А вот этого Ройтс стерпеть уже не мог. Тем более, ему срочно нужна была компенсация за недавно потерянное лицо. Не напрягаясь, он ударил несчастного в лицо и тот, как тряпочная кукла упал на диван-берлогу. Поэт захрипел, изо рта у него потекла слюна вместе с сукровицей.
— Идем, Таракаша! — Пуглов схватил Ройтса за руку. — Неужели тебе мало на свою задницу приключений?
— А мне бабки достаются, сам знаешь как…А этот шнурок, как видишь, не инвалид и вполне может подхалтурить на той же товарной станции. А не хочет работать, пусть немного поворует…Кругом полно богатых дач…
— Пошли! — Пуглов нерасчетливо подтолкнул Ройтса в спину и тот, не удержав равновесия, упал на заплеванный пол.
— Этого, Алик, тебе не следовало делать, — и Альфонс расслышал в голосе своего закадычного кореша угрожающие нотки.
— Не психуй, Игореха! Он с пьяни отбросит копыта, а ты опять сядешь…
— А может, я хочу немного посидеть, отдохнуть в тюряге от всей этой мрази. Я сейчас приду домой, а там Лелька мочится от страха. Куда мне прикажешь деваться?
— Поедем ко мне. Выпьем, посидим, посмотрим «Секретные материалы». Кстати, ты, кажется, еще не смотрел двадцать третью серию.
— В другой раз посмотрим, сегодня мне надо выспаться. Я не знаю, что делать с Лелькой. Может, ее того…расчленить и отвезти к Вани Ножичку?
Пуглов аж остолбенел. Они уже были у машины и Альфонс не верил своим ушам.
— У тебя, случайно, не супергрипп? Или я ослышался?
— Да ни хрена ты не ослышался. Сдаст по слабости нас обоих и пойдем по статье — грабеж средь бела дня с преднамеренным убийством. Может, вспомнишь, какое за это следует наказание?
— По прежним временам — вышка, по нынешним, когда мы рвемся в Европу, от силы пятнашка. Правда, тебе легче, ты сам торопишься на нары, так что бери свою «Дружбу» и разделай Лельку, а потом отвези в дюны…Но я не думаю, что ты это сказал всерьез.
— Правильно и делаешь. Лелька слишком хорошо трахается, чтобы ее потерять. Трудно найти замену… — Ройтс пытался улыбнуться, но у него ничего не получилось. Рот, словно стальной намордник сковал, а в горле заледенела слюна.
Однако в глазах Пуглова осталась настороженность. «Сегодня, Игорек, мечтаешь избавиться от Лельки, а завтра захочешь отделаться от меня, как от главного и единственного свидетеля», — подумал он невеселую думу.
Остаток дороги они ехали молча. И только перед самым домом Пуглова Ройтс сказал:
— Ты, Алик, не думай ничего такого, я иногда говорю не то, что надо.
Альфонс не ответил.
Он вышел из машины и за ним, словно змея, поползло отчуждение, порожденное двусмысленностью сказанных Ройтсом слов. Он долго смотрел вслед удаляющемуся «опелю», пока тот не завернул за угол кинотеатра.
Глава одиннадцатая
Дома Татьяну ждали мать и Рощинский. Несмотря на солнечный свет, льющийся в окна, на столе были зажжены три витые разноцветные свечи. В центре стола, с двадцатью небольшими свечечками, стоял огромный круглый торт, который Анна Александровна заказала и на котором были написаны имя и количество лет виновницы торжества.
В комнате пахло воском и старостью, которая исходила от плаща Рощинского, который он оставил в прихожей. Сам он сидел на диване и смотрел на экран телевизора. Он не испытывал ни малейших эмоций, пребывая во власти апатии, которая смирительной рубашкой обездвижила его душу. Однако он нашел в себе небогатый резерв ощущений, чтобы изобразить на лице улыбку и поздравить Татьяну. Он сказал ей самые банальные слова и, достав из кармана кулончик, стал совать его ей в руку. Татьяна засмущалась. Покраснела и спрятала руку за спину.
— Садитесь, пожалуйста, — пригласила она и отодвинула от стола простенький венский стул. — Прошу вас, садитесь, а то мне неловко, когда вы стоите…
Он опустился на стул, не зная, куда деть руки. Кулончик он положил на край стола, цепочка от него свесилась и отливала золотистой змейкой на фоне белоснежной скатерти.
Рощинский оловянно смотрел на желтые язычки свечей, находясь в полной неопределенности.
— Владимир Ефимович, тебе подать большую чашку или обычную, кофейную? — спросила Анна Александровна.
— Самую обыкновенную. Мне и так у вас хорошо.
Авдеева старшая вышла в другую комнату и возвратилась со свертком. Шорохнула бумага и на свет появилась довольно элегантная сумочка с ремешком через плечо. Авдеева обняла дочь и поцеловала.
Из отвисших, невыбритых щек Рощинского взирали усталые, слезящиеся глаза. Татьяна перехватила этот взгляд и ужаснулась одиночеству, которое они источали.
— Замечательный кулончик, — сказала Татьяна и взяла подарок в руки. — Это, наверное, очень дорогая вещь?
— Не дороже нас, Танюша, — Рощинский на мгновение почувствовал удовлетворение.
Татьяна вышла, но вскоре вернулась с кулончиком на шее. Искорки от язычков свечей играли в его золотисто-янтарных гранях. Взглянув на кулончик, Рощинский отвернулся — не кстати вспомнив бывшего владельца этой вещицы, который умер как раз во время ареста.
