Я даже не дышал. Легенды, мифы и прародители народных сказок оживали, мешать было страшно. А внимать — страшно интересно. Глянув на Энджи, заметил, что взор её будто бы чуть расфокусировался, словно она тоже смотрела не наружу, а внутрь. Видимо, тоже «подключилась».
— Из-под корней Перводрева три ручья пробились. До вашего времени один всего дотёк. Злая воля, могутная, сильная была. Реку убить сложнее, чем нас, — продолжал он. — На Исконе-реке стояла землянка первого коваля-кузнеца. Самого первого в этих краях. Свадьбы вокруг Древа хороводы водили. Тогда они коловодами звались — по кругу же, по солнышку. Вожди да князья съезжались со всех восьми сторон света, совета просили. Помощи тогда никто не требовал и не молил, не принято было. И не жаловался никто тем более. С пониманием человечки были, с нынешними никакого сравнения.
Я так и молчал, давно забыв моргать, дышать и шевелиться. Лина повернула голову в ту сторону, куда неотрывно смотрели мои глаза.
— Когда ямищу могильную, после выжженного пня Вальхии оставшуюся, живым людом закидали чёрные, взлютовала Землица-матушка. Впервые на нашей памяти. Всех приняла, голубушка — и жертв, и палачей. Всех перемолола, кому избавление от мук даря, кого карая справедливо. Там первых рангов двое аж было. Над ними долго не сходились пласты сырые — рвалась наверх погань, жить хотела. Да не те они, чтоб с Землёй спорить. Курган там нарос, громадный. Потом сравнялся с годами, но местность всё равно возвышенная осталась. И оттуда, с жальника того теперь течёт река. А к истоку её — не пробраться. Два-три раза в год там такие вихри да ураганы кружат — страх. Сосны да ели к земле гнут, корнями вверх подымают, стволы обхватные ломают. Когда там успевают деревья в обхват вырасти — до сих пор понять никто не может… А по округе, от того места на перестрел, растут деревья, будто в узел завязанные, кривые да страшные. Тем из вас, кто хоть малость чувствовать способен, мимо них не пройти. Всех останавливант уродливая стража древнего могильника, и чёрных, и обычных. Кому повезёт — проблюются и бегом оттуда, сколь сил хватит. Остальных годами ищут, да не находят…
— Поэтому чёрным в ваш лес дороги не было? — вопрос Лины, заданный речью на канале, что я считал закрытым, заставил меня вздрогнуть. Умница, тоже научилась с Древом связь держать!
— Почти так, внучка, почти так. Умение растить стражников да охранников — древнее. Есть деревья, что с дороги сбивают. Есть те, что в топь уводят да выбраться не дают. Есть и те, кто капнет неосторожному путнику с ветки за шиворот капельку — и потом приезжают ваши, в зелёном все, как жабы. Тело в мешок прячут, руками не трогая, а сами неделю потом вокруг ходят да из баллонов дрянь всякую пшикают. А то, бывает, аэроплан или геликоптер пришлют — и сверху зальют опушку так, что потом ни жучка в траве, ни червячка в земле. Трусливые вы, человечки. Боитесь, когда чего-то не понимаете. И память короткая у вас, — Древо будто бы вздохнуло в конце.
Значит, подобраться к укоренённому, «стационарному» древу чёрные могут только после долгой подготовки. В идеале — если предварительно выжечь дотла несколько гектар вокруг, оставив вождя без защиты и поддержки, изведя первыми разведку, штурмовиков и всю личную гвардию. Понятно, почему в Осиновых Двориках, Хацыни и Белых Берегах их столько паслось. А судя по тому, что Маша, не к ночи будь помянута, за год вышла на второй ранг — вовремя мы Осину забрали.
— Скажи, а… — начал было я.
— Нет. Мысль хорошая, правильная, но нет. Одно дело — Вяз, и совсем другое — Перводрево. Даже не думай, — Ося продолжал работать в режиме многоопытного полковника милиции из «Бриллиантовой руки»: «Не сто́ит. А вот это — попробуйте». Не дожидаясь, пока я додумаю мысль до конца.
— А чего он хотел? — Энджи повернула голову ко мне, хотя спрашивала Древо. Значит, ответа не слышала.
— Ту же штуку, что и в междуречьи Вазузы и Городни. Только там вышло Вяза пробудить, а тут он, вишь ты, на Вальхию замахнулся. Нет, ребятки. За готовность вашу к помощи и к жертве — благодарю. Но нет. Опыта у Странника с гулькин… зараза-то, мало, в общем, опыта, а Яри да Могуты он окрест себя начерпать может — не сосчитать. Но у нас не тот расклад, из анекдота, — кажется, Ося грустно усмехнулся.
— Из какого? — с появлением в беседе Лины ход её явно оживился. Там, где я продолжал раздумывать над репликой и её принципиальной необходимостью, она уже спрашивала и ждала ответ. Да, хорошо им, девочкам. А многие знания — причина мигрени. В лучшем случае.
— Да про двуногих, что научились из камня огонь добывать. Один из них в пещере с гремучим газом решил камешками постучать. Старик говорит: «Остановись, безумец! Сгорит же всё!». А тот ему: «Ничего страшного, я ещё одну такую пещеру знаю!».
Интересно. Я слышал версию про обезьяну, что увлечённо колотила молотком по детонатору бомбы, и на предостережения отвечала, что у неё есть запасная. Оказывается, правду говорил мудрец — ничего нового под Луной очень давно не появлялось.
