кие подсвечники и абажуры, пресс-папье, не знакомые с бумагой, – все выглядело так, будто пришло из амбициозно изысканного, подробного и связного списка подарков на свадьбу.
На низком лакированном черно-красном кофейном столике сбоку от Стивена, посреди ароматизированных свечей и разложенных в хронологическом порядке журналов «Вог», «Экономист» и «Мир интерьеров», стояла свадебная фотография в серебряной рамке – один из тех искусственно неформальных снимков, которые пытаются убедительно показать, какой очень, очень особенный день это был в самом-самом деле – целая толпа прилизанных, преждевременно богатых молодых людей, с воплями набившихся в кадр. Он поближе присмотрелся к Колину, отметив раздражение от бритья в утро свадьбы, то, как мясистая голова бугрилась над смешным распашным воротничком, как будто его медленно удушал розовый шелковый галстук-бабочка, и почему-то Стивен вспомнил о своем детстве и большом резиновом шаре для прыганья. Столь же краснолицый банкир в солнечных очках и забавном килте, вероятно шафер, корчил рожи над плечом Колина, а Алисон в серебристом платье с низким вырезом улыбалась, тая в глазах то, что Стивен с надеждой посчитал язвительным огоньком. На переднем плане Софи смотрела сквозь челку в камеру, сжимая в поднятых руках букет, словно пряталась от этих людей. Сразу видно: очень, очень особенный день. Это был примечательный день и для Стивена тоже: впервые в жизни ему удалось в одиночку одолеть целую бутылку водки, а в придачу восемьдесят сигарет и эмоционально дезориентирующую подборку фильмов на проекторе: «Комната с видом», «Лунный гонщик», «Избавление» и «Техасская резня бензопилой». Никаких фотографий с того особенного дня не осталось. Пока были женаты, они снимали совершенно невинные вещи: спящую Софи, читающую Алисон, – у Стивена сохранились фотографии. Сейчас он даже не смог бы сказать, куда засунул камеру.
Он попытался не делать слишком поспешных выводов. Рассеянно осушив бокал вина одним глотком, он всмотрелся в фотографию бывшей жены – она казалась очень красивой и только совсем чуть-чуть жестковатой. Она и вправду потрясающая женщина. Как, черт подери, ему удалось испортить это?
– Выключи свет, Софи, я серьезно! – прокричала Алисон в коридоре.
Стивен поспешно поставил фотографию обратно и схватил журнал в качестве алиби. Вошла Алисон, улыбаясь и собираясь что-то сказать…
– «Мир интерьеров»! Не могу поверить, что ты выписываешь эту амбициозную буржуазную ерунду. – Стивен слышал свой голос в голове – как неприятно и грубо он звучит, и это нелепое, высокопарное слово «буржуазный». Но тупое свадебное фото и ужасный факт присутствия на нем Алисон – все сошлось, чтобы вызвать в нем мрачность и раздражительность, а также, да, зависть. – Что за интерес пускать слюни на картинки чужих домов?
– Господи, знаешь, ты абсолютно прав, Стив, обычно я и не взглянула бы на него, просто в этом месяце там большая статья об однушках, так что…
Они посмотрели друг на друга и отвернулись. Алисон убрала волосы с лица, вздохнула и нахмурилась, а из скандинавских колонок кто-то уж слишком юный начал проникновенно мурлыкать «I’ve Got You Under My Skin».
– На самом деле с формальной точки зрения это не однушка, а студия.
– Извини – студия. – Она вздохнула, посмотрелана потолок, почесала голову. – Хорошо, правда? Просто иметь возможность встретиться и поболтать вот так?
– Тогда начнем сначала?
– Ага. Ладно, начнем сначала. – Она налила себе бокал вина, вернула свадебную фотографию на обычное место и ласково погладила Стивена по колену, чтобы создать впечатление, будто знает абсолютно все. Потом она утонула в диване рядом с ним. – Я как раз собиралась сказать, что Софи доложила мне, что сегодня прекрасно провела день.
