— Три монеты этого же номинала, этого же года и серии той же батюшка твой приносил, Павел Петрович, светлая ему память. Давно это было. Похожи вы. А нам глаз надо намётанный иметь, примечать всё — работа такая, — он улыбнулся, но как-то светло, бесхитростно, по-доброму.
— Спасибо, мастер. Я подожду, как скажешь, — кивнул я.
— Добро. К половине первого подходи, — он поднялся, одновременно выключая яркую настольную лампу и переворачивая табличку на стекле. Вместо «Добро пожаловать» на ней теперь значилось: «Скоро буду, звоните» и номер мобильного телефона. Я вспомнил, что мой собственный так и лежал в одном из многочисленных ящичков-бардачков Форда.
Телефон предсказуемо сел. Аппарату было три года, экран на нём был чуть сколот снизу, но на качестве звука звонков это никак не отражалось. На качество поступающих новостей и сообщений — тоже не влияло. Хоть дядя Митя и говорил, что сломанные вещи лучше не держать рядом с собой. И вообще советовал поменять в ближайшее время то, на чём мог храниться отпечаток чужой злой воли.
Я запустил двигатель, попутно порадовавшись, что новый аккумулятор не сел за то время, пока меня не было — веры Женьку́ не было никакой. Подсоединив трубку к проводу от прикуривателя, дождался, пока она проморгается, прожужжится и придёт в себя. Стоило только ей ожить, как посыпались оповещения о звонках и сообщениях. Бывшая звонила семь раз. Шесть из них — этим утром. Судя по времени — как раз после того, как последний росток растворился в воздухе вонючим облачком. В то же примерно время были отправлены сообщения: «Ярик, где ты?», «Отзовись!» и «Мне нужна помощь, срочно перезвони!». Пожалуй, ещё позавчера это сработало бы. Сегодня — уже нет. Ещё одно сообщение было от неизвестного номера, со ссылкой на книжку про какого-то Диму Волкова на той самой платформе с «птичкой». Этот номер я переписал на листок блокнота, что всегда катался в нише на водительской двери, вместе с карандашом. После чего выключил телефон, глядя на то, как с экрана мне улыбается бывшая. Видимо, увидела сообщение, что я появился в сети, и сразу позвонила. Панической атаки больше не было. Даже злости не удалось ощутить. Лишь какая-то странная брезгливость, будто чёрные зародыши могли проникнуть в ухо прямо через динамик. Хотелось вымыть руки. И выбросить телефон. С этого и начал.
Руки помыть было особо негде, поэтому начал с того, что вынул симку, сломал пополам и бросил в урну возле киоска с выпечкой. Трубка полетела следом, вызвав удивлённый взгляд женщины, что как раз отходила от окошка, бережно заворачивая бумажный пакет с ещё тёплым батоном, прежде чем убрать в сумку. Мне до всего этого не было никакого дела. Кроме, пожалуй, аромата хлеба — слишком уж сытно и душисто пахло возле ларька. Подумав, я снова обошёл торговые ряды и, выстояв очередь из трёх страждущих, получил здоровенную шаурму и бумажный стаканчик с чаем. На будке с мясом в лаваше не было никаких опознавательных знаков или вывесок, она не хвасталась заметным издалека светлым пятном белой длани, как предприятия общественного питания Бабая Сархана, но всегда, сколько я себя помнил, находилась на этом месте и снабжала горожан вкусной и питательной шавухой, которую с одинаковым удовольствием брали и местные торговцы, и милиционеры, и проверяльщики из санэпидстанции. Последние, правда, предсказуемо угощались бесплатно.
На то, чтобы расправится с едой и чаем, обстоятельно и без спешки, ушло минут двадцать, не меньше. Выкинув в урну бумажку, стаканчик и салфетки, я зашёл на территорию Кремля сквозь Никольские ворота в древнем земляном валу, прошагал под липами до собора и уселся там на лавочке. Не помешала бы какая-нибудь хорошая книжка, конечно, но денег оставались сущие слёзы, и до книжного идти было лень. Тем более, что память моя теперь вмещала, пожалуй, больше некоторых библиотек.
Мастера помогали Хранителям и Странникам, живя, что называется, «в миру». У них были семьи и обычные заботы простых людей, хотя это, скорее, являлось исключением. Чаще это были одинокие мужики в возрасте, казавшиеся остальным нелюдимыми и странноватыми. Они не обсуждали политику, не напивались по пятницам, не скандалили и не ругались. Вообще никогда. Долг Мастера — помощь и поддержка Хранителей. Те, в свою очередь, приводили помощников к своим Деревьям, возникни нужда. Поэтому странные слесари тоже могли быть гораздо старше тех лет, на которые выглядели. Я бы, пожалуй, не удивился, узнав, что этот, сегодняшний, работал ещё на чугунолитейном заводе, из которого потом, в начале прошлого века, вырос наш экскаваторный. Позавчера ещё — удивился бы. Сегодня — нет.
