— День сюрпризов, Венера. А этот и иммунный, и с Древом как-то связан. Теперь ясно, почему жив до сих пор. Ты? — Шарукан повернулся ко мне, кивнув на младенца.
— Да. Само как-то получилось, — ответил я, вспомнив, что действовал словно по наитию.
— Само ничего никогда не получается, Странник, — неожиданно серьёзно возразил Мастер. И продолжил тем же тоном, — женщину с ребёнком здесь оставь. Тут наверху как раз апартаменты свободные есть. Не волнуйся за них — мои дочери присмотрят, помогут. А мы пойдём, пройдёмся, пока ещё не совсем стемнело, покушаем, поговорим без спешки. Ты многое хочешь узнать, а мне есть, что рассказать тебе.
Глава 13Истории, теории и практики
На улице почти стемнело. Ветерок шевелил ветви стоявшей напротив ёлки, что была выше соседней пятиэтажки. Стало ощутимо свежее — не прохладно, а именно свежо: дышалось свободнее, легче. Или это из-за того, что я больше не летел, наплевав на знаки и светофоры, по чужому городу, и за спиной у меня не умирали сестра и племянник?
Форд стоял там, где и был брошен при поспешном, экстренном, я бы сказал, десантировании. Торча правым передним углом морды в кустах. С приоткрытой задней правой дверью. Но и колёса, и барахло внутри были, вроде бы, на своих местах. Хороший район тут, тихий. Там, где была квартира, что мы купили с бывшей, в машине к этому времени не осталось бы, наверное, даже сидений. Если бы осталась она сама целиком.
— Переставить бы, нехорошо стоит, — по достоинству оценил мастерство моей парковки Мастер, — нам как раз до кафе надо. Пешком тут метров двести. Ну, объедем, не страшно.
И уверенно сел на переднее сидение, отчего Форд только вздохнул и будто прижался к земле, сразу заметно потеряв в дорожном просвете. Я обошёл машину, сел и запустил двигатель.
— Окна открывай. Заразы у тебя тут полно. Третий ранг работал, не меньше. Тем, кто слабее, столько спор не захватить. Ты продолжаешь удивлять, Странник. Не обманул Виталька. Эй, чего делаешь-то⁈ Руля выверни — бампер оторвёшь! — воскликнул он вдруг.
Я молча выкрутил руль вправо, чтобы съехать с бордюра осторожнее, не оставив на нём половину морды. Не подумал, точно.
Седой Мастер молча тыкал пальцем, куда именно нужно было поворачивать, разуверившись, видимо, в моих умственных способностях. Мы выехали на Советскую, повернули налево, пропустив автобус, бело-зелёный ЛиАЗ, облепленный какой-то пыльной рекламой. Подождали, пока он высадит и заберёт пассажиров на остановке. Ни он, ни мы теперь никуда не торопились. Было время прочитать даже название на павильоне: «Редакция газеты 'Брянский рабочий». Проехали за решительно никуда не спешившим автобусом вдоль каких-то спортплощадок или стадиона с правой стороны, который сменился аккуратным симпатичным сквериком, где каждое дерево стояло в нарядном белом сапоге, выкрашенное извёсткой на одной высоте, по-военному. С левой стороны показался очередной «Магнит», облицованный глянцевыми бежевыми керамогранитными плитками. Шарукан махнул влево, а на мой вопросительный взгляд по поводу знака «движение запрещено», белого кружка с красным кантиком, только нетерпеливо повторил жест. Я пожал плечами и поехал — ему явно виднее, я тут вообще в первый раз. На следующем перекрёстке тоже свернули налево.
— Вон там вставай, — слова прозвучали неожиданно, я чуть не вздрогнул. Отвлёкся, разглядывая новый для себя город, где чередовались двух- и пятиэтажные здания, а высокие, новые, казалось, были где-то далеко. Поэтому первая попавшаяся пятнадцатитажка зачаровала, как будто я только что из лесу выбрался.
Место, куда указал Мастер, оказалось парковкой возле странной постройки. Между двух острых углов фасада, выходящих на улицу, над полукруглым крыльцом висела вверх ногами половина стеклянной воронки. Или конуса. Короче, какой-то остроконечный стеклянный колпак, уходивший в небо, светился изнутри. За ним сидели люди, и свободных столов, кажется, не было. На парковке нашлось одно место как раз за столбом — там я Форда и остановил.
По лестнице поднимался за Шаруканом. Тот шёл, будто к себе домой, лёгкой и вальяжной походкой. Кривоватые мощные ноги несли его кубическое туловище гордо и уверенно. Стеклянная дверь распахнулась, стоило ему подняться на последнюю ступеньку, и здоровенный, под два метра ростом, амбал в чёрном костюме вежливо придержал её, склонив голову. Я шёл вслед за Мастером, решив ничему не удивляться.
— Шарукан Исмаилович, добрый вечер! А чего ж не позвонили, не предупредили? — за стойкой стояла девушка-метрдотель, или как они правильно называются. Такой только дорогие вещи рекламировать или в кино сниматься — длинные прямые светлые волосы, лучистые серые глаза и черты лица, как у какой-то актрисы, что давно олицетворяла услуги одного из мобильных операторов.
— Да просто мимо проезжали, Нина, решил заскочить. Найдётся местечко? — спросил он.
— Конечно. Вы вдвоём? — уточнила она. Будто я просто так за этим мужиком зашёл, дверью ошибся.
— Да. Мы часа на два-три. Где-нибудь потише бы.
— Пойдёмте, пожалуйста, — Нина вышла из-за стойки, и я понял, что насчёт кино был прав. С такой фигурой там самое место, пожалуй.
