Глава 19. Не свиданье... (Ночь)
Лора слушала шум дождя, надоевшего за неделю хуже назойливых кредиторов и скандальных соседей вместе взятых. Внизу, в гостевых комнатах, вели свою таинственную "серьезную, мужскую жизнь" Крейг и Янек. Слуга уже два раза приносил туда полные бутылки и уносил пустые.
Асиэн, счастливая, как весенняя птаха, упорхнула в деревню, к родным, и по тому, сколько лампадок она зажгла в часовне, испрашивая у Святых Древних прощения своим "подружкам", Лора сообразила - девицам лучше побыстрее повыскакивать замуж в далекие-далекие деревни, иначе живые позавидуют мертвым. Нежный деревенский цветок оказался с шипами, и, кажется, даже с ядом.
Назойливый звук изменился, став звонким, сильным - но и более редким. Дождь заканчивался и, одновременно, холодало, а это здесь, в Монтрезе, означало - идет зима. Без снега - он выпадал на местные виноградники всего пару-тройку раз за все семьсот или восемьсот лет, но и без таких затяжных дождей.
Это была хорошая новость.
Остальные - уши бы не слышали. А от мыслей было так тошно, что хотелось потерять голову не в переносном, а в самом прямом смысле. Утонченная мама называла это странное состояние (когда как будто все есть, но ничего не радует) длинным научным словом "депрессия".
Лора поймала себя на том, что впервые за прошедшие годы вспомнила маму так отчетливо: высокая прическа, корсет и перчатки, клавикорды и много непонятных слов... Дед по маминой линии был богатым чудаком и зачем-то дал дочери классическое образование. Решил, что так она будет выше цениться на рынке невест.
И она ценилась - очень высоко. Пока, неожиданно для всех и, как подозревала Лора, для себя тоже, не сбежала с отцом. Немолодым, некрасивым, небогатым, незнатным... Сплошные "не". Что нашла в нем изысканная, как чайная роза, и тихая Жанти Марон Ланси? Может быть, огонь в глазах? Или то самое спокойствие, которое не покидает истинно храбрых даже на эшафоте?
Лора задумалась так глубоко, что не услышала стука камешка, брошенного в окно. Ни первого, ни второго. Из транса ее вывел только третий, который щелкнул по деревянному переплету у самого уха.
Только тогда она опомнилась, сообразила, что дождь благополучно закончился, за окнами темнота и тишина, а в глубине палисадника прячется темная фигура и зачем-то швыряет камни в окно, причем, целит не в стекло, а в раму. Значит, дурные намерений у позднего гостя нет. Но почему он тогда не поднимется на крыльцо и не постучит в дверь?
Фигура махнула ей рукой.
Открывать окно, определенно, не стоило. Но что может быть плохого в том, чтобы впустить в дом немного свежести? Перед сном даже полезно, любой лекарь это скажет. Лора откинула крючок.
Вместе с порывом ветра, сырого, остро пахнущего солью в окно влетела кремовая роза... Не настоящая, но Лора поняла это только когда поймала ее и поранилась об острый шип. Капля крови коснулась плотного, совершенно настоящего стебля - и роза вдруг рассыпалась искрами в руках, оставив на память нежный и головокружительный запах.
Найдется ли в мире хотя бы одна женщина, которая после такого безмолвного признания захлопнет окно? "Может быть, и найдется, - подумала Лора, - и... дурой будет. Благоразумной, порядочной, осторожной и несчастной дурой".
Больше она не думала, просто действовала. Теплый плащ внизу, идти за ним - привлечь внимание брата и его приятеля, а они Лору точно никуда не выпустят. Госпожа Мартени с трудом, но все же откинула тяжелую крышку большого сундука, вытащила теплую, шерстяную шаль, закуталась и распахнула окно на всю створку.
Не ошиблась - он все предусмотрел. На уровне подоконника висело пушистое облачко, такое невесомое и ненадежное на вид. Но Лора не колебалась. Вскочив на подоконник, она перебралась на облачко, даже не пробуя его ногой "на плотность" - просто прыгнула, как в детстве прыгала с крыльца, взмахнула руками, ловя равновесие, невольно рассмеялась - и торопливо зажала себе рот ладонью. В тишине смех прозвучал слишком громко. Или ей так показалось?
Нигде не залаяли собаки, не заскрипели окна, не зазвучали тревожные голоса.
Облачко плавно опустило ее на землю, прямо в руки герцога Монтреза, повелителя этих земель и вод, маршала, регента и родственника Императора.
- Ты хорошо смеешься. Что я могу сделать, чтобы ты смеялась чаще?
- Милорд, - опешила Лора.
- О, Бездна! Еще скажи "Ваша Светлость"... Предупреждаю, тогда мы немедленно поссоримся и ты не узнаешь, зачем я здесь.
- Серьезная угроза, - согласилась Лора, изо всех сил стараясь сдержать улыбку, рвущуюся наружу. Она опустила голову, чтобы скрыть лицо, но, похоже, никого не обманула. Руки милорд убрал медленно.
- Как же мне к вам обращаться? - спросила она.
- Ты знаешь.
- Но у меня нет права.
- Есть. Я его тебе только что дал.
