. Та инстинктивно подхватила поднос и теперь стояла и ошарашенно смотрела на него, держа на вытянутых руках, будто ей всучили голову Иоанна Крестителя.
– Извини-и-ите-е-е! – проблеяла она, но Стивен уже шел в прямо противоположную от кухни и соли сторону, второй раз за этот вечер ища убежища в туалете.
Каким-то чудом там не оказалось очереди, вероятно, потому, что все уже слишком упились, чтобы суметь найти это место, и с огромным облегчением Стивен запер за собой дверь. Ванная сильно изменилась по сравнению с тем парадным резиново-бронзовым салоном, в котором он прятался пять – нет, подскажи господи, – шесть часов назад. Теперь сильнее, чем стойкий опьяняющий аромат свечек от «Диптик», ощущался запах наркотиков и отдающей спаржей мочи. Стивен вздохнул и наклонился над унитазом, вытянув руки перед собой, будто на обыске.
Разве обязательно, чтобы все было так? Разве пьяные актеры не должны становиться еще симпатичнее? Как, например, эти буйные кутилы, пьяненькие и подогретые тестостероном мужики вроде Бёртона, или Харриса, или Флинна, или его собственного тезки – великодушные, безответственные силы природы, заполняющие все пространство судорожным смехом, и при этом их дикий, необузданный алкогольный шарм растапливает сердца прекрасных женщин. Вряд ли он сам растопил сегодня хоть чье-нибудь сердце. Цепляясь за бачок, Стивен даже засомневался, что сможет удачно помочиться, и вспомнил – поздно, слишком поздно, – что амплуа «пьяного симпатяги» никогда ему не удавалось. Выпивка не сделала его ни разнузданным, ни смешным, ни дерзким, ни одиозным. Он не стал необузданным, если уж на то пошло, алкоголь его, наоборот, обуздал. Стивен чувствовал себя так, будто нанес самому себе чудовищную рану, будто сам выбрал лечь под грузовик. Как любой школьник, он знал, что смешивать вино с виски – плохая идея, но чередовать вино/виски/антибиотик/вино/виски/виски/вино/антибиотик/виски/вино/виски было уже запредельной глупостью. Он решил все свалить на загадочные антибиотики. Даже Эррол Флинн знал, что не стоит выпивать, когда сидишь на антибиотиках.
Стивен посмотрел в зеркало и попытался сфокусировать взгляд. Ощущение было такое, будто он напялил бабушкины очки, но все же ему удалось разглядеть, что веки у него набрякли, лицо опухло и обрюзгло, цветом приблизившись к колеру хирургических перчаток. Голова казалась одеревенелой и раздутой, словно ее заполнили монтажной пеной. Он провел левой ладонью вниз по правой руке, чтобы найти запястье, потом часы на нем, придвигая и отдаляя руку от лица в поисках точки фокуса, а потом с огромным трудом перевел физическое положение рук в худо-бедно значащую информацию. Пьянь часов. Его охватило отчаянное, страстное желание протрезветь. Он закрыл глаза и предложил Богу молчаливую сделку: Господи, пожалуйста, сделай меня трезвым прямо сейчас, отвези домой, уложи в кровать, и я обещаю, что больше никогда, никогда не буду пить. Но Бог, судя по всему, уехал на последнем поезде метро, потому что, когда Стивен открыл глаза, стены, пол и потолок ванной уже совершенно явно растягивались и сжимались вокруг него. «Я должен протрезветь. Что делают люди в кино, чтобы протрезветь? Пьют кофе, лезут под холодный душ, получают по морде. Стивен подозревал, что уж по морде получить для него труда не составит.
Раздался стук в дверь.
– Что это вы там де-е-елаете-е-е? – вкрадчиво прокричал женский голос снаружи.
– Умираю, – тихо сказал он сам себе и прислонился лбом к зеркалу в ожидании, пока наполнится медная раковина, а затем наклонился, чтобы поплескать в лицо холодной водой.
