С Линой Сергий возился дольше. Она раза четыре выходила из бани отдышаться, завёрнутая в какую-то рогожу. Я старался даже не смотреть на белевшие в темноте ноги и плечи — сердце тут же пускалось в такой пляс, что хоть руками держи. И не только его. На шестой раз Хранитель вынес её, как куль с мукой, и прислонил ко мне, скользнув в приоткрытую низкую дверь со скоростью, никак не подходившей очень, Очень пожилому мужчине, едва вставшему на ноги. Прямо из могилы. За стеной слышалось шипение кипятка, шкрябание веников и низкий басовитый гул. Слов было не различить. Наверное, молитвы читал. Или матерился.
Я обнял Энджи, внимательно следя, чтобы с неё не сползала простыня. Румяная и глубоко дышавшая, она выглядела так, что слов подобрать не выходило. Тёмная и тёплая ночь, пляска лепестков пламени, отражавшихся в наших белых простынях, девушка на плече — казалось, что это уже когда-то было. И не один десяток раз. И не только со мной, но и со всеми, чью память хранили моё тело и мой разум. Какие-то несказанно древние воспоминания пробуждались в подсознании, но на поверхность не выплывали. Зато наполняли душу какой-то необъяснимой живительной силой и кипящей белым живым ключом энергией. Даже петь захотелось.
Дед наконец вышел наружу, утирая со лба пот широкой, как лопата, ладонью. «В такой только меч-кладенец держать» — подумалось мне.
— Двуручные они, кладенцы-то. Одной рукой неудобно с ними. А тот, что Дуб Илейке, о ком давеча рассказывал, подарил — я и двумя руками не поднял бы. Тяжёлый, как рельса, — Сергий снова ответил на вопрос, которого не было.
— Отцы, разрешите музыку завести? Вечер такой, что душа поёт, — спросил я.
— Чего ж не завести-то, заводи. Только чур русскую и со словами! — поднял палец Хранитель, — а то слыхал я давеча, подо что нынче пляшут молодые. Тогда, правда, Томка ещё под стол пешком ходила. Но всё равно — срамота одна! Чтоб без шызгары и прочих хали-гали мне тут!
Шарукан только кивнул, не открывая глаз, показывая, что с дедом согласен всей душой. Я спорить и не думал. Чтоб в такой вечер, возле старой бани, у живого огня слушать что-то импортное — это кем быть надо? Не мной точно.
Осторожно выпростав руку из-за спины Лины, поправив попутно ей простыню на бедре, на что она только бессильно, но благодарно кивнула, поднялся и нашарил в висевших на верёвке джинсах трубку. Сообразная моменту песня уже играла в голове, осталось только найти её в плейлисте. Это было несложно.
Протяжно запела гармонь. Мужской голос, к которому подключались с каждой строчкой два других, поплыл над двором, отражаясь от еле различимых в темноте стен построек, скользя над сырой травой. Песня про «Ясного сокола»* заставила Мастера раскрыть глаза шире обычного, а Сергий напрягся, не сводя глаз с трубки, что продолжала играть и петь.
На словах «перед вами я в долгу, мои верные друзья», дед хлопнул меня по плечу так, что голова дёрнулась.
Когда низкий голос запел про «чистый спирт на всех разлить, пить из кружки у костра», Шарукан крякнул, наклонился и достал из-под лавки фляжку приличного размера. При словах «путь — мой брат, судьба — сестра» глаза у них блестели.
Услышав про «Гроздья алые рябин заметает белый снег. Ты одна и я один, без тебя мне жизни нет», Лина положила голову мне на левое плечо. Волосы её пахли мятой и полынью.
— Ещё раз поставь, — хрипло попросил Сергий. А Шарукан снова молча кивнул. И протянул мне фляжку.
Во второй раз подпевали вполголоса на повторах. На третий — полноценно пели хором. Лина шмыгала носом, промакивая слёзы уголком простыни.
— Умеют, — уважительно кивнул на замолчавший телефон Хранитель. — Нет, точно поживу ещё. Думал, после Козина никто уж петь нормально не научится. А вот поди ж ты?
— Не уходи, ещё не спето столько песен, Ещё звенит в гитаре каждая струна**, — никогда бы не подумал, что эту песню можно петь басом. Но Сергий справился чудесно, Лина даже захлопала. И тут на столе зажужжала смартфон.
Я посмотрел на появившиеся на экране цифры. И понял сразу несколько вещей. Что поднимать трубку точно не буду. И что переходить по ссылке на плейлист моего старого аккаунта было глупо. И что завтра нам всем надо ночевать в другом месте. Потому что номер этот знал отлично. Он от моего предыдущего на одну цифру отличался. Я симки тогда сразу две купил, себе и Кате. То есть бывшей.
Толкнув пальцем красный кружочек «отбоя», зажал кнопку питания на боку трубки. Посмотрел, как поморгал и погас странный непривычный логотип: слово «Иной», написанное латиницей.
— О чём задумался, Яр? — вернул меня голос Сергия. В глазах которого шевелились отблески костра, и не факт, что только снаружи.
— Шабаш концерту. Завтра, если дотянем, надо менять лёжку.
— Чёрные? — Шарукан как-то весь подобрался и стал вроде бы даже меньше места на лавке занимать, будто вот-вот вскочит.
— Ну. С лёгким паром, твою мать, — рассеянно проговорил я, глядя на тёмный кусок мёртвого пластика, подарок Мастера Виталика. И думал, что из него и батарейку-то не вынуть, как раньше всегда советовали в кино.
