Она улыбнулась, и повисла еще одна пауза, пока оба искали что сказать.
Нора беспокойно поерзала на стуле:
– Боже, только послушайте нас. Давайте постараемся и сделаем что-нибудь радостное, а? Выжжем этот кофеин.
Поведение в стиле романтической комедии
Стивен смотрел в среднем по пять фильмов в неделю с пятилетнего возраста. Это в придачу к некоторому количеству спектаклей и слишком большому – телеспектаклей, но именно фильмы оставались с ним навсегда. Он становился свидетелем всевозможных феноменов, обычно не встречающихся в его местности, на острове Уайт: взрывающиеся планеты и плавящиеся лица, вампиры-лесбиянки и похороны викингов. Кино также научило его многим вещам, одни были более применимы на практике, другие менее. Он научился целоваться, делать французские тосты, накоротко замыкать зажигание в машине и прятать землю из копаемого туннеля на свободу. Он узнал, что застройщики в большинстве своем – дурные люди, а отстранение полицейского от дела в связи со слишком большой личной вовлеченностью не значит, что в конце концов именно этот полицейский не распутает именно этот случай. Также ему казалось, что у него весьма приличные шансы посадить аэробус, собрать снайперскую винтовку, зашить и прижечь собственную рану.
Не все вещи, почерпнутые из фильмов, оказались столь уж полезными. На первом уроке вождения инструктору пришлось физически ограничить его, не давая постоянно крутить руль из стороны в сторону. Он видел ошеломляющее количество женских оргазмов – намного больше, чем мог надеяться спровоцировать сам. В романтических комедиях Стивен видел тысячи признаний в любви в последнюю минуту в аэропортах или на вокзалах, обычно в дождь или снег – признаний, оказавшихся более убедительными, чем его собственные попытки в реальной жизни. Приехав в Лондон в девятнадцать лет, он сделал именно то, что видел в кино, когда актеры подзывали такси: поднял правую руку, выступил на проезжую часть и крикнул, громко, с восходящей интонацией: «Такси-И!» – и в результате был осмеян прохожими. После двух недель профессионального обучения, впервые занимаясь сексом (с Самантой Колман, напарницей по полным эротизма занятиям по сценическому бою), он воспользовался сокрушительным возбуждающим трюком, содранным со старого фильма со Стюартом Грейнджером: целовать руки, начиная от кисти, а потом ноги от стопы вверх, маленькими стаккато-поцелуями – техника, от которой Саманта, как она сказала позже, почувствовала себя початком кукурузы.
Во все самые напряженные и интимные моменты жизни он не мог не сравнивать свои переживания с тем, как актеры симулировали подобные чувства: восторг при рождении дочери или горе от известия о безвременной кончине школьного друга, вопль радости, когда Алисон согласилась выйти за него, или улыбка, которую он носил весь день свадьбы. При этом нельзя сказать, будто какие-то его реакции стали менее искренними. Просто, сознательно или нет, он всегда сравнивал свое поведение с тем, как реагировали виденные им актеры, и надеялся, что это хоть как-то будет соответствовать. Жизнь казалась наилучшей, самой настоящей, глубокой и яркой, когда больше всего походила на жизнь, симулированную на экране: полную резких смен кадра и замедленных съемок, шикарных финальных реплик и мягких затемнений.
И это ему больше всего нравилось в общении с Норой. При ней Стивен чувствовал себя умнее и занятнее, более сложным и менее потрепанным и приземленным, чем, по его подозрениям, был на самом деле. Возле нее он ощущал себя хорошо подобранным актером, причем в одной из центральных ролей, а не дублером какого-то фантомного другого себя. Не в заглавной роли – при Джоше это было невозможно, – но и не в проходной: ничего особенно эффектного или героического, по крайней мере, симпатичный герой, которого зрителю не хочется увидеть взорванным, или засосанным через шлюз в космос, или сожранным пираньями. Нечто большее, чем просто человеческие останки.
В данной конкретной последовательности кадров они выходили в зимний день и шли по Западному Сохо, а ее рука скользнула под его локоть.
– Кстати, после нашей беседы на вечеринке вы будете рады узнать, что я снова пишу.
– Правда? А что?
– О, просто одна идея для фильма, о которой я думала уже некоторое время. Дело происходит в Джерси-Сити в восьмидесятые – музыкальная группа собирается, а потом распадается. По-моему, получается хорошо. Забавно.
– Уверен. Это замечательно. Я и правда очень рад.
– Ну, вы были так убедительны и так здорово поддерживали меня… – Она сжала его локоть своим. – И нельзя сказать, что у меня нет времени.
