Снег все падал, еще гуще, большими грязными серыми хлопьями, которые зависали в воздухе, как будто не желая касаться земли. Движение по всей Шафтсбери-авеню стояло, и толпы людей скорее шаркали, чем шагали по водянистой серой каше. Стивен направился ко входу на станцию метро «Площадь Пикадилли», но не смог вынести мокрую пьяную пятничную толпу, торопящуюся на вечеринки или с них, так что вместо этого он перешел дорогу и подождал у Трокадеро автобус № 22. Пока он стоял в дверях магазина, его телефон пиликнул, и Стивен открыл сообщение. Оно оказалось от Фрэнка.
здорово получилось сегодня ты был супер извини не мог остаться до конца у мамы гастроэнтерит скоро позвоню. Ф.Стивен стер сообщение, потом сел, неподвижный, безмолвный, отупевший и немного пьяный, на верхний этаж автобуса, пока тот полз по Пикадилли к Челси. В этот людный вечер пятницы почти под Рождество снег действовал на город катастрофически. Люди, пошатываясь, заходили в автобус и выходили, мокрые и запыхавшиеся, по большей части пьяные, смеясь и флиртуя, но Стивен не отрывал взгляда от окна, держа на коленях мешок и смотря на снег и толпы людей, поскальзывающихся и ковыляющих по Пикадилли, Найтсбриджу, Слоун-стрит, Кингс-роуд.
Он сидел и думал об Алисон, о том, как странно, что женщина, которую он так сильно любил, может ждать ребенка, никак с ним не связанного, что у Софи появится брат или сестра, которые не будут иметь к нему абсолютно никакого отношения. Он вспомнил выражение лица бывшей жены, когда она ему сказала: радость, скрытая под смущением и неловкостью, – и остался доволен тем, как отреагировал на эти новости: гораздо лучше, гораздо спокойнее, чем тогда, когда она сообщила, что снова выходит замуж. По крайней мере, в этот раз он не разбивал кулаки о стену. В этот раз он вел себя по-джентльменски. Благородно. По-взрослому, даже если внутри ему хотелось орать.
А что касается потерянной работы, он не мог всерьез винить Джоша. В конце концов, он это заслужил. Ему казалось, что «Иуда», пожалуй, слишком сильно, но все равно он играл нечестно, и была какая-то справедливость в том, как все обернулось. Однако он не мог перестать жалеть, что его не увидело больше людей, потому что к концу он был… что надо. В воображении он попытался представить, как мог выглядеть плакат на театре: его собственное лицо, заменившее лицо Джоша, шпага обнажена, рубашка расстегнута до пояса.
«Более чем соответствует!» – кричали критики.
«Стивен К. Маккуин действительно подходит!»
«В общем, совершенно нормально!»
«Совсем не так плохо, как ожидали некоторые».
«Он попытался! Правда, он решился!»
«Я видел и похуже!!!»
А, ладно. Может быть, в другой раз.
И тут он понял, что следующего раза не будет.
Он решил, здесь и сейчас, в автобусе № 22, что бросает все это.
Автобус болтался посреди Кингс-роуд, зависнув в пробке. Внезапно ощутив клаустрофобию и панику, Стивен слез со своего сиденья у окна, спустился и вышел на улицу, шаркая по обледеневшим тротуарам к реке и огням моста Альберта.
Из всех лондонских мостов этот всегда был его любимым: почти нелепая романтическая конструкция, популярная среди влюбленных и самоубийц. Стивен встал посреди моста – пар от его дыхания висел в ледяном воздухе – и уставился на восток, вдоль Темзы. Внезапно он ощутил, как у него замерзли руки, и посмотрел вниз, на мешок с сувенирами из гримерки: открытки с пожеланиями удачи, его копия сценария с пометками, грязная кофейная кружка со сколами, рукопись бессмысленной, никчемной пьесы для одного актера, которую он писал долгие годы, цветы, принесенные сегодня Софи и Алисон. Стивен представил, как цветы будут желтеть и вянуть в кувшине в его квартире, и почувствовал внезапный ужасающий прилив почти непереносимого отчаяния, нависающей черноты; такого он не испытывал уже многие годы и надеялся не испытать уже никогда. Он ощутил, что голова его раскалывается, глаза начинают гореть, а из груди поднимается паника.
Он решил избавиться от цветов, избавиться от всего этого. Быстро отойдя чуть назад от перил моста, он начал раскручивать пакет большими кругами; потом, когда пакет достиг нижней точки дуги, отпустил его и весело смотрел, как тот улетает высоко в небо, а потом лопается, рассыпая листы сценария в воздух и падая вместе со снегом в Темзу. Стивен перегнулся через парапет и увидел качающиеся на черной воде бумаги, подсвеченные белыми лампами с моста, – секунда-другая, и их унесло течением. К его удивлению, он ощутил относительное спокойствие и облегчение: такое же потрясенное облегчение испытываешь, когда машина, перестав крутиться и переворачиваться, наконец останавливается после аварии и ты понимаешь, что цел и невредим, ты выжил. В конце концов, он получил свой Звездный Час. Бросить, сдаться, перестать – вот в чем заключался Звездный Час. Миру шоу-бизнеса придется дальше обходиться без него, вот и все.
