ящее чудо.
Я поблагодарил его, сразу отложив карточку с «ну и в целом». Я — не Раж, меня мой ангел в подземном замке ждёт, и вообще, «святой отец, мы здесь не за этим». Жёлтый прямоугольник «с шашечками» тоже вернул. А вот буклет и визитки кафе забрал, положив вместо них тысячу рублей. Не знаю, много это или мало, до сих пор никогда не было случая отблагодарить портье отеля. Но, судя по просветлевшему лицу и загоревшимся голубым глазам, Степан не был в претензии.
По начинавшему чуть вечереть городу гулялось легко и свободно. Осмотрел и храмы-соборы, издалека, правда, но видно было отлично — торжественно и величественно выглядели. Увидел-таки, сподобился, резиденцию Деда Мороза в старинном, но симпатичном особнячке с башенкой, почему-то напомнившим Дом Зингера в Санкт-Петербурге, хотя общего, признаться, было мало. Разве что расположение на перекрёстке, не углу. Дошёл и до непременной площади Ленина. На этот раз Ильич стоял ко мне передом, к речке задом, теребя правой рукой лацкан плаща и имея вид решительный и вполне боевой. Будто игнорируя высокую белую колокольню позади него. Ноги вели меня дальше по незнакомым улицам. По правую руку за домами поблёскивала река Сухона, отражая уже начавшие розоветь солнечные лучи. Улица, по которой я шёл, называлась Советским проспектом. Параллельно ему, если верить буклету, шла Красная улица. Старое, сильное слово. Очень старое. Наверное, обратно можно будет по ней вернуться.
Образы пришли сами собой, внезапно. В прошлый раз навалы и нагромождения тел в болотах и подземных курганах мне показал Ося. Сейчас они тоже нагрянули без приглашения, не спросивши, самостоятельно. Среди обилия разнообразных соборов, храмов и церквей с часовнями-колокольнями увидеть подобное я не ожидал. Наверное, зря.
Судя по пометкам в буклете — это был исторический центр города. Если верить глазам — забытая Богом дальняя окраина, заставленная какими-то вагончиками и строительной техникой. Какой-то не то пруд, не то маленькое озеро. А между ним и Сухоной-рекой — древние пласты мертвецов. Много. Очень много. Было видно, что чемпионаты по «Убей непохожего» проводились на этом месте веками и тысячелетиями. С силой потерев лицо ладонями, стараясь вручную согнать наваждение и отмахнуться от отпечатка древних боли и страха, я развернулся и обратно зашагал гораздо быстрее. Пёс с ней, с Красной, вернусь старым маршрутом, по проспекту. Вроде бы как раз напротив Ленина был барчик какой-то — он не помешал бы сейчас точно. Руки дрожали, кажется, даже засунутыми в карманы, а по спине скатывались холодные, как градины, капли пота.
Ссутулив плечи, вдыхая неожиданно горький дым, я шагал, заставляя себя не спешить и не бежать. Наверное, только это и спасло.
Возле примеченного по пути кабака, он же бар, он же пивная, остановился блестевший хромом и чёрным лаком мотоцикл. Кажется, такие называли чопперами, и на них по бескрайним американским хайвэям рассекали байкеры — длинноволосые, бородатые, пузатые, все в коже, железе и татуировках. В кофрах-сумках за сиденьем — нескончаемый запас баночного пива. И обрез, наверное. А ещё монтировка, цепь, нож и, вполне вероятно, пистолет.
Перебросив ногу через седло лёгким движением сильного и ловкого человека или зверя, рядом с мотоциклом, глядя на памятник Ленину, расправлял плечи высокий поджарый мужчина в остроносых сапогах, голенища которых скрывали прямые голубые джинсы. Поверх чёрной футболки с неразличимым отсюда принтом на широкой груди — жилетка из тёмной кожи. На спине которой — тиснёное изображение стилизованного дерева в круге, обрамлённом языками пламени. Чёрные с еле видимой проседью волосы ниже плеч прихвачены на лбу лентой сложенной банданы. Пальцы в вычурных серебряных перстнях. Лицо с угловатыми чертами, будто высеченное из гранита советским скульптором. Тёмные очки-авиаторы и зубочистка в углу рта.
Чёрный.
Второй ранг.
Ищейка.
* нульцевый — новый, без пробега.
Глава 20Случайности неслучайны не всегда
Когда-то давно я смотрел кино или сериал. Названия и даже сюжета сейчас и не вспомню. Там был момент, когда в полицейском участке допрашивали мужика. Хрестоматийный американский коп в белой шляпе, коричневых штанах и со звездой на груди орал, брызгая, хотя, скорее даже поливая слюной, на прикованного к столу наручниками задержанного:
— Бар — в щепки! Сгорело две машины! Двенадцать парней на больничных койках! Док Хадсон говорит — по ним как каток проехал! Что ты скажешь в своё оправдание, парень⁈
— Я запаниковал, — речь сидевшего в браслетах была от паники несказанно далека, как и пристальный, чуть насмешливый взгляд слегка прищуренных серых глаз.
Так вот я запаниковал. Но как-то очень оригинально, как ни разу до этого.