— Сергий, пошли. Яр, я трубку заберу, симку достану. И есть у меня мысль одна, должно помочь. А вы сидите пока, воздухом дышите, да о плохом не думайте. О хорошем думайте. Вся жизнь впереди, сколько бы её ни оставалось. Вперёд смерти ещё никто не помер, вон, Серый соврать не даст, — кивнул он на удалявшуюся широкую спину Хранителя. — А вам Алиска в сенях постелила. Ночи тёплые стоят, а изба всё равно маленькая. Доброй ночи. И выше нос!
Уходя, он, кажется, подмигнул. И, кажется, Лине. Хотя в потёмках да по его узким глазам — поди пойми.
* Любэ — Ясный Сокол: https://music.yandex.ru/album/219830/track/42668192
** Вадим Козин — Осень, прозрачное утро: https://music.yandex.ru/album/11299632/track/36812650
Эпилог
Машина шла легко, плавно, уверенно. Павлик восхищённо угукал в соску, глядя вокруг во все глаза. Ему нравилось абсолютно всё. Мне, пожалуй, тоже.
Ехать в такое путешествие на Нивейке, не будь другого выбора, пришлось бы с другими чувствами, но Мастер не подвёл. Заслуженный, мятый и исцарапанный боевой автомобиль только доставил до Брянска нас с Сергием и Осей, который постоянно нудел. Так как явно чувствовал себя не в своей тарелке. Потому что ехал в трёхлитровой банке. Лину с Алисой и Павликом забрал Шарукан, за которым приехал тонированный наглухо Прадик. Поэтому мозги Древо выносило только нам с Хранителем.
Я даже близко себе не мог представить, что могло чувствовать существо, которое провело на одном месте десятки тысяч лет, когда пришлось бросить родную землю, державшуюся на его корнях, и впервые пуститься в путешествие в компании социопата-Хранителя и недоучки-Странника. Поэтому на изводящий бубнёж старался не обижаться. Хотя Ося временами сам себя превосходил в язвительности и людоедском сарказме. Хорошо хоть, на мозги не давил, как раньше — той мощи, что пёрла из него в «месте постоянной дислокации», не было и в помине.
Ночевали в апартаментах над Шарукановым подвалом бытовых услуг населению. Нам с Линой снова выдали отдельный номер. Выспаться предсказуемо не удалось, но это, кажется, не смущало ни её, ни, тем более, меня. За ранним завтраком все перешучивались и улыбались. Почти так же светло и чисто, как лучи восходящего Солнца над крышей дома напротив. На лице Хранителя такая улыбка смотрелась тревожно и странно. Но, раз уж человек, повидавший на своих веках столько разного мог смотреть в сторону грядущего с подобным выражением — нам-то, пионерам, сам Бог велел.
Ося начал было привычно зудеть про «всё не то, и всё не так», но Сергий поставил его на подоконник, поближе к Солнышку. Три ростка за запотевшим стеклом, торчавшие из земли, что наполняла банку до середины, повернулись к лучам, расправляя нежные листочки. И шум Осины утих.
Я отдал Шарукану все оставшиеся золотые червонцы и современные деньги. Новые он отодвинул от себя обратно, придавив сверху ещё парой банковских пачек с оранжевыми бумажками.
— В дороге пригодится. Почитай, по чисту полю на голое пустое место едешь, да со всей семьёй. Желтяки возьму, а ты бумагу забирай. Поменялись, считай.
Я кивнул с благодарностью. И приложился ко второй чашке кофе, который Венера варила потрясающе вкусным и крепким.
— До Твери к обеду доберёшься. Не гони, нечего на рекорды идти. Заночуйте там где-нибудь. Документы ваши на вас не выведут. Телефоны тоже. А назавтра уж Кольке поклон от меня передашь. Там, над Онегой, воздух чище — глядишь, и половчей чего выдумает… Крэнг-то ваш, — хмыкнул он, украдкой кивнув на трёхлитровую банку на подоконнике.
Я фыркнул и облился кофе. От Мастера точно не ждал такого сравнения. Хотя, мало ли что он смотрел с внуками-правнуками по телевизору? А на злодейский скандальный преступный супермозг из мультфильма про черепашек ниндзя Ося и вправду был похож. Особенно характером.
Историю Лины в разных по полноте вариантах знали все. Наиболее развернуто — наверняка Древо и Хранитель. Но вопросов, зачем да почему она так легко собралась с нами, не было. Даже у неё самой. Особенно после того, как сгорели в банной топке остатки её Пятна, воняя жжёной шерстью. Машка, что приходилась ей сводной сестрой, дочь отца от первого брака, да и сама она перестали интересовать её мать с рождением третьей дочки, поздней, любимой, кровиночки и лапочки, лет семь назад. Отчим, зубной техник, в жене и дочурке души не чаял, заваливая их подарками. Обеих на руках бы носил, кабы жена не была тяжелее него почти втрое. Лина была уверена, что про старших дочек мама вспомнит нескоро. А бабу Лиду, как рассказал Шарукан, вчера утром нашли дома соседи. Уже холодную.
В машину грузились с любопытством и восторгом. После заслуженной Нивы, в которой покатались все, кроме Лины, новый транспорт был встречен репликами «ух ты!» и «классная!». Пожилой Вольво ХС90, шведский серьезный и обстоятельный автомобиль, покорил с первого взгляда и меня. Как-то удивительно всё на своих местах в нём было, и прямо веяло от машины спокойствием и уверенностью. Настоящий северный рыцарь в доспехах вместе с конём. Места внутри было, может, и поменьше, чем в Форде, но нам всем хватило с лихвой.