?
Генеральский бинокль безусловно был чудом техники, но даже он не мог передать всех нюансов происходящего на том берегу реки. На обрывистый берег действительно вышел лейтенант. До черна загорелый, в потертом обмундировании с закатанными рукавами. Несколько минут он напряженно всматривался в густые столбы пыли, которые поднимала в воздух двигавшаяся через поле техника. Потом его действия стали более любопытными... Он стащил с плеч рюкзак и еще раз осмотревшись развязал его.
Если бы генерал был ближе, то он несомненно стал бы свидетелем крайне странного зрелища, которое однако через какие-то несколько лет станет совершенно заурядным для советской армии.
— …, — громко выдал лейтенант, вытаскивая из нутра рюкзака горсть каких-то темных и осклизлых камешков. — Горсть какого-то говна! Вот привалило-то так и привалило! Я бы этого Остапчука всей его жирной харей самого в это дерьмо макнул..., — далее он сильно размахивался и бросал эту горсть в возле берега. — Сидит себе в окопе и массу давит! Боров сизокрылый! Наука недоделанная! Юбки значит бабам задирать он может,а испытывать Григорьев! — новое движение и еще одна порция черной массы полетела в другую сторону прибрежной полосы.
— Григорьев! — откуда-то из глубины раздался начальственный рык. — Хватит там рассусоливать! Близко они уже. Заканчивай! Остальные уже вернулись. Один ты копаешься! Что? — последнее видимо было ответом на то, что лейтенант выдал несколько громче чем следовало бы.
Чертыхаясь про себя офицер нашарил в мешке последнюю горсть и с ненавистью во взгляде забросил ее прямо возле берега в камыши.
— Приготовиться! — услышал он, едва свалился. — Танки пошли...
Многотонные машины перед водяной преградой на мгновения замирали, а потом резво бросались вперед. Грозные танки с выдвигавшимися в небо трубами погружались под воду, чтобы на вырваться на волю, но уже на той стороне.
— Давай, давай, — бормотал комбат, сидевший в головной машине. — Родимый, давай! — внутри было жарко и влажно, гремело железо и остро воняло потом. — Ходу! Ходу!
Металлические траки с легкостью переламывали мелкие ракушки, ржавые железки, мягкий донный ил.
— Ну!? — в голосе комбата гудела злость. — Мазута, какого лешего стоим? — танковый движок ревел так, что они с трудом слышали друг друга. — Дави на всю железку, черт тебя побери! — ногой он с силой двинул по шлемофону водителя. — …!
Вода бурлила, поднимая кучу ила со дна. Танковые гусеницы вновь и вновь взрывали вязкий ил, но мощная машина продолжала стоять. Её трясло, бросало из стороны в сторону, но держало на месте...
— Комбат, что … ш-ш-ш-ш ... ш-ш-ш-ш-ш … происходит? — рация еще недавно исправно дававшая связь, словно зажила своей жизнью. — Где... ш-ш-ш-ш-ш... коробочки? Комбат, дери тебя …?
— …! Еще и это! — командир от души приложился кулаком по рации, от чего та жалобно зазвенела. — Давай, назад! — Где-то внизу мелькнула потная и красная рожа водителя и танк дернуло в другую сторону.
— Течь, командир! — заревел третий член экипажа. — Прокладки выдавливает! Жми, Серега, утонем к …!
Небольшая едва появившаяся на нижнем люке капель на глазах превратилась сначала в слабый и неуверенный в себе ручеек, а потом превратилась в бурлящий поток.
… НП превратилось в бурлящий котел. Возле радиостанций метались адъютанты, проверяющие, наблюдатели всяких мастей. Кто-то непрерывно орал в микрофон и его раздраженный голос заполнял собой пространство.
— … Комбат, комбат, почему коробочки не выходят из воды? Что происходит? Прием! Комбат, комбат, ответь Дворцу! Ответь дворцу!
Из микрофона периодически доносилось что-то в ответ, но это не всегда напоминало связную речь.
— … Дворец... ш-ш-ш-ш-ш. Дворец, я комбат! Ш-ш-ш-ш-ш-ш! … Прибывает! … Ш-ш-ш-ш-ш! … открыть! Дворец!