Лора поймала себя на том, что дрожит - и совсем не от холода. Их окутывала тишина, плотная, как кокон, через который не проникали обычные ночные звуки. Ей только сейчас стало понятно, что милорд и здесь подстраховался - окружил дом пологом безмолвия, мощным высокоуровневым щитом, доступным лишь немногим магам в Империи. Лора о таких только слышала - и только сказки.
- Сделай мне подарок.
Зеленые глаза смотрели без улыбки и ждали без нетерпения. Она тряхнула неприбранной головой, рассыпая по плечам длинные, пушистые волосы и, сама не веря, что делает это, тихо проговорила, словно пробуя слово на вкус:
- Эшери...
- Словно павлиньим пером по сердцу, - тихо признался он, - век бы слушал.
- Ответный подарок будет? - мгновенно осмелела она, поднимая голову.
- Антари, - шепнул он.
Лора вздрогнула.
- Это...
- Это твое второе имя, разве нет?
- Его нельзя произносить вслух, оно...
- Императорское, - мягко перебил он. - Мне можно. Я - Монтрез. Родители очень любили тебя, раз дали императорское имя. Ты знаешь, что оно значит?
- Это картаэльский. Я его не учила.
- Это имя звезды. Самой яркой на южном небе. Хочешь, я тебе ее покажу? Правда, отсюда не видно, осенью она висит слишком низко, почти над самой водой. Нужно выбраться на берег.
- Есть задняя калитка, - отозвалась Лора, уже понимая, что камешек, брошенный в створку окна, вызвал лавину и остановить ее она не в силах. События больше не подчинялись ей.
...Сможет ли она сделать то, что собиралась? То, что возможность у нее будет, а может, и не одна - Лора Антари Керро не сомневалась. Свой долг она тоже помнила. Но - сможет ли?
Ветер разогнал облака, небо было черным и звездным, а над конической крышей крепости Ардо висела круглая, как блин, луна. Словно присела отдохнуть перед утомительным подъемом вверх по небесному своду.
Цоканье копыт по булыжнику и стук колес легкой кареты далеко разносились в ночной тиши. Здесь никто не ездил ночью. Караул Ардо сильно удивился позднему визиту, но и в половину не так сильно, как пара гнедых лошадок, которых никогда не выводили из конюшни после захода солнца. Но если животным потребовался только ласковый, но твердый приказ конюха и пара яблок, то людям нужны были более веские причины повременить со сном.
Перстень императорского эмиссара был такой причиной.
- Милорд с вами? - только и осмелился спросить комендант крепости. Но Кавенди грозно зыркнул, и комендант проглотил все, что хотел сказать.
Он и сам уже видел, что милорда в карете не было. Ревизор из столицы заявился один, на ночь глядя. Это было плохим признаком. Но что мог сделать скромный хозяин одной из очень скромных крепостей? Лишь поклониться визитеру, сказать: "Да, ваша милость", и отворить двери камеры.
Очень тяжелые двери.
Милорд справлялся сам, а вот эмиссару пришлось помогать вдвоем. Петли спели свою омерзительную арию, от которой хотелось кинуться то ли на камни головой вниз, то ли на охранника - и придушить его, чтобы больше так не делал. Почему милорд запрещал смазывать петли? Ведь не из-за врожденной злобности, такого за ним не водилось.
Но приказы не обсуждаются. Сказал - не смазывать, вот двери и орали, как прищемленные кошки.
Преступник не спал. Он что-то читал, сидя на подоконнике так, чтобы свет луны падал на страницу большого и тяжелого фолианта, не слишком похожего на сборник молитв. Лампу ему погасили с закатом.
- Зажгите свет, - вполголоса распорядился Кавенди, - и оставьте нас наедине.
- Приказ милорда, - попробовал, было, комендант. Толстяк еще раз, молча, поднес к его лицу правую руку с перстнем-печаткой - и дискуссия о правах и свободах благополучно издохла.
Единственный узник крепости смерил эмиссара внимательным взглядом, заложил страницу книги пером, и только после этого встал, чтобы, как положено, поприветствовать гостя.
- Виктор Керро, приговоренный к повешению за воровство, - сказал Кавенди, - казнь должна была состояться пять дней назад. Герцог подарил вам неделю жизни. Почему?
- Сам удивлен. Но не расстроен. Его Светлость дал мне возможность дочитать интересную книгу.
Кавенди бросил взгляд на обложку тома и ничего не понял. "Механизмы финансового рынка, позволяющие минимизировать возможные убытки за счет покупки активов, которые имеют обратную ценовую корреляцию с основным инвестиционным активом..." Он что, демонов здесь заклинает?
Толстяк шагнул на середину камеры:
- Керро, я уполномочен Его Императорским Величеством принимать любые решения. Мой голос - это голос Императора. Мое решение - это его решение.
Узник склонил голову, сверкнув обширными залысинами.
- Я имею право предложить вам жизнь. Вас это интересует?
- А взамен?
- Полная исповедь. Все о ваших делах с Монтрезом. Фальшивые деньги, контрабанда золота, связи с местными пиратами. Честно. Подробно. Под запись. Потом повторите это еще раз в суде, на амулете истины - и получите не только жизнь, но и свободу.
Кавенди постарался сказать это веско, его устами и в самом деле говорил император. Прозвучало убедительно. Эмиссар и сам почти уверовал в свои слова. Но тут узник сделал противоестественную вещь.