– Ты как будто удивлена.
– Я не удивлена. Ей всегда хорошо с тобой, она любит проводить с тобой время, ты же знаешь. Просто иногда это более весело, а иногда нет.
– Да, было очень весело.
– Еще она сказала, что у тебя, наверное, завелась девушка, – толкнув Стивена, сообщила Алисон со знакомой усмешкой в голосе.
– Не начинай.
– Что?!
– Говорить со мной, как будто мне двенадцать лет. Ты что, хочешь мне рассказать, откуда берутся дети?
– Просто мне любопытно. Кончай темнить…
– Возможно, – сказал Стивен, прекрасно сознавая почти преступную ошибочность производимого им впечатления. – Кое-кто есть, но там… другие сложности.
– Неужто гермафродит?
– Ни в коем разе. Она замужем.
– Правда? Да ты темная лошадка! И за кем же она замужем?
За Двенадцатым Самым Сексуальным Мужчиной Мира, подумал он, но ситуация была еще слишком свежа и болезненна для того, чтобы его бывшая жена играла роль лучшей подружки и наперсницы, а потому он сказал:
– Ты его не знаешь.
– И что, ты не хочешь позволить такой малости, как брак, тебе помешать?
Это была слишком явная возможность, чтобы ее упустить:
– Ну, тебе же не помешало, правда?
Некоторое время они смотрели друг на друга.
– Попался прямо в ловушку?
– Угу.
Она дружески пихнула его ногой и прижалась плечом:
– Сменим тему?
– Хорошо. Давай сменим тему.
Алисон положила ладонь на колено и использовала ее как рычаг, чтобы соскользнуть с кожаного дивана.
– Сиди здесь. Я схожу принесу еще вина.
Через полчаса они прилично набрались. Впервые со времени развода вернулось что-то от былой легкости и нежности, и они оба это сознавали и пытались удержать, выпивая еще и еще.
– Какие-нибудь новости насчет Джонни Джонсона?
– Кто такой Джонни Джонсон?
– Ну, ты помнишь, твоя главная роль, трансатлантическая романтическая комедия?
– А, кино? Нет, никаких новостей.
– Но ты все еще почти-подписан?
– Я все еще почти-подписан.
– А теа-а-атр?
– Тебе обязательно произносить это слово так?
– Как?
– Теа-а-атр.
– Извини. Но как же ты теперь, старый кочевник? – Она подняла руку, чтобы взъерошить ему волосы, но он поймал ее и удержал.
– Да н’рмально. Эй, если у меня будет шанс выйти на сцену, ты придешь на меня посмотреть?
– Конечно.
– Даже если это будет внезапно, если тебе придется бросить все в последнюю минуту?
– Конечно, я бы пришла. Но это не слишком вероятно, так?
«Это весьма, весьма вероятно, это точно, восемнадцатого декабря», – хотел он сказать.
– И все же надо держаться за свои мечты, разве нет?
– Мечты. – Она толкнула его ногой. – Черт бы тебя побрал, Джуди Гарланд!
– Тогда за амбиции.
– Угу, ну, здорово иметь мечты, пока они нереалистичны.
– Да, но в чем смысл реалистичной мечты?
– Мудрые слова, Стив, – пробормотала Алисон. – Не очень понимаю, что они значат, но все равно мудрые. У тебя не завалялось сигаретки?
– Я думал, ты бросила.
– Я и бросила.
– Это правда хорошая идея…
– Ну же, дай нам по сигаретке, пока группенфюрер Колин не вернулся.
