— Кушайте на здоровье, — ровно ответил наш дед, так же наблюдая за своей танцующей в хрустале жидкостью. Мне их беседа напоминала какую-то сцену из старого фильма, где в закрытом тайном клубе так же, за бокалом, обсуждали судьбы мира два невероятно богатых и могучих старичка из Старого света.
— Нет бы про еду спросить, про плавучий ресторан мой, про спа-комплекс. Про электричество, в конце концов, — Устюжанин будто издевался. Или напрашивался на очередную порцию комплиментов и восхищения, по которым, видимо, скучал тут в одиночестве.
— А ты никак собрался помереть внезапно после ответа на первый вопрос? — в голосе Сергия мне почудилась если не явная угроза, то совершенно точно какое-то предупреждение.
— С чего бы? — вскинул брови хозяин.
— Ну, раз не планировал, то ничего нам не мешает после первого вопроса и к остальным перейти. И про гномиков твоих, и про солнечные батареи, и про ГЭС подземную, — голос его звучал легко, но в то же время как-то очень отчётливо.
— Тьфу ты! Скучно с тобой, старый. И самому, поди, невесело — ничего нового вокруг, одна тоска зелёная, — поморщился епископ.
— Не, мне нормально, Стёп. Живу долго, видел многое, но удивляться не перестаю. Поступкам людским и не только людским. Поведению. Тому, как практически всемогущие не упускают случая пиписьками помериться, — Лина подавилась компотом и мне пришлось похлопать её по спине. Устюжанин, как пишут в романах, «пошёл пятнами».
— Да ну тебя! Опять переиграл! — махнул он рукой с обречённым видом и откинулся на спинку стула. — Непрошибаемый ты, Сергуня! Как деревянный, ей-Богу!
— Говорю же — живу много, видел столько, что ахнуть. Вот давеча, к примеру, на моих глазах новое Древо впервые за почти два десятка столетий наросло в мир. А аккурат перед этим — старое оставило насиженное место да в путь двинулось. Частью — во мне, многогрешном. Потому удивлять меня блеском и мишурой, харчами да питьём — дурацкое дело, Стёпка. А вот за то, что сурицу* мою помнишь, да за привет с родных мест — поклон тебе и благодарность моя, старый друг.
От левой части груди Хранителя будто луч протянулся к хозяину, похожий на те, которыми гладили Павлика Осина и Вяз, только чуть отливавший тёмно-жёлтым, почти оранжевым. Епископ склонил седую коротко стриженую голову, коснувшись бородой вышивки на груди. А когда поднял глаза на Сергия — они блестели.
— Как по сердцу погладил, Раж. Никак я эту твою науку освоить не смог, сколь ни бился. Потому и оставил эти ваши «социальные эксперименты». Потому и живу тут один в камнях. Как куропатка.
— Как глухарь, скорее. Гости вопрос задали давно, а ты всё о пустом токуешь, бесова душа! — не выдержал дед.
— Да хорошо всё с Осиной, что ей будет-то? Небывалое дело, конечно — Древо с Древом встретились. Это ж, почитай, как гора с горой, сроду не было такого, — хозяин развёл руками.
— Бывало, да не раз. Землица-то раньше известная мастерица была горой об гору стучать, — чуть спокойнее отозвался Сергий. — Где они беседуют-то? Не чую я Осины, оттого и тревожусь.
— Зал там такой, непроницаемый вроде как. Система ниппель. Всё, о чём в нём говорено, в нём и остаётся. Я там сам нечасто бываю — тяжко там человеку. Но Древам ни урона, ни ущерба никакого.
Лина навострила уши, забыв и про компот, и про всё на свете, только что на колени мне не перелезла со своего стула, слушая разговор двух Хранителей.
— Твоё-то Древо, какое оно? — вроде бы простой вопрос деда заставил Устюжанина нахмуриться и замолчать.
— А ты, Странник неожиданный, о чём спросишь? — перевёл он суровый взгляд на меня, начисто проигнорировав реплику Сергия.
Я неторопливо покачал в фужере тёмное золото потрясающе вкусного и ароматного коньяка, вглядываясь в радужные блики на хрустальных гранях. Изо всех сил надеясь, что не выгляжу по-идиотски, как пятилетний мальчик, что нарисовал себе фломастером усы, стащил у отца сигарету и теперь сидел, зажав её в прямых пальцах с умным «взрослым» видом. В папкиных тапках на двадцать размеров больше.
— Ты — Хранитель Перводрева?
— А толковый, — одобрительно глянул на Сергия Устюжанин, качнув на меня головой и с довольным видом огладив бороду.
— Прикидывается. Случайно повезло, — предсказуемо буркнул дед. Чтобы заслужить его одобрение, требовалось что-то значительно большее, чем ткнуть пальцем в близкое небо. Разбаловал я их чудесами.
— У них там беседа в разгаре, как закончат — свожу вас проведать. Завтра уж, наверное. Заодно и эту прослушаем, как её… Кому? Куму? — он почесал щёку в задумчивости.
— Коммюнике? — шёпотом предположила Энджи. Прижавшись щекой к моему плечу.
— Во! Точно, внучка! Её самую и прослушаем, — епископ даже в ладоши хлопнул.
— А теперь хвастайся давай, пижон. Вижу же — распирает тебя аж, — подначил Сергий хозяина. После известий об Осине он выглядел значительно спокойнее, тревожные синие стрелы почти полностью растворились в неярком бело-алом свечении.