— Черт с ним! — к радиостанции прорвался какой-то бородатый тип с лохматыми волосами. — Э-э-э-э! Комбат! Вылезай оттуда! Вылезай! Утоните там, к черту! Слышишь меня!
— Ш-ш-ш-ш-ш! — рация продолжала шипеть, не переставая ни на секунду. — Ш-ш-ш-ш-ш!
Маргелов невозмутимо прошел мимо всей этой орущей, мечущейся толпы и вскинув вверх руку с ракетницей, выстрелил в воздух. С шипением осветительная ракета взмыла вверх, оставляя за собой ярко-красный след. Через какие-то секунд обрывистый берег словно вскипел от многочисленных десантников, которые выскакивали из подлеска с надувными лодками на руках и бросались в воду.
Оторопелое командование удивленно наблюдало, как то в одном, то в другом месте вспухали огромные пузыри и на поверхность всплывали человеческие фигурки в темных комбинезонах...
Отступление 45. Реальная история.
1 июня 1942 г. Газета «Правда» №88.
«ПРИВЕТСТВИЕ ГРЕЧЕСКИХ ПАТРИОТОВ ПРЕДСЕДАТЕЛЮ СНК ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ
… На имя Председателя СНК СССР тов. Сталина 30 марта, в день годовщины независимости Греции, поступили многочисленные приветствия. Приветствия прислали греческие колонии из Нью-Йорка, Бостона, Н. Орлеана, Портланда (США), Каира, Александрии (Египет), Кэйптауна, Иоганнесбурга (Южно-Африканский Союз), Буэнос-Айреса (Аргентина), Монреаля (Канада), Сант-Яго (Чили), Мехико (Мексика), Дамаска, Бейрута (Сирия), Бейра (Португальская Восточная Африка), капитаны, офицеры и матросы греческого торгового флота из Ливерпуля и другие. Приветствуя тов. Сталина и выражая свое восхищение героической борьбой Красной Армии, греческие патриоты высказывают уверенность в победе над общим врагом свободолюбивых народов — гитлеризмом. Греческий народ, пишут они, будет продолжать борьбу на стороне русского народа, пока не будет достигнута окончательная победа против Гитлера и его клики.
Генеральный секретарь объединенной коммунистической партии Греции Александр Димитракис заявил, что народ Греции не останется в стороне от той яростной борьбы, которую ведет советский народ с ненавистным врагом. Ежедневно сотни и сотни греческих добровольцев вливаются в формируемые Красные батальоны... Десятки известных греческих ученых заявили о своей готовности выехать в Советский Союз...».
________________________________________________________________________________
18 марта 1942 г. Кремль. Кабинет Верховного вновь покидала группа военных. Один за другим из-за двери появлялись знакомые фигуры — кашляющий Шапошников с выправкой потомственного воина, вытирающий на залысине пот Хрущев, Жуков с каменным лицом... Дверь закрылась, давая сигнал к началу еще одного совета — малого совета.
— Докладывайте, Георгий Максимилианович, — негромко произнес Сталин, положив перед собой белый листок. — Какие у нас результаты? — он внимательно смотрел на сразу пришедшего в волнение Маленкова.
Тот встал, теребя в руках пачку исписанных листов.
— Товарищ Сталин, несмотря на крайне ограниченное время и нехватку ресурсов, в течение которого работали вновь созданные ЗАТО, нам удалось добиться выдающихся успехов...
Отвыкший за последнее время от таких эпитетов Верховный резко вскинул голову и напряженно посмотрел на Маленкова, который от такой реакции вождя на мгновение прервался.
— … Товарищ Сталин, действительно, результаты просто удивительные! — невысокая фигура, еще секунду назад неуверенного в себе человека, преобразилась, словно в кабинете совершенно иной человек. — На территории страны в течение месяца было организовано 8 Закрытых административных территориальных объединений (ЗАТО), а еще через месяц они начали полноценно функционировать, — Маленков уже давно забыл о своих бумажках. — Вы только вдумайтесь, товарищ Сталин, начиная работать буквально на голом месте, в снегу и холоде, уже сейчас они выращивают вот это! Вот!