В багажник Нивы темноволосые крепкие парни как раз грузили красный газовый баллон. Заднее сидение под крышу было заставлено какими-то коробками и пакетами. И сидела машина явно ниже, чем утром. А нам ещё по лесу продираться. На мой изумлённо-восхищенный взгляд Шарукан лишь шире расправил плечи и выше поднял нос. С момента его звонка и чтения списка прошло от силы часа полтора.
Выезжали из города неторопливо. И потому, что после позднего обеда чуть начало клонить в сон. И от того, что машина, набитая под завязку, к быстрой езде не располагала никак. Хотя, впрочем, она и пустая для неё не была предназначена. Остановились только один раз — возле цветочного ларька. Глядя на меня с двумя букетами, которые я с абсолютно непроницаемым лицом положил между коробок на заднее сидение, Мастер поднял большой палец и азартно, по-молодому, подмигнул.
В Дворики въехали так же неспешно. Радио «Ретро», настроенное Шаруканом, голосом Пугачёвой выводило про «Три счастливых дня*». На обочине в пыли купались куры, но приценяться к ним сейчас не было ни желания, ни надобности — за спиной ехал запас свежатины ещё на пару недель точно. На заборе, будто пытаясь поспорить с Примадонной, заорал здоровенный белый петух. Откуда-то справа доносились прочно забытые звуки двуручной пилы. Сельская тишь и пастораль.
— Налево не смотришь, башкой не крутишь, скорость не меняешь, — вдруг произнёс Мастер каким-то чужим, злым голосом. Послушавшись, я посмотрел направо. И увидел, как он левой рукой внизу, между колен, сдвигает назад затвор пистолета. Которого только что в руках у него не было.
Нивейка катилась по центральной улице Осиновых Двориков так же, как и пару секунд назад. Двигатель бурчал так же ровно. Только сердце у меня явно прибавило оборотов. И по спине пробежали неприятные мурашки.
— Вот же падла, разожралась где-то. В том году ещё четвертая была, — прошипел Шарукан, хотя я готов был поклясться — губы не шевелились.
Перед заборчиком синего дома с яркими белыми наличниками сидела на лавке яркая, ладная и фигуристая брюнетка в неожиданно смотрящихся на ней застиранном ситцевом халатике и тапочках-сланцах. И знакомой кофте с полосками на рукавах. Глядя на нашу машину с непонятным выражением лица. Я понял, что за взгляд чуял оба раза, что проезжал здесь. Холодный, цепкий, гадючий. А в груди её, напрочь отшибая все мысли об аппетитных формах, клубилось Пятно. Второго ранга.
* Алла Пугачёва — Три счастливых дня: https://music.yandex.ru/album/3662714/track/30252256
Глава 21Озерные ведьмы
Хотя это и на пятно-то уже было не похоже. Казалось, будто внутри у неё — что-то похожее на тёмную медузу, с вершиной купола в районе ключиц и расходящимися вниз и в стороны щупальцами. Выглядело одинаково тревожно и мерзко. Даже при том, что смотрел я на эту пакость внутри живой женщины, казалось, левым ухом, проезжая мимо с совершенно отсутствующим видом. И стало как-то предельно ясно, что кур покупать я сюда уже не пойду.
Свернув за поворот под горкой после деревни, Нивейка скаканула вперёд уставшим осликом, что почуял родное стойло. В арку между осиной и берёзой прошла без прошлой нервной суеты с ручником и заносом, как-то даже деликатно, если это слово в принципе применимо к сугубо утилитарному автомобилю с вечно удивлённым взглядом круглых фар. До ручья тоже доехала вполне себе культурно, переваливаясь с боку на бок на корягах и кочках. Эдак тут скоро наезженная дорога организуется. Естественным путём.
Шарукан молчал всю дорогу, поглядывая время от времени в правое зеркало, которое повернул так, чтобы пространство позади было видно ему, а не мне. Я в нём только обочину и видел, да лес стеной за ней. Пистолета Мастер из рук не выпускал. Спокойствия это не прибавляло.
Вышли из машины, привычно потянувшись. Любая поездка на Ниве на моей памяти заканчивалась именно так — пассажиров и водителя прямо-таки тянуло понаклоняться, поводить плечами, а то и поприседать. Шарукан втянул воздух носом, продолжая выглядеть как-то хищно и опасно. И по сторонам огляделся с таким видом, что вставать у него на пути не возникало никакого желания. Потом сделал какое-то хитрое движение большим и указательным пальцами правой руки, придерживая затвор левой. И убрал оружие за ремень сзади. Если я ничего не путал — это был ТТ, который «очень быстро разбирают», и «эхо войны». Но в руках Мастера не самый маленький пистолет выглядел, как дамский, сувенирный.
— Не стой столбом. Нам ещё ходить и ходить. Давай, тащи круглое, кати квадратное, — поделился он хмуро военной мудростью.
И одним движением подхватил за вентиль красный баллон, закинув на плечо, чуть придержав другой рукой за дно. И хоть бы качнулся. Точно, штангист.
Я подхватил коробку, на которой была нарисована газовая плитка, из тех, что у многих на дачах «живут» — маленькая, на две конфорки. Сверху встала ещё одна коробка, побольше, но полегче. Шарукан уже косолапил сквозь лес, держа во второй руке картонный ящик чуть ли не в кубометр размером, перетянутый пластиковыми лентами. Двужильный, что ли?