На полпути до раковины он остановился. Рядом с туалетными принадлежностями на забрызганном темном мраморе обнаружилась короткая широкая полоска хлопьевидной белой субстанции. Наркотики. Кто-то оставил какой-то наркотик.
Если не считать случайных косяков или восстанавливающего силы глотка из бутылки «Найт Нерс», Стивена никак нельзя было назвать опытным наркоманом. Его последняя встреча с кокаином привела к тому, что он, стиснув зубы, анализировал, почему у него вместо брака вдруг оказалась полная комната людей, совершенно не знающих и не понимающих друг друга. С тех пор он пришел к выводу, что если ему зачем-то нужна унизительная и безнадежная потеря самоуважения, то алкоголь обычно прекрасно с этим справляется. Но теперь требовались отчаянные меры. Возможно, ему нужен именно такой дополнительный пинок: чуть-чуть наркотического кайфа. Кроме того, разве кокаин не должен протрезвлять, да еще и наделять невероятной уверенностью в себе? Возможно, если он примет этот наркотик, то еще спасет себе вечер и хоть немного уподобится, хм, ну, Джошу Харперу.
– Что бы вы там ни де-елали-и, давайте побыстре-е-е!
Теперь устоять было невозможно. Стивен быстро залез во внутренний карман пиджака, нашел бумажник, вытащил затасканную влажную пятифунтовую купюру и как мог скатал из нее вялую неплотную трубочку, потом наклонился над коротким толстым червячком воскообразного кокаина и резко вдохнул. Он запрокинул голову, чувствуя, как вещество проходит по задней стенке горла, и ощутил отчетливый мыльноватый, химический привкус, когда оно начало растворяться. Потом сжал пальцами ноздри, чтобы ничего уж точно не попало мимо, наклонился над мраморной мойкой и стал ждать, когда его накроет волна грандиозной декадентской эйфории. Несколько крошек осталось, поэтому Стивен облизал пальцы и втер белое вещество в десны, в точности так, как видел в кино, сказав себе, что это явно был качественный, чистый наркотик. И только тогда, разглядев ряды дорогих средств для ухода за собой, расставленных на мраморной поверхности, и распознав в химическом привкусе сандал и мускус с хвостовой ноткой аммиака, Стивен понял, что белая воскоподобная субстанция, которую он только что вдохнул, была крошками от дезодоранта-карандаша Джоша Харпера.
Его бросило в пот. Наркотические эффекты от вдыхания карандашного дезодоранта, пусть даже принадлежащего Джошу Харперу, не особенно хорошо задокументированы, но Стивену показалось, что эйфория и уверенность в себе в их число не входят. Кашляя и отплевываясь, он попробовал засунуть голову под сложно устроенный смеситель и с трудом сделал несколько глотков теплой воды из-под крана. Но его голова плоховато помещалась в глубокую медную раковину, поэтому, попытавшись припасть губами к крану, он только больно оцарапал десны и залил костюм горячей водой. Кто-то предусмотрительно оставил на бачке унитаза бутылку красного вина; Стивен схватил ее и принялся пить и пить, пока не исчез мыльный привкус, а потом, кашляя и отплевываясь, прислонился спиной к двери.
Видишь? Вот что случается, когда уходишь из дому, выбранил он себя. Ты сейчас мог сидеть у себя на диване, смотреть старый фильм. Но нет, тебе надо было идти куда-то, выбраться из квартиры. Никогда, никогда больше не выходи из дому…
И тут, наверное, произошла какая-то чудовищная химическая реакция между проглоченным дезодорантом, антибиотиками и всевозможным алкоголем, потому что с этого момента все начало расплываться в тумане.