В итоге они оказались в зале игровых автоматов на Олд-Комптон-стрит, где Нора настояла, чтобы Стивен присоединился к ней на одной из танцевальных машин. Стоя рядом с ней и выделывая танцевальные упражнения на залитом светом паркете, он вдруг встревожился, что Нора ведь может оказаться одной из тех эксцентричных, раскованных дам – носительниц этакой дерзкой и непочтительной жизненной силы, которые, в воображаемой романтической комедии, сейчас проигрывающейся в его голове, переворачивают ограниченную жизнь героя вверх тормашками и так далее, и тому подобное. Крутой тест для раскованных и дерзких – это показать предмету исследования поле, покрытое свежим снегом: если дама хлопается на спину, оставляя «снежного ангела», то результат считается положительным. За отсутствием снега Стивен решил стараться замечать другие «звоночки» – индикаторы дерзости: тягу к дурацким шляпам, клоунски разные носки, пинание листьев, несуразная страсть к караоке, запускание змеев и непринужденное воровство из магазинов – все приметы Холли Голайтли[25].
Не то чтобы он находил эти качества непривлекательными – совсем даже наоборот: прежде чем стать консультантом по подбору персонала, Алисон тоже была раскованной и дерзкой, а также, несомненно, перевернула его ограниченную жизнь вверх тормашками и так далее, и тому подобное, уж на несколько-то лет точно. Просто он сознавал, что в реальной жизни поведение в стиле романтической комедии может наскучить, причем довольно быстро. В таком поведении было что-то самоуверенное и разрушительное, что-то от театра, притворства – развлекаться, но в то же время понимать, что развлекаешься.
– А вы и правда умеете танцевать, мистер Маккуин! – воскликнула Нора, задыхаясь, сквозь компьютерную кавер-версию «Get Down On It».
– Три года чечетки, – ответил он, а затем, повинуясь могучему желанию восстановить хотя бы мизерное количество своей мужественности, оглядел зал в поисках чего-нибудь, где можно подраться, погонять или пострелять.
Стивен заметил его в глубине зала, куда отправляют умирать старые игральные автоматы: «Завтрашнее Преступление», стрелялка от первого лица, основанная на кассовом хите Джоша Харпера двухлетней давности. На экране вполне правдоподобное компьютерное воплощение Джоша в роли Умника Новичка-Полицейского Отто Декса, в длинном черном кожаном пальто, расстреливало смертоносных киборгов-убийц в Мегаполисе‑4.
Нора и Стивен переглянулись, широко раскрыв глаза.
– Хочешь сыграть?
– Конечно, – ответил Стивен, бросая монетку в щель и подтягивая и нацеливая большое красное пластиковое ружье.
– Знаешь, что я думаю? – вступил в разговор из игровых динамиков Джош в роли Отто Декса.
– Скажи мне, Джош, милый, – отозвалась Нора.
– Я думаю, пора надрать каким-нибудь киборгам задницу.
Вскоре выяснилось, что надирание задниц киборгам не входит в число суперспособностей Стивена. Не помогали даже понукания Норы: гадов просто было, по словам Отто, «слишком, блин, много», и еще до окончания игровой минуты компьютерный Джош зажал грудь, упал на колени и сполз на землю. «Да ладно, кто хочет жить вечно?» – простонал Отто Декс на последнем выдохе.
– И… какие ощущения? – спросила Нора, ладонь которой лежала на спине Стивена.
– От чего?
– От бытия моим мужем.
– Ощущения… отличные, – ответил Стивен, сдувая воображаемый дымок со своего пластикового игрового пистолета и ставя его обратно в гнездо.
Тонкое искусство оценивающего взгляда
Позже Нора и Стивен медленно шли обратно, в сторону театра. Явно следовало постараться, дойдя до цели, не отпустить шуточки о гигантском рекламном щите с Джошем, нависающем над Шафтсбери-авеню, но довольно трудно пройти мимо тридцатифутового изображения вашего собственного мужа в плотно облегающих кожаных штанах и совсем ничего не сказать. Нора остановилась на углу Уодо-стрит, напротив театра, и уставилась на афишу.
– Эта штука меня всякий раз бесит, – поморщилась она. – Как будто бог глядит на тебя сверху вниз или что-то в этом роде.
– Бог в белой блузке с пышными рукавами.
– Бог с накачанными грудными и брюшными мышцами. Бог с абонементом в тренажерку.
– Наверняка в ясный день можно разглядеть его соски с колеса обозрения «Лондонский глаз».
Нора рассмеялась:
– Что бы я не отдала иногда за банку с аэрозольной краской и стремянку. К твоему сведению, этот бугор на его бриджах – определенно заслуга ретушера.
– Правда?
– Совершенно точно. Вероятно, Джош подкупил ребят, которые делают афиши. – И тут Нора весьма точно изобразила Джоша: – «Больше! Йа, блин, хачу, штоб эта хреновина была больше!» Что смешного?
– Обожаю, как американцы передразнивают странные английские акценты, вот и все.
– Закрой свою чертову варежку!
Они пересекли Уодо-стрит и встали у служебного входа.
– А… ты не хочешь подняться и посмотреть, нет ли там Джоша?
– Нет, по-моему, сегодня днем Джоша у нас было вполне достаточно. Передай ему мою любовь. И думаю, нам надо повторить, и поскорее, да?
– Я – с удовольствием, – ответил Стивен и понял, что с еще большим удовольствием поцеловал бы ее, и наклонился над ней, но внезапно вспомнил о тридцати футах Джоша, возвышающихся над ним, и рапире, нацеленной ему в макушку, и просто потерся щекой о Норину щеку.