Странники, которых всегда было значительно больше Хранителей, но в этом и прошедшем столетиях всё равно кратно меньше, чем, например, до Революции, поддерживали связь между Деревьями. Тем, кто берёг покой и мир древних мудрых великанов, нельзя было покидать их. А передавать новости, знания и опыт не умели ни традиционные, ни современные приборы. Энергию, силу Дуба донести до Осины мог только человек, ставший на путь познания и изживший Тьму в себе. Даже такой начинающий, как я. За помощь Деревьям и Хранителям полагалась награда. Не золото или серебро, не закрытые техники нейролингвистического программирования или что-то вроде того. Просто частичка Силы. Что-то наподобие комиссии, если одевать стародавние тайны в понятные современные слова. Перенося энергию, Странник оставлял часть себе. Она же хранила и берегла его в пути от тварей, предупреждала об опасностях, помогала видеть то, чего простой человек не заметил бы никогда.
— У тебя всё в порядке, сынок? — участливый голос будто выдернул меня из странной неожиданной медитации, куда я нырнул, обратившись к новым, недавно обретённым знаниям.
— Спасибо, всё хорошо, — ответил я, повернувшись. Рядом стоял старец в церковном или монашеском одеянии — я не разбирался в них. Что-то вроде чёрной рясы, такого же цвета безрукавка и странная круглая шапочка на макушке. И светлое, молочно-белое свечение напротив сердца, напоминавшее формой семиконечную, кажется, звезду, что неторопливо шевелилась и пульсировала.
— Неужто у Митяя новый Странник нашёлся? — вскинул брови старик. Я даже проследил за его взглядом на мою грудь слева, но ничего не увидел. Дед был, судя по всему, тоже непростой.
— А как Вы узнали? — неожиданно сам для себя я перешёл на «мысленный» язык.
Монах вздрогнул, широко улыбнулся, как человек, что услышал слова родного наречия где-то далеко за границей после долгого перерыва, и ответил мне так же:
— Ты и Речи обучен? Никак Древо узрел? — глаза старика сияли.
— Да, — казалось, даже не произнесённые вслух слова «звучали» растерянно.
— Митяя-то я чую, да ещё удивился — неужто старый отшельник в такую силу вошёл? А это, оказывается, само Древо тебя наделило. Никак большую помощь оказал Ему? — дед всё больше напоминал того, кто встретил земляка вдали от дома и стремился сразу узнать как можно больше.
— Наоборот, скорее. Они сами помогли мне. С того света вернули. Ну, вернее, не пустили туда, — смутился я. Мимо шли две старушки-паломницы. Монах перекрестил их в склонившиеся платки. Удобно, всё-таки, без слов говорить — даже не прервался.
— Всякое бывает в жизни. Выживают не все, это да. Везучий ты парень. Вижу, дело у тебя? К Витальке, наверное, пойдёшь? — перед глазами будто появился образ той лавочки, где за стеклом сидел, склонившись над станком, сегодняшний Мастер. Только без очков и бороды, с волосами цвета «перец с солью», а не белыми.
— Да, он обождать велел, но уже подходит время.
Я скосил глаза на циферблат на левой руке. Над овальным зелёным полем в угловатой серебристой рамке корпуса скользил белый прямоугольничек на секундной стрелке. Время и впрямь подходило. Часы были отцовские, старая «Слава». Бывшей не нравились — ни пульс не показывали, ни шагомера в них не было. Я же теперь носил, не снимая. В парилке только расстегнул браслет, и то после того, как Алексеич напомнил.
— От Сергея Орудьевского поклон передавай ему, — сообщил необычный монах. А сам положил мне руки на плечи, заглянул в глаза и добавил вслух:
— Доброго пути, сынок! Храни тебя Господь!, — качнул головой, хлопнул по правому плечу, развернулся и неторопливо побрёл к собору.
А я будто очнулся, притом так, словно одновременно отлично выспался, вкусно и сытно поел и залился кофе по самые брови. Энергия переполняла, хотелось если не лететь, то уж точно бежать. Вот оно, видимо, настоящее «благо словление».
Глава 8Новая дорога
— Держи, Ярослав.
Мастер под стеклом подвинул по стойке ко мне пухлый конверт. А вслед за ним достал из-под верстака и поставил рядом коробку и ещё один небольшой плоский картонный пакет. В первой был, судя по картинке, новый телефон какой-то неизвестной мне фирмы и модели. Во втором — сим-карта.
— Странник в начале пути — как новорожденный. Мало что может, и почти ничего не умеет. И чем меньше связывает его с прошлым — тем лучше. Думаю, у тебя точно та же история. Поэтому всё, что сможешь, надо начинать с самого начала, — он говорил спокойно, размеренно. Как учитель начальных классов. Или священник на отпевании.
— Номер новый, чтобы ты мог сам решать, с кем говорить и кого слышать. Там же, вместе с номером — банковская карта, уже привязанная к нему. Приложение банка потом сам установишь. Но лучше по-старинке, конечно, пользоваться наличными деньгами. Если бы ты не спешил так, я бы успел «потерять» и восстановить твой паспорт и права, да и машину сменить не мешало бы. Но, будем надеяться, «чёрные» не сразу потянут за тобой все свои лапы, и ты успеешь добраться до своей цели. А там, думаю, местный Мастер поможет. Ему на своей земле и без жёстких рамок по времени, будет попроще. Чем дальше от больших городов, тем легче затеряться в лесах, помни об этом. Пойдём, провожу.
— Тебе от Сергея Орудьевского привет, Мастер, — опомнился я, отступив на шаг назад, прижимая к груди свои новые сокровища.