Байкер осматривался. Посмотрел направо, в сторону соборов. Затем налево, откуда я направлялся в тот самый бар, возле которого он остановился. В эту сторону смотрел чуть дольше, поводя носом и раздувая ноздри, становясь на глазах меньше похожим на человека. А затем развернулся и пропал в дверях кабака. Потому что ничего и никого подозрительного на проспекте не увидел. Потому что меня там не было.
Ну, то есть был, разумеется — куда б я делся за полторы секунды с тротуара почти посреди площади? Но игры в «пущевика» с двумя инструкторами, по сравнению с которыми любой тренер спецназа ГРУ, пожалуй, смотрелся бы бойскаутом или пионером в шортиках, зря не прошли. Моя сфера-аура слилась с пейзажем, кажется, вовсе без моего участия, при первых признаках опасности. Поэтому ищейка и не увидел меня, стоявшего в ступоре метрах в двадцати прямо перед ним. А вот почему не учуял — надо было подумать. Но потом. Когда между нами будет расстояние побольше.
Из оцепенения меня вышиб парнишка, видом до удивления похожий на Шурика из комедий Гайдая: светлая голова, большие очки и полное отторжение от брена.
— Простите, пожалуйста, — пробурчал он высоким голосом, напоровшись на меня, обойдя и продолжив движение, не отрывая глаз от какой-то книги, обёрнутой в газетный лист. Так и не поняв, что врезался в пустоту.
Сфера, кажется, снова сама «подстроила» сбитые ботаником настройки, уверенно, с гарантией укрыв меня от посторонних глаз. Но то, что я знал теперь об ищейках, убеждало: стоять на одном месте, надеясь на невидимость — редчайшая тупость. И я, развернувшись, нырнул во дворы, вернув себе очертания, только обойдя здание бара с большим запасом и убедившись, что не вижу его за другими домами и постройками.
Где находится гостиница я представлял вполне отчётливо, но только в части адреса и направления — вон там. Туда и отправился, размышляя, как бы связаться с Болтуном и выяснить, откуда у этой ищейки растут ноги? Мастера в своих вотчинах знали или всё, или почти всё, и появление чёрной твари второго ранга точно не пропустили бы. Надо проверить, вдруг на планшет пришло сообщение от абонента «7»? Судя по тому, что в адресной книге там была единственная запись — это и был Никола. Интересно, я сообщение тоже придёт пустым? Со значительным молчанием отправителя, которое так трудно выразить в простых и скучных буквах? Но тут меня как током дёрнуло.
По правую руку стояло двухэтажное здание, нежно-розовое, обильно украшенное белой лепниной, с какими-то башенками на крыше. В моём родном городе таких была целая улица, и теперь там помещалась куча магазинов, кафешек, фирмочек и прочего. Такой вытянутый в длину Дом Быта. Здесь, кажется, было так же. Внимание приковала листовка формата А5, на которой крупно значилось название: «Город Мастеров». Судя по состоянию бумаги и отклеившимся краям, она висела на стене, в обрамлении других похожих, довольно давно. Вряд ли её повесил мотоциклист сегодня или вчера, раскидывая сети на одного самонадеянного до крайности Странника. Который, кажется, стремительно становился параноиком. Но проверить следовало.
Обойдя торговые ряды, во внутреннем дворе увидел симпатичную двухэтажную круглую башенку из красного кирпича, эдакую толстую и низенькую каланчу или обсерваторию — крыша в виде полусферы была похожа и на неё. Над входом на табличке было то самое, зацепившее внимание название. И я, в надежде исключительно на непокорённую веру в добро, шагнул за белую пластиковую дверь с большим и чистым стеклом.
Во внутреннем зале за столами сидели дети и что-то увлечённо мастерили. Девочки вязали каких-то кукол из лоскутков, мальчишки тюкали молоточками по желтым пластинкам металла, похожим на отмытые и развальцованные консервные банки, нанося какой-то чеканный рисунок под присмотром крепкого мужика в холщовом фартуке и девчонки лет пятнадцати. Которые оба посмотрели на меня с удивлением. А я продолжал осматриваться, как ни в чём не бывало, понимая, что становиться невидимкой поздно. Раньше надо было думать.
По правую руку обнаружился верстак. Перед ним — винтовая табуретка на колёсиках. На чёрном дерматиновом сидении которой лежала вышитая подушечка. А на ней сидел сгорбленный старик, что-то делая, судя по движениям локтей. Над верстаком висела мощная лампа, явно давая хорошее освещение рабочей поверхности. А под ней блестел и переливался большой ключ. Серебряный, с затейливым чернёным узором. Я поймал себя на неожиданном желании перекреститься.
Стульчик с легким скрипом повернулся вокруг оси, вместе в Мастером. В том, что старик был именно им — сомнений как-то не возникало. В одном глазу у него торчало какое-то увеличительное приспособление, как у часовщиков или ювелиров из старых фильмов. А другой смотрел на меня с недоверием.
— Поздорову, мил человек, — склонил я голову, снова повторяя то, чему учил Алексеич, — по пути от синя камня к белому притомился я. Поможешь ли?
Девчонка за моей спиной ахнула. Мужик изумлённо выдохнул что-то вроде «да иди ты!»
— Здрав будь, Странник, — каким-то шелестящим шепотом ответил старик, вынимая из глаза окуляр. Одной рукой он крепко сжимал его, второй — длинную, по грудь, седую бороду. — Чем смогу — помогу. В чём беда твоя?