Устюжанин, явно скучавший тут без компании и в целом более энергичный и общительный, чем наш дед, принялся засыпа́ть нас новой информацией. Которая, как и прежде, с трудом для понимания балансировала где-то между отметками «небывальщина», «брехня» и «не, ну вот это-то уж точно брехня!».
Оставив столицу и первоначальные мысли об оригинальной церковной реформе, заключавшейся в привычном «вырубить топором», мёртвый официально епископ побрёл, палимый Солнцем, на Север. Где долгие десятилетия скитался по лесам и болотам, регулярно влипая в передряги. И становясь неотъемлемым элементом местного фольклора. Истории про грозного старика-колдуна, которому подчиняются молчаливые подземные карлики, не то духи, не то люди, разошлись от Уральских гор до Северных морей. Не только наших, но и значительно западнее.
— Они настоящие? — не выдержав, перебила рассказчика Лина, слушавшая с открытым ртом.
— Кто? — не понял старик, сбившись с мысли.
— Ну, гномики, малютки-медовары, саамские чахкли? Я по северному фольклору курсовую писала, там очень много сходных черт, что у нас, что в Скандинавии, что в Европе, — робко пояснила она, смутившись.
— Ясное дело, настоящие. Придуманные-то ни еды сготовить, ни одёжу вашу постирать, ни со стола прибрать не смогли бы, — даже удивился Степан. Вот тебе и встреча парадигм на Эльбе. Нам было сложно поверить в то, что гномики существуют, так же, как ему в то, что их не бывает. — Народец древний, одна из неожиданных ветвей эволюции, как ваш Дарвин говорил. И с понятием. Как стало ясно, что на поверхности им с людьми ловить нечего — ушли под землю. Живут пока кое-где. Вот и тут, к примеру. Только покажутся вряд ли, сразу особенно. Не любят они незнакомых.
— И детишек воровал? — уточнил Сергий. Эти истории были в сказках каждого народа.
— А то как же? Народится чадо хворое, что ни говорить, ни слышать не способно — его своя же родня в лес или на болото и засылает. Это в лучшем случае. А в худшем — дома ни жизни, ни прохода не дают. Обучал таких Речью владеть, да к делу пристраивал. И им счастье, и мне подмога, — согласился подгорный властелин.
— Мы с Осей, помнится, как-то давно про такое спорили. Я уверял, что это — чёрных рук дело. А он спорил, что, мол, из наших кто-то. Прав опять был, пень старый, — по-доброму улыбнулся наш дед.
— И много тут у вас… подкидышей? — поинтересовалась Лина, оглядывая пещеру. После таких разговоров и мне стало казаться, что я чувствую странные заинтересованные взгляды из камней.
— А сколь ни есть — все мои, — отозвался епископ, снова гладя бороду. Словно давая понять, что у хозяйской откровенности есть пределы. И они же подразумеваются у вежливости гостей.
— А ГЭС? — перевёл тему Сергий.
— Тут, друже, объект комплексный, синергетичный, — начал Степан оживлённо, как на митинге, — там и солнечные батареи снаружи, и турбины маленькие. Но главное — не там, а тут, — он ткнул пальцем под ноги.
— Геотермальная энергия, Сергуня! Это тебе не торфом вонять! Его тут, ясное дело, завались, но с энергией земли — совсем другой коленкор, поверь мне, — было видно, что про свои владения увлечённый хозяин мог говорить, не переставая.
— Широко, уважаю! Всегда твой масштабный подход ценил, — полил елеем Сергий. — Водица минеральная, тепло в хоромах — всё оттуда же, от Земли?
— И не только, Сергунь, не только! Ты слыхал, что народишко-то научился деньгу из воздуха клепать? — хозяин подался вперёд, едва не уперевшись грудью в стол. А я начал подозревать, что лучше бы нам было сразу после новости про Осину спать пойти. А то эти связки мифов с наукой и техникой точно с ума сведут. С минуты на минуту.
— Из воздуха? — нахмурился брянский лесник с легендарным прошлым.
— Ну! Ставишь шкафы эти, в розетку включаешь — и привет! Ты другими делами занимаешься, а денежка капает сама! А там уж — хошь в крипте́ держи, хошь меняй да под про́центы размещай.
Я глубоко вдохнул и выдохнул. Потёр левой рукой, на которой не висела застывшая Энджи, сперва шею, потом лоб, потом всю рожу целиком. Не помогло. Мысль о подземных майнинговых фермах, что завёл в горе под болотом беспокойный покойный епископ, Хранитель Перводрева, помещаться в голове не желала ни в какую.
— Деда… мы, наверное, спать пойдём, — протянул я. Чувствуя себя тем самым пятилетним, который случайно сломал, доигравшись, сигарету, скинул папкины тапки и теперь шарил босой ногой по полу, пытаясь слезть с высокого взрослого стула, не упав.
— Давайте, конечно. Дело молодое. Дойдут они до горницы, Стёп? Не напортят тут ничего тебе из высокотехнологичного? А то Аспид-то у нас — талант, самородок. Всё в руках горит, — издевался Сергий, явно почуяв, что спорить с ним тут некому.
— Да не должны, Сергунь. Вроде с пониманием детишки, лазить да шляться где ни попадя не будут. А коли влезут куда по незнанию — у меня ж тут под напряжением всё. Услышим, пойдём да отпихнём их палкой-то от проводов. Коли не зажарятся к тому времени, — я узнавал знакомое чувство юмора. Шутки у друзей были похожими. И хохотали они хором великолепно.