Стивен сунул руку в карман и засмеялся, когда она выхватила у него пачку. Было некоторое преступное, вороватое, неявно сексуальное удовольствие в ритуале зажигания сигареты для бывшей жены, в том, чтобы смотреть, как она втягивает ртом дым с закрытыми глазами, потом издает тихий непристойный смешок восторга, откидываясь на диван и медленно выпуская струйку дыма изо рта вверх. Курение было грязной, отвратительной привычкой, конечно же, нисколько не стильной, очаровательной или сексапильной, как предполагали все эти фильмы. На случай если, и когда, он поймает свою дочь за курением, Стивен заготовил длинную суровую отповедь о дурном запахе, зависимости и раке, но все равно нельзя было отрицать, что эта привычка привлекательна, а поедание стебля сельдерея таким никогда не будет. Есть прекрасный пример актерского мастерства в «Любовном настроении», когда героиня Мэгги Чун пробуждает память о потерянном возлюбленном, зажигая его сигарету, и хотя Стивену показалось трудным испытывать столь сильные чувства по поводу пачки «Мальборо», он, несомненно, оказался восприимчив к образу. В кино не бывает переполненных пепельниц, желтых кончиков пальцев или ватных языков. И Алисон определенно была одной из величайших курильщиц в его жизни, как, скажем, Лорен Бэколл, или Рита Хейворт, или Энн Бэнкрофт. Единственной женщиной, обладавшей таким же талантом делать так, чтобы каждая сигарета казалась посткоитальной, была Нора Харпер.
Они обе начали немного путаться у него в голове. Стивен понял, что ему нравится, он даже любит в них одно и то же: язвительность и отсутствие почтительности, не слишком часто проявляющуюся свирепость, небрежную элегантность – и то, что они обе умнее, жестче и резче его самого. Он любил с ними общаться, несмотря на неизбежное расстройство, и любил слушать, как они смеются, поскольку их не так-то легко было рассмешить. Стивен находил их обеих почти непереносимо желанными. Он также понял, что, совершенно случайно, обе они оказались для него совершенно недоступны.
Алисон потянулась за бокалом, легла на диван, положив ноги недвусмысленно близко к паху Стивена, и он заметил, что она одета как-то нехарактерно для себя, а на ногах у нее нечто вроде носков с пупырышками. Она флиртует? Она определенно флиртует. Стивен начал себя чувствовать даже почти байроническим героем.
– Помнишь последнюю мою работу? – спросила она. – В этом чертовом тупом фильме?
– «Сексуальная стюардесса».
– Даже не Сексуальная Стюардесса Номер Один, Сексуальная Стюардесса Номер Четыре. Одна строчка в диалоге: «Бесплатные орешки, сэр?» – и три дня отмораживания задницы в том дурацком костюме, блузка расстегнута вот досюда, сиськи наружу, на складе в Борхэмвуде, повторяя снова и снова: «Бесплатные орешки, сэр, бесплатные орешки, сэр», пока какой-то пускающий слюни оператор водил объективом вверх по моей коротенькой юбочке. А мы только что обнаружили, что я беременна Софи, и я подумала: «Ну все, на хрен это, с меня достаточно!» Я хочу сказать, я любила это, когда была моложе, когда мы с тобой только сошлись. Но я думала, будет… по-другому, понимаешь? Я думала, это будет хоть как-то оправдано, сделает жизнь людей лучше, и я познакомлюсь со всеми этими блестящими творческими личностями, стану частью этой среды, сыграю фантастические роли и сделаю прекрасные, мощные политические телеспектакли, которые посмотрят миллионы зрителей, и будут о них говорить, и им будет интересно, они вдохновятся, будут тронуты. И изменятся. А потом, совершенно внезапно, ты занимаешься этим и даже получаешь за это деньги – за то, о чем ты всегда мечтала, – и это вообще непохоже на твои мечты, никак. Ни радости, ни удовлетворения, ни контроля. Получается какая-то совершенно другая работа: говорить целый день: «Бесплатные орешки, сэр?», с сиськами напоказ. Я чувствовала, будто меня обманули: годы мороки, трудностей, и потерь, и зависти, и волнений – из-за этого? Только чтобы играть телочек-стюардесс, убитых проституток и стриптизерш? Вот почему бросить оказалось так легко: потому что большую часть времени тебя заставляли выглядеть гребаной идиоткой. – Она сделала долгий глоток вина, прежде чем добавить обвиняющим тоном: – Мужчины в основном.