— А весточки, про которые ты говоришь — они для чего? — это тоже было интересно.
— Они, вечные, темнят всегда, сам знаешь. Но из того, что я по себе почуял и понял — что-то типа шифрованного послания передают. Двойного. Часть мысленно, часть — вживую, — не особо пояснил он.
— Вживую?
— Ну, вроде как чёрные споры, только не чёрные, и не споры, — пока понятнее не становилось. — Вот ты по лесу ходишь — дышится легче. Сейчас принято считать, что это фитонциды, что бы это ни значило. Вот когда в амбар входишь — примерно то же самое происходит, только сильнее, мощнее, более концентрированно. И эти частицы Древа как-то встраиваются не то в ДНК, не то в хромосомы, куда-то на очень мелком уровне, короче. И лечат. И запас прочности дают повышенный. Поэтому Хранители, вон, к примеру, жить могут — пока самим не надоест. Да сам видел, — он махнул на закрытую дверь, за которой таились старики-разбойники. Да уж, как им надоело — я и вправду видел.
— А когда кровью делишься — частицы те и к другому Древу попадают. Во всех этих генных штуках я не разбираюсь, зато они — вполне. Потому и могут почти всё.
— Только маломобильные, — задумчиво кивнул я, вспомнив термин, что так рассердил Осину, — но и тут, как выясняется, есть нюансы и тайны.
— Да уж, тайн у них хватает, — согласился, вздохнув, Мастер.
— Странно как это выглядит — Вы как-будто по телефону говорите, Шарукан, — Лина появилась в разговоре неожиданно, так, что я даже дёрнулся. Хотя точно помнил, что Речь она тоже освоила. После того, как развела кровь с колодезной водицей и полила-напоила Осину.
— Это точно, странного вокруг много, — вздохнув ещё тяжелее, согласился Мастер.
Странно, но он, знавший, с его слов, аж три Древа, Речь по-прежнему мог только слышать. Говорить мыслями у чудо-слесаря не получалось. Но не было заметно, чтобы он особенно этим тяготился. Наверное, привык за столько-то времени.
— Сколько тебе лет, Шарукан? Если это не бестактный вопрос, — я смотрел в его тёмно-карие, почти чёрные глаза, на по-восточному непроницаемое лицо. По такому и не поймёшь — обиделся или нет. Пока не зарежет.
— Не особо приличным считается, конечно. Много, Странник, много. Когда Заряну с Сергием в озеро опускали — аккурат втрое меньше было, чем сейчас.
Нет, математика — вообще не моё. Рассчитать, сколько надо вагонки, чтобы обшить комнату, или рубероида на крышу, я ещё смогу. Лучше, конечно, с калькулятором на компе, но справлюсь и на бумажке, хоть и значительно дольше. Навскидку удалось примерно определить, что и этому где-то за триста годков. Понятно, почему семья у него большая.
Лина, судя по глазам, тоже пыталась сосчитать. Но она, как оказалось, была филологом и училась на год младше Алисы. Не знаю уж, как брянские, но в моём универе гуманитарии с математикой не дружили вовсе.
— Как думаешь, сколько у нас времени есть? — так всегда с числами. Стоит только начать — и одно тянется за другим.
— Откуда мне знать? — он пожал широченными плечами. — Но на больше недели я бы не рассчитывал. Они правы, нельзя столько лет искать, а потом на финишной прямой развернуться. Чёрные, конечно, терпеть и ждать умеют. Но, думаю, тут случай другой. Странник неопытный, о Хранителе чуть ли не год — ни слуху, ни духу. То, что второй ранг потеряли, наверняка насторожит их. Но разбираться будут, скорее всего, на ходу и где-нибудь в этих краях. Так что с твоей задумкой я согласен полностью.
— А сам что будешь делать? — этот вопрос тоже тревожил, и тоже сильно.
— Жить, — улыбнулся он как-то неожиданно просто. — По миру полетаю, поживу в разных местах понемногу. Может, приживусь где. Может, вам снова понадоблюсь. А может сейчас с квадрокоптера бомба вакуумная свалится, и все наши планы — псу под хвост.
Мы с Энджи одновременно вскинули головы к небу. Прав был Мастер. Слушая истории стариков-разбойников, как-то с трудом получалось совмещать времена былинные и наши сегодняшние реалии. Аненербе пригнало грузовики на следующий день. Да, там ситуация, конечно, была совсем другой. Но сейчас я вообще ничего не знал ни о том, кто враг, ни где он. Значит, им мог оказаться любой, кроме нас, находившихся внутри этого плетня. И ресурсы у противника могли быть любыми. И нас прямо сейчас могли рассматривать на мониторе чёрные внимательные глаза. Это не радовало. И не успокаивало.
Алиса вышла тихонько, присев рядом со мной на низкую завалинку. Заглянула в глаза, но спрашивать ничего не стала. В руках у неё был такой же или тот же самый аптечный пузырёк с трубкой, торчавшей из чёрной пробки. Обед для дедушки.
— Когда баню топить начнём? — спросил я у Мастера.
— На закате. Как Солнце клониться начнёт — затопим. Стемнеет — как раз обметём да париться пойдём. Девчата, вы посмотрели, что там старуха моя вам передала?
— Да, тёте Венере спасибо большое, — кивнула Алиса. И пояснила для тех, кто был не в теме, то есть для меня, — там косметика всякая и прочая женская мелочёвка. Ты бы такого точно не додумался прихватить.