После кофе и вялого, отнюдь не праздничного разговора, Татьяна извинилась и, перекинув через плечо новую сумочку, пошла на свидание. Ее ждал Пуглов.
Когда дочь ушла, Авдеева сказала:
— Не пойму, что ее к этому оболтусу тянет.
— Этого не может понять никто, кроме нее самой, — рассудительно заметил Толстяк. — В жизни случаются совершенно необъяснимые вещи. Но Алик парень видный, всегда может защитить…
— Подальше бы от такой защиты.
— Сами разберутся. Хотя мне Пуглов нравится больше, чем его дружок. Тот, по-моему, циничный и способен на подлость. Может, я ошибаюсь и, дай Бог, чтобы ошибался.
— А мне кажется, что он увлекается наркотиками…
Авдеева убрала со стола.
— Может, сходим пройдемся, — предложила она.
Я не против. Только сначала зайдем в наше кафе, посидим, на людей посмотрим.
— Я тоже это имела в виду, а ты меня опередил. Мы как будто с тобой на одной волне.
Рощинский обнял Авдееву за плечи и осторожно прижался головой к ее голове, стараясь не испортить ее праздничную прическу.
Это были абсолютно разные люди. Даже внешне они смотрелись, как стог сена и лилия. Они шли по тротуару и женщина старалась подладиться под его шаг — неспешный, раскачивающийся, что, впрочем, ее ничуть не смущало…
Пуглов ждал Татьяну возле кинотеатра. В кафе «Лира», куда они зашли выпить в ее честь шампанского, Пуглов увидел кулон. Без единого слова Альфонс подсунул указательный палец под цепочку и потянул на себя. Авдеева широко раскрытыми глазами умоляла его не поднимать скандала.
— Прошу тебя, не надо, — тихо попросила Татьяна и взяла его руку.
— Сувенирчики! — губы его шевельнулись змейкой. — Налим одаривает?
— Перестань, при чем здесь он?
— Считаю до трех, — Пуглов стал медленно наматывать цепочку на палец.
— Умоляю тебя, кругом люди…
— Тогда ответь — кто это дерьмо тебе повесил на шею? — у Альфонса от злости побелели глаза.
— Это подарок Владимира Ефимовича… маминого знакомого…
Пуглов разжал пальцы. Его лицо стало принимать нормальный цвет. Он налил себе фужер вина и когда это делал, было видно, как мелко вибрирует его рука.
— Если это действительно так…Прости, Танюша…Я бы этого Налима… — Пуглов скрежетнул зубами.
Сначала мне твои выходки нравились, а сейчас меня от них тошнит. Ты, наверное, не очень в себе уверен, если ведешь себя, как жлоб.
— Ты же знаешь, что это не так, зачем дразнишь?
— А чем тогда объяснить твои выкидоны? Ты же в такие моменты похож на монстра…
— Не знаю, но это выше моих сил. Поверь, в такие минуты я себя ненавижу. Извини. Пойдем ко мне послушаем музыку. Пойдем, — Альфонс нежно взял ее за руку.
— Кто у тебя еще будет?
— Возможно, зайдет Игорь с Лелькой.
— Я бы сегодня с ним не хотела встречаться. Нет я ничего против него не имею, просто он Козерог, а я Водолей.
— Ладно тебе заноситься! Игорь к тебе расположен в общем неплохо, хотя считает отпетой ментовкой.
— В каком же смысле?
— А леший его знает, спросишь об этом у него сама.
Однако побыть им вдвоем не суждено было. Когда они поднимались по лестнице, снизу их окликнул Ройтс. У него в руках был большой целлофановый пакет с вином и фруктами. Лелька несла торт. Шла понуро, без былого энтузиазма.
Когда зашли в квартиру и Пуглов взглянул на Волкогонову, у него от удивления отвисла челюсть. Это была вовсе не Лелька. От всегда улыбающейся красавицы не осталось и следа. Перед ним находился изможденный, с синими кругами под глазами человек.
— Почему ты сегодня без макияжа? — спросил у нее Альфонс.
— Какое это имеет значение?
— Да перестань, Леля, отчаиваться, — он положил руку на ее плечо. — Сейчас попьем вина, немного разтормозимся и гори оно все синим пламенем.
— Алик, ответь — я очень похожа на ту, которую показывали по телевизору?
— Сначала ответь: а я похож на Алена Делона?
— Не надо меня утешать, я сама знаю, что фоторобот, как две капли воды, похож на меня.
Ройтс что-то говорил с Татьяной, которая тоже была удивлена разительными переменами, произошедшими с Волкогоновой.
Когда они уже сидели за столом, позвонила Пуглова: к ней пришел Плинер и хочет видеть Альфонса.
Пуглов отозвал в прихожую Ройтса и передал ему разговор с матерью.
— Развлекай тут девчат, — сказал он, — а я сбегаю к маман, может, ювелир принес деньги.
И за пятьдесят минут, которые ему понадобились, чтобы сходить к матери и возвратиться обратно, в его квартире и в жизни Татьяны произошли разительные перемены.
Из-за какого-то пустяка Игорь схамил Лельке и та, психанув, хлопнула дверью. И пока Татьяна готовила на кухне салат, он бросил в ее фужер таблетку севредола и отнес шампанское на кухню. Как змей-искуситель стоял у нее над душой, пока она не выпила вино до дна.
Менее чем через пять минут у нее начались в мозгах какие-то жуткие завихрения. Первое впечатление, будто она парит над землей. Кругом, насколько хватает взгляда, зеленые перекаты, бескрайние зеленые поля, по которым вразброс расходятся желтого цвета дороги. Светло, просторно, радостно. И она вдруг почувствовала себя ги