— Тут как посмотреть, — задумчиво-неторопливо отозвался Ося. А Лина подняла брови, словно показывая, что снова пропустила часть фразы. Конечно, пропустила — я же молчал.
— Ты громко думал, — буркнуло Древо. — Прав был твой мудрец, но лишь отчасти. Можно старое так сложить, что потом устанешь удивляться. Вот, вроде, и Странники с таким потенциалом бывали, пусть и нечасто. И роды древние переплетались так, чтоб новые они нарождались в семье опытных, да росли под приглядом, воспитывались с пониманием, а не как попало. И чтоб любовь у Странника была яркая, самозабвенная. И даже чтоб Древо, веками на одном месте стоявшее, убегало от беды, в прямом смысле слова. А вот вместе такого припомнить не могу я. Оттого и боязно.
Последней репликой он убил двух зайцев. Ушастыми были мы с Энджи, потому что нас буквально приморозило к креслам, несмотря на то, что Патруль ходил ходуном и к неподвижности не располагал.
— Не робей, фикус, прорвёмся! — неожиданно влез Сергий. — Там, на старом месте, наша долго не пропадала, теперь и на новом не пропадёт. Сам же знаешь, по движущейся цели попасть труднее!
— Это смотря с чего палить, — недовольно отозвался Ося. — Стене огня плевать, бежишь ты, или на месте замер, как эти двое вон.
— Отставить панику! — Лина дёрнулась, и у меня тоже будто звякнуло в голове. Дед вложил прилично Яри во фразу. Будто бы намекая на что-то. Или пытаясь образумить вековечное Древо.
— Увезу тебя я в тундру, увезу к седы-ы-ым снега-а-ам! — внезапный вокальный пассаж Хранителя, рубанувший по ушам в безмолвной до этих пор машине, заставил Алису айкнуть и подскочить, а Павлика — захохотать и захлопать в ладоши.
— Тайга, — хрипловато пробасил Мастер, уверенно удерживая неоспоримое первенство по лаконичности.
В гостинице с неоригинальным названием «Старый город» на нас насела женщина-портье. Причём, почти в прямом смысле слова.
Николай остановился сбоку, за углом от крыльца, вылез из машины и махнул нам рукой-манипулятором в сторону ступенек, а сам достал телефон и задумчиво-неторопливо начал нажимать куда-то на экране. Я хотел было задержаться, чтоб посмотреть, как он будет звонить и разговаривать. Подумалось, что они с собеседником просто помолчат с разных сторон линии, потом кивнут — и займутся делом, невесть как договорившись. Интересно, а Речью можно говорить через электронные средства связи? Надо будет у Древа узнать. Но Павлик уже довольно долго капризничал — ему давно пора было спать. Девчат поездка на два с лишним часа по «дороге», которую так, наверное, только в отчётах Минтрансу именовали, вымотала тоже. Держались только мы с дедом. Ну и Осю в банке тоже вряд ли укачивало — виду он не подавал и продолжал издеваться над Хранителем, высчитывая, сколько же крупных хищных зверей отдавили тому уши, горло, глаза и руки. Словом, в лобби мы ввалились, как и в Твери — толпой цыган. Только вымотанных донельзя, молчаливых и почти без вещей. Чем, видимо, и насторожили тётку за стойкой.
Затребовав наши паспорта, она категорично заявила, что нас с Энджи вместе не поселит, потому что у нас фамилии разные. И деду с Алисой в одном номере делать нечего — по той же самой причине.
— Берите три номера: женщина с ребёнком и этот хмурый — в одном, ты в другом, и вы, мужчина — в третьем, — выкатила она предложение-ультиматум Лине, которая снова выступила переговорщиком при заселении. Успев при этом необъяснимым образом состроить глазки Хранителю. «Вы, мужчина» — это было адресовано ему, причём, как мне показалось, с недвусмысленным подтекстом и слегка игривым ударением на втором слове.
— Ох и ушлая баба! — с каким-то даже уважением прозвучало Речью от Древа.
Мы подтянулись к стойке ближе, в надежде на короткой дистанции объяснить бдительной женщине, что бдить не стоит. Стоит расселить нас, как мы просим, и дать выспаться до завтра, когда мы поедем дальше. Устав от шума, хныкал Павлик. От Алисы хотелось убрать всё огнеопасное — она явно была готова рвануть, как триста тонн тротила. Лина попыталась вернуть в беседу так и не появлявшийся конструктив, предложив тётке денег.
— Да я милицию сейчас вызову! — взъелась та, переходя на октаву выше и тем ещё сильнее тревожа Павлика на руках у взрывоопасной матери. — Вовсе там в своей Ма-а-аскве из ума выжили! За деньги можно правила проживания нарушать, думаете⁈
По нам было видно, что мы не думаем, мы прямо-таки знаем, что правила можно нарушать. И за деньги, и даром. Но даме за стойкой явно это претило. Она поднялась во весь рост, став почти одного со мной, набрала побольше воздуху в богатую грудь… и сдулась.
Потому что из-за наших спин вышел Мастер. И поступил в своей манере:
— Лизавета, — произнёс он. Но в тоне можно было с равным успехом прочесть укор, угрозу, просьбу, приказ — или ничего из перечисленного. Голос его был каким-то мёртвым.
— Коля, с тобой товарищи? Что ж молчали-то, что ж тень-то на плетень наводили, сейчас, минутку, секундочку, — и сдувшаяся портье съёжилась обратно за стойку. Оттуда торчала только макушка с пучком волос на затылке, и иногда поднимались постреливающие на Мастера глазки.