Спорить было не с чем. Додумываться в последнее время — явно не моё. Что ни удумаешь — сплошь бардак с паникой начинаются. Хотя, если откровенно, то не так уж всё и плохо пока выходило. Все живы, все здоровы. А речь со временем восстановится, если Древо нам не врёт.
— А вы не поссоритесь с Энджи, если придётся одним шампунем голову мыть? — на всякий случай уточнил я. Женская душа — потёмки, как известно, а нам только скандалов между собой и не хватало для полного счастья.
— С какой стати? Ты когда в гостях чужим мылом моешься — ни с кем не ссоришься же? — неожиданно логично ответила Лина Речью. А сестра только кивнула, подтверждая, что со всем согласна. Вот так всегда и бывает. На один простой вопрос женщина легко отвечает двумя.
Алиска пошла кормить деда. Я надеялся, что Шарукан не подвёл к нему, выходя из амбара, трубочку из кега. Это могло значительно осложнить и обед, и предстоящую баню. Хотя песен про ворона, вроде не было.
— Дров п-п-принесу, — осторожно сказал я вслух. Больше для пробы.
— Сиди уж. Я и дров, и воды наносил, пока ты у Осины на диализе лежал, — остановил меня Мастер.
— А как тебя зовут вп-вп-вп… уф-ф-ф… вправду? — Лина тоже справилась. Голос у неё был чуть более хриплый, чем вчера.
— Ярослав, — знакомое с детства слово вылетело легко. Но дальше от греха перешёл на Речь, — тебе Древо рассказало про то, что их мало, и того и гляди вообще не останется. Чёрные теснят, почти от Урала до Белоруссии всего двое и осталось, Дуб да Осина. Вышло так, что мы с Дубом встретились. Он меня сюда послал. По пути я нашёл сестру и племянника, обоих с паразитами внутри. Удалось спасти. Ко Древу вместе поехали дальше. В Брянске Мастер Шарукан помог с документами, потому что найти нового, свежего и глупого Странника для Чёрных — дело принципа. Тем более такого, который уже трёх паразитов спалил. По новому паспорту я как раз и есть Стас. Станислав Пчёлкин. А по старому — Ярослав Змеев. Уже тут выяснилось, что Хранитель местный Алиске и Павлику родня. А дальше ты знаешь, — короткие простые фразы удавались лучше.
— А Аспид — потому что змей? — глаза Энджи чуть сощурились. Кажется, насмешливо.
— Змей. Ося — змей, потому что всем прозвища придумывает. Но ему можно. Пусть хоть горшком называет, — махнул рукой я точно так, как если бы говорил вслух.
— Я книжку читала зимой про шамана одного. Он так же говорил, — она подняла левую бровь.
— Хранитель сказал мне, что в той книжке много толкового. Особенно к месту было: «как в трехмерном пространстве про пятое измерение рассказать?», — вспомнился мне разговор с дядей Митей. Лина только кивнула, задумчиво глядя на амбар.
— А что будет в бане? — пожалуй, будь я девушкой — это меня тоже волновало бы не на шутку.
— Мы с Хранителем раз семь, по-моему, заходили. Наверное. Он поддавал так, что дышать вовсе нечем было. А паразиты эти, симбионты, ни жары, ни холода не выносят. То, что с меня потом на вениках осталось, он в тазу с кипятком на ночь оставил. А утром мне сжечь велел. Теперь меня эта зараза, вроде, не берёт, — пожал я плечами.
— Мы, когда папка жив ещё был, в здешней бане всегда все вместе парились, с детства. А потом как-то неудобно уже стало, — она опустила глаза, смутившись.
— Неудобно, дочка, на потолке спать — одеяло спадывает, — прогудел неожиданно Мастер. Мы с Линой вздрогнули синхронно. Будто забыли, что рядом ещё кто-то был. А он продолжил, — дурь это всё, вот что я думаю. Издавна так повелось на Руси, что мужики с бабами вместе парились, а уж тем более родня. Совсем недавно только по-другому думать стали, привычных и нормальных вещей стесняться. Зато когда мужики взасос целуются — это нормально теперь, — он, не выдержав, сплюнул.
— Ещё эллины древние, что в красоте поболее всех нынешних понимали, считали, что тело — это храм. В Библии тоже о том писано. Один знакомец мой так говорил: «думать надо меньше, а соображать — больше», — и Мастер снова замолчал.
Слушать про то, как издавна велось на Руси, и уж тем более про древних греков и иудеев от старого татарина было неожиданно. Но сомневаться в его правоте не получалось.
Деда в баню мы вели под руки с Шаруканом. Сказать по нему, что он в одно богатырское лицо почти уболтал весь кег, было сложно: шёл и говорил он вполне нормально, пусть и медленно. На мумию точно похож не был, а про болезненную худобу уверенно сказал Ося. В три слова. «Отожрётся, не впервой». Когда после помывки Сергий вышел из бани на свет костра, в чистом исподнем, подстриженный и чисто выбритый, я ему не то, что семидесяти — и шестьдесят едва дал бы. Хотя, признаться, темновато было.
Алиса с Павликом парились первыми. И сразу пошли спать, румяные и довольные, чистые до скрипа. В одной снежно-белой облачно-крылатой простыне на двоих. Потом дед уработал нас с Шаруканом, в две руки. В нас, как показало Осино МРТ, спор не было, поэтому казалось, что избивал нас вениками старик просто так, для души, из любви к искусству. Говорить стало технически возможно только после пары кружек горького травяного отвара. Но не хотелось.