Стивен помнил, как выжал воду из галстука, потом выбрался из туалета и обнаружил, что окружен тремя невообразимо обольстительными женщинами. Одна что-то сказала – слова звучали приглушенно и отдаленно, будто из-под воды, – а другие рассмеялись. Стивен тоже засмеялся, в своей стильной манере Эррола Флинна, над тем, какие они соблазнительные в своих блестящих платьях, словно русалки, и сказал что-то вслух, что-то насчет русалок, потом повторил, потом порассуждал, как бы ему хотелось быть русалом, добавив для ясности, что сейчас он на антибиотиках и только что вынюхал дезодорант Джоша Харпера. Женщины покивали и обошли его, как обходят дырку в асфальте, а потом все три вместе зашли в туалет. Это показалось Стивену неописуемо провоцирующим актом, так что он попытался пойти за ними, но уже не смог найти дверь. Он ощутил внезапное, иррациональное, необоримое желание постучать на тех бонгах. Возможно, если сыграть русалкам на бонгах, они бы позволили ему присоединиться к компании. Бонги – вот ответ. Бонги – это ключ. Надо. Найти. Бонги.
Затем краем глаза он заметил Юную Знойную Британку в футболке с надписью «Сучка вернулась!», ту, которая просила его принести соли; она сидела на корточках над залитым вином ковриком и обвиняюще махала в его сторону банкой столовой соли. Он обогнул ее, миновал Джоша, который как раз говорил: «Стив Маккуин, это мой приятель Стив Маккуин, его так зовут, можешь себе представить, актер по имени Стив Маккуин, Стив МакКУИН…» А затем, слава богу, Стивен увидел Нору, свою добрую старую подружку и наперсницу Нору, прекрасную, умную, веселую, сексапильную Нору на другой стороне зала – она сидела на диване, помешивая в бокале соломинкой, отчужденно подергивала плечами в такт музыке и казалась печальной, и одинокой, и очаровательной, и очень-очень красивой. И он решил, что его новая миссия в жизни – спасти ее из этого ужасного места и от этих ужасных людей. Она, наверное, тоже осознала эту бесспорную истину, потому что нашла его глазами и улыбнулась. Стивен заухмылялся и показал на нее пальцем, как моряк указывает на обнаруженную землю, и она ответно ткнула пальцем в него, полностью вытянув руку. Стивен посчитал это сигналом, и поплелся, спотыкаясь, и вписался, словно судно на мель, на диван возле Норы. Он что-то лопотал, надеясь, что это похоже на человеческий язык, и она издавала какие-то звуки в ответ – добрые, сочувственные звуки, – а потом, абсолютно волшебно, пощупала его лоб тыльной стороной ладони, будто медсестра.
Вскоре после этого Стивен обнаружил, что лежит на собственном пальто поверх огромной груды других пальто в том месте, которое, наверное, считалось спальней, а Нора вызывала такси, или «скорую», или похоронное бюро – ему было все равно. Сквозь кучу одежды он чувствовал кровать, которая пульсировала в ритме музыки, и, оглядевшись по сторонам, понял, что стены и потолок тоже пульсируют, как раньше резиновые стены ванной. Его желудок внезапно сжался, и заблевать все пальто гостей показалось Стивену весьма реальной перспективой, так что он с трудом заставил себя подняться и поискал точку, на которой можно было бы сфокусироваться – удачный трюк, который он подцепил на занятиях по джаз-танцу, – и остановился на полноразмерной копии белого шлема штурмовика из «Звездных войн». Словно ребенок, только начинающий ходить, он позволил силе тяжести довлечь его до камина и взял в руки блестящий белый стеклопластиковый шлем, стоявший рядом с очень представительной коллекцией статуэток персонажей «Звездных войн», без коробок, но в превосходном состоянии. Внутренняя поверхность шлема была разлинована неровно пожелтевшей пеной и немного пахла плесенью. Может ли ему быть тридцать лет? Может ли он быть – о боже! – настоящим? Очень мало кто из мужчин поколения Стивена – если бы вообще такой нашелся – смог бы устоять и не напялить на себя настоящий шлем штурмовика, так что Стивен почтительно, словно корону, водрузил шлем на голову и чуть не задохнулся от внезапной духоты и смутного запаха яичницы с жареной картошкой от дыхания пилота из 1977‑го. Откуда-то