Груз сбросили сразу за ставнем в плетне. Алиса с крыльца поздоровалась с Мастером и крикнула, что выйдет, поможет разгрузиться. Тот в ответ велел из дому носа не высовывать. Таким тоном, что сестра и переспрашивать не стала. Мы ещё за две ходки освободили Ниву от груза. И клемму с аккумулятора я скинуть на этот раз не забыл.
От бани так тянуло копчёными линями, что я почти забыл и про недавний обед, и про раков, и про всех на свете ведьм любого ранга. Но, наткнувшись на брошенный Мастером взгляд на плетень, тут же вспомнил. Не про обед, к сожалению.
— Веди к ним, — велел он. Я не стал уточнять, кого он имел в виду, шагнув в сторону амбара.
В открытую дверь Мастер заходил едва ли не боком. И в силу природной стати, и из-за пары коробок, что тащил в руках у груди. После баллона на плече и, как выяснилось, маленького такого, но всё-таки холодильника, что оказался в той коробке с пластиковыми лентами вокруг, я поглядывал на него с ещё бо́льшим уважением.
— Поздорову, други старые, — голос его под конусом крыши прозвучал низко, а главное — неожиданно. Я как-то совсем привык уже к тому, что в этих стенах даже Павлик переходил на Речь, не тревожа воздух звуками.
— Здоро́во, Мастер! — хором раздалось в голове. — Давно не заглядывал.
— Да как-то всё не складывалось, — хмуро проговорил кыпчак. Видимо, это были какие-то обычные, обязательные к произнесению фразы, привычные для них.
— Ува́жил, Шарукан, спасибо тебе, — Ося будто внимательно наблюдал за его движениями. Из коробок появлялись какие-то свёртки коричневой обёрточной бумаги, закрытые крышками колбы из тёмного аптечного стекла и даже ступка с пестиком, белые и фарфоровые. Я не смог вспомнить, когда видел такие в последний раз.
— То долг мой, Древо. Сейчас всё подготовлю, по твоему рецепту тогдашнему, — в его больших ладонях весь этот инвентарь школьного кабинета химии терялся, но двигались они быстро и уверенно.
— А потом и до тебя дело дойдёт, Серый, — во взгляде Мастера, кажется, проскочило сочувствие и грусть, когда он покосился на Хранителя. Тот, к слову сказать, выглядел уже не не полтораста, а всего-то лет на девяносто. По сравнению с собой же недавним — настоящий бодрячок, живчик прямо. Только лежавший по-прежнему в саркофаге из веток и прутьев.
— Ты не косись так, татарская морда. Знаю, всё знаю. Раскапризничался, старый дурак, слабину дал. Сбежать хотел. Пока лежал-помирал да себя с Оськой жалел — куда ни шло ещё. А как Яр вон Алиску с Павликом привёз — понял, что поспешил, — Хранитель не защищался, не оправдывался и не скандалил. Просто констатировал факты.
— Так я ж ничего и не сказал, — начал было Мастер.
— Ты громко думал! — перебил его Сергий. Со стороны это выглядело тревожно. Особенно для тех, кто Речью не владел. Стоит себе в сарае старый здоровенный мужик и говорит бессвязные, вроде бы, фразы. Ещё и обрывая их на полуслове.
— Это ещё не громко было. Ты пока тут корни в Родину пускал — под боком чёрт знает что творилось, похоже. Через деревню с Яром ехали только что. Машку помнишь, внучку Лиды? — руки Шарукана продолжали чародейство, никак не отвлекаясь на дискуссию. В колбах смешивались какие-то порошки, добавлялись какие-то жидкости. Стоило только задуматься об этом, как он тут же всучил мне ступку с пестиком и пять блистеров таблеток. Обычных, бумажных, не думал, что такие ещё выпускают. Глюконат кальция и та самая янтарная кислота, три к двум.
— На-ка вот, перетри в порошок. Все, что есть. Тщательно, — буркнул он.
— Помню Машку, как не помнить? До сих пор удивляюсь, как из них, соплюх тощих, в прыщах да бородавках, такие павы потом получаются, — у лежащего деда, вроде бы, даже глаз затуманился от каких-то личных воспоминаний.
— На втором ранге Машка теперь. Под самым забором у тебя, почитай, — перебил его Мастер. Будто ледяной водой из таза окатил закатившего было глаза Сергия.
— Что⁈ — клумба вокруг него опять качнулась.
— Что слышал. Вон, Яр не даст соврать. Да вам захочешь — не соврёшь, — судя по Мастеру, ему самому крайне не нравилась весть, что мы привезли. — А вы вон не в форме, как на грех.
— Не ёрзай, говорю! — грохнул в голове голос Древа громче обычного. — Некстати, верно говоришь, Мастер. Хранитель пока в силу не вошёл — ему и второго ранга хватит. Они выносливые и цепкие, как репьи. Сам что думаешь?
— Воинов позвать да окопаться тут, как в Отечественную. Или опять половину леса ядовитой сделать, как во Вторую. Или спецов найти да на ноль ту Машку помножить. И вслед за Заряной в озеро определить. И третий вариант мне прямо всем по душе, Древо, — пока ехали, слесарь не только снаружи голову напрягал, хмурясь да гоняя желваки, но и изнутри.
— Вечно вы, человечки, спешите, — задумчиво «проговорил» Ося.
— Потому и спешим, что не вечно мы, человечки, — твёрдо ответил Мастер, отбирая у меня ступку, про которую я уже и забыл. — Иди-ка, Яр, открывай кормушку. Сейчас не тот момент, когда сила лишняя может быть. Всей бы хватило.