С этих пор он станет лучшим человеком. Стивен еще не представлял, как будет зарабатывать на жизнь, но он попытается стать лучшим человеком и освободиться от всей этой зависти и горечи, злобы и сожалений. Он забудет о своей воображаемой жизни, о шансах, которых так и не представилось, о том, что «могло-бы-быть», и сосредоточится на улучшении реальных вещей. Никаких больше Призраков, никаких Мертвых Парней. Вместо этого он будет самим Стивеном Маккуином – пусть не знаменитым, но счастливым. Он будет заботливым и любящим по отношению к бывшей жене и дочери, найдет новую любимую работу или, по крайней мере, приятную – что-то, что сможет делать хорошо, и будет усердно трудиться. Возможно, выучит язык жестов, или откроет кафе, или начнет работать с детьми – разве Алисон не сказала, что он хорошо ладит с детьми? Или можно вернуться в колледж в сентябре и переучиться. Возможно, поздновато становиться врачом или архитектором, но, кроме этого, он может заниматься практически чем угодно. В конце концов, если пройдет побольше времени, он даже сможет забыть о Норе. Когда он подумал об этом, то мысль оказалась весьма приятной.
Он посмотрел вниз, на реку, где последние страницы уплывали в темноту, и почувствовал, что страх и паника немного утихли, как будто его судьба наконец, наконец, наконец-то собралась измениться. Это ощущение продержалось добрых минуты полторы, как раз до того момента, когда рядом с ним остановилась полицейская машина.
Долгое прощание[40]
В результате полицейские оказались нормальными ребятами.
Они попросили его сесть на заднее сиденье и, когда убедились, что он не пьян и в своем уме, что не собирается прыгать с моста, устроили ему совершенно справедливую, по мнению Стивена, лекцию о бросании мусора в Темзу. Не рассказывая им всего, Стивен извинился, и они довезли его до дома, причем Стивен извращенно наслаждался поездкой, чувствуя себя ужасно крутым на заднем сиденье полицейской машины.
– Вы живете здесь? – спросил полицейский, останавливаясь около дома и награждая его тревожным взглядом.
– Угу.
– Много беспокойства из-за этих детей?
– Ничего, с чем я не мог бы справиться.
– Ладно, будьте осторожнее, хорошо? Не пытайтесь им отвечать, оно того не стоит.
– Не буду – и спасибо, что подбросили.
– И на будущее: пользуйтесь мусорными баками, сэр, хорошо? Они для этого и предназначены.
– Да, офицер, обязательно.
Полицейские подождали в машине, пока он доберется до входной двери, а потом уехали. Стивен стряхнул с туфель снег, смел его с плеч, закрыл за собой входную дверь и устало стал подниматься по ступеням. Он вошел в квартиру, ощутил лицом теплый воздух и раздраженно отметил, что оставил включенным электрокамин. Он пересек комнату и выключил его.
– Это обязательно? Я тут чуть насмерть не замерзла.
Стивен медленно повернулся.
Нора лежала, свернувшись калачиком на диване, полусонная, укрытая собственным пальто, – и Стивен ощутил огромную волну радости и облегчения.
– Я вошла. У меня остались твои ключи. Надеюсь, ты не против.
– Совсем даже не против.
Нора подвинулась, освободив место, и похлопала по дивану, приглашая сесть рядом.
– Ты здорово припозднился.
– Ну, понимаешь, это был особенный вечер.
– Раздавал автографы, болтал с поклонниками?
– Что-то вроде.
– И как все прошло? Ты взорвал мир шоу-бизнеса?
– Угу.
– Показал, как это делается?
– Именно…
– Толпы, вопящие «бис»?
– Конечно.
– Поклонницы?
– С балкона бросались.
– Волны любви, перехлестывающие через огни рампы?
– Верно.
– И все было так, как ты всю жизнь мечтал?
– Не совсем.
– Плохая публика?
– Никакой публики.
– О-о-о.
– Точнее, небольшая.
– Насколько небольшая?
– Человек одиннадцать. По крайней мере, в начале. К концу осталось около восьми.
– Ну, может, из-за погоды…
– Нет, на самом деле все пришли. Просто не все остались.
– Понятно. Остались ценители.
– Именно.
– А завтра будет лучше.
– На самом деле завтра не будет. По крайней мере, с профессиональной точки зрения. Меня уволили.
– Из-за кого?
– Из-за Джоша, полагаю.
– Да? Меня тоже. – Она кивнула на маленький чемоданчик в ногах.
– Где он?
– Дома. Я решила, что будет немного подло заставлять его проводить ночь в гостинице, поэтому оставила его дома, стенающего и заливающего подушку кровью. Я уложила его в постель и свалила оттуда, ко всем чертям.
– То есть ты не собираешься оставаться с ним?
Нора наморщила нос и ткнула Стивена пальцем ноги:
– После того, что он сделал? Знаешь, Стивен, мне иногда кажется, что ты серьезно переоцениваешь убедительную силу этого человека. Даже если бы он захотел меня обратно, чего он не хочет – не после того, что я сделала с его драгоценными зубами, – зачем бы мне возвращаться к Джошу?
– Тогда, если ты не против, я спрошу…
– Почему я здесь?