Мы поднялись по лестнице, миновав второй этаж, и свернули в коридор на высоте второго с половиной. Странная архитектура, но высота потолка тут точно была вдвое ниже, чем на первых двух. Блондинка проводила нас к дальней двери по правую руку, открыла её и включила свет, щёлкнув клавишей на стене рядом. Комнатка была метров двенадцать, три на четыре. Когда торгуешь вагонкой и блок-хаусом — быстро учишься на глазок определять ходовые размеры. В глубине стоял угловой диван, перед ним — стол, за которым, пожалуй, человек пять-шесть уселось бы легко, не мешая друг другу. На стене висела здоровенная плазма, занимая, наверное, больше половины площади. Бордовая венецианская штукатурка стен подсвечивалась диодными лентами и лампами на блестящих кронштейнах, висевших под потолком в каком-то строгом завораживающем геометрическом порядке. Тени на полу и потолке пересекались, словно ветви таинственного дерева. На столе теней не было вовсе — свет тут явно со знанием дела ставили.
— Когда будете готовы сделать заказ — позвоните, как всегда. Приятного вечера, — девушка вышла, а я ещё некоторое время смотрел на закрывшуюся за ней дверь. На уровне наиболее выдающихся изгибов стройного тела.
— Здрав будь, Странник, — Мастер будто продолжил разговор с того самого места, на котором сам и прервал его шуткой не так давно. — Чем смогу — помогу. В чём беда твоя?
Я уселся за стол по правую руку от него, лицом к двери. На экране продолжали показывать какой-то северный водопад: жемчужные брызги разлетались над чёрными камнями. Вода падала с мшистой скалы, поросшей по краям кедровым стлаником. Судя по логотипу в правом верхнем углу — это был мой любимый телеканал: «Моя Сибирь». Его можно было смотреть бесконечно. Но Мастер ждал ответа.
— Меня зовут Ярослав Змеев. Вчера я познакомился с подмосковным Хранителем. Сегодня — с Древом. И тамошним Мастером, Вашим коллегой, — дальше пока не придумывалось, и я потянулся к меню, чтобы собраться с мыслями. Хоть с какими-нибудь.
— Рад встрече, Ярослав. Меня зовут Шарукан, как ты слышал. Я последний Мастер в нашей области, — при этих словах он нахмурился, но не сердито, а как-то… Сложно объяснить, но казалось, будто лицо его стало каменным, как у памятника. Словно подтверждая то, что он принял свою судьбу такой, какой бы она была.
— Виталий сказал, что дело у тебя в наших краях. Судя по тому, что направили тебя в день инициации — важное. Я помогу тебе, Странник, как велит мой долг. Рассказывай. Хотя, давай сперва закажем чего-нибудь — за едой беседа легче. Тут хорошо кормят, и поят тоже неплохо. Машину здесь оставишь, нам три минуты до дому.
Голод, казалось, рухнул на меня в то самое время, когда Мастер завёл речь о еде. «Останкинские» пельмени — вещь питательная, конечно. Но с момента нашей встречи с ними прошло уже прилично времени и случилось много всякого. Да и не приучен я спорить со старшими.
Кормили и вправду очень вкусно, и порции были не столичного формата. Скорее, какой-то гостеприимно-восточный формат, хотя блюда вполне европейские. Шарукан рассказал, что ресторан раньше был его, но он подарил его на свадьбу зятю. И пошутил, что это была очень выгодная инвестиция — теперь в любое время бесплатно кормят.
— А Шарукан — татарское имя? — поинтересовался я, переходя к горячему.
— Мой народ — кыпчаки. Он старше татар. На Руси звали половцами. Западнее — кунами или куманами. Недавно интересную научную работу читал — этнографы, антропологи и филологи пришли к выводу, что куманы и команчи — в родстве. Теперь осталось понять, как на другой континент перебрались.
Мастер ел с аппетитом, а говорил с восточным, непроницаемым, выражением лица, и не было понятно — шутит или нет. Но после «кино» от Дуба, на котором было видно, как опускался и поднимался уровень Мирового океана, обнажая и снова пряча в глубине «мостики» между континентами, я вполне допускал такую возможность.
Кроме подземного «Дома быта» и ресторана, который теперь был уже не его, а зятя, у Мастера была в городе сеть апартаментов, что редко пустовали летом, пара автосервисов, кафе и торговых точек на рынках, продуктовых и вещевых. И большая семья, даже по восточным меркам. За то время, что он был Мастером, он четырежды виделся с Хранителем. В первый раз — как раз до войны. Мировой. Первой. Поняв, что нынешний собеседник будет чуть помладше дяди Мити, я тут же отбросил все сомнения о его семье, возникшие было при упоминании десятков детей и внуков.
Я коротко рассказал о себе — и как докатился до жизни такой в целом, и до Белых Берегов в частности. Про сестру. Про иноков и старца. Про Зураба и Натана.
По широким скулах и нижней челюсти Шарукана ходили желваки, крупные и твёрдые на вид, как и всё его лицо, будто высеченное из гранита. Или песчаника. После истории о родителях он молча разлил по стопкам что-то прозрачное из графина, и мы выпили, не чокаясь. Пахло виноградом и какими-то ягодами. На словах про то, как сгорел в топке бани чёрный паразит, а последний его отросток вспыхнул и стал пеплом — что-то проговорил по-своему и хлопнул меня по плечу. После рассказа про то, как в ведре сгорело дотла то, что убивало Павлика, поднял трубку, по которой заказывал еду, и потребовал ещё один графин.