Мы с Рози всегда встречались в студенческом пабе «О'Нил» на Пирс-стрит, приюте интеллигентных хлюпиков, где не было шансов наткнуться на знакомых. Мистер и миссис Дейли думали, что Рози гуляет с подругами; моей семье было глубоко плевать, где я. «О'Нил» — большое заведение, наполняется быстро, и там вздымаются волны тепла, дыма и смеха, но я сразу заметил вспышку медных волос: облокотившись на стойку, Рози говорила что-то, а бармен улыбался в ответ. Пока она платила за пиво, я нашел в укромном закутке столик для нас.
— Вот ублюдок! — Рози, поставив кружки на стол, кивнула на хихикающих студентов, сгрудившихся у бара. — Все на грудь мне пялился…
— Который? — Я встал со стула, но Рози взглядом остановила меня и подвинула ближе кружку.
— Ну-ка, сиди тут и пей. Я сама с ним разберусь. — Рози скользнула по скамье ко мне — так близко, что мы соприкоснулись бедрами. — Вон тот парень, гляди.
Здоровяк без шеи, в футболке регбийной команды, развернулся от стойки, с трудом удерживая по две кружки в каждой руке. Рози махнула ему рукой, привлекая внимание; потом она похлопала ресницами, нагнулась и покрутила кончиком языка в пене своей кружки. Регбист вылупил глаза, раззявил рот, ноги заплелись в ножках табурета, и половина пива из кружки оказалась на спине какого-то студента.
Рози показала регбисту средний палец и, забыв о нем, повернулась ко мне.
— Принес?
Моя куртка лежала на виду, на подлокотнике сиденья. Я сунул руку в карман и нащупал конверт.
— Вот, это наше. — Я вытянул на свет божий два билета и положил их на видавшую виды столешницу. «Дан-Лири — Холихед, отправление 06.30, воскресенье, 16 декабря. Просьба прибыть не менее чем за 30 минут до отправления».
Стоило мне взглянуть на билеты, внутри все перевернулось. Рози то ли шумно выдохнула, то ли хмыкнула.
— Утренний паром лучше всего, — объяснил я. — Можно было бы взять ночной, но тогда сложнее забрать вещи. При первой возможности в ночь на воскресенье отправимся в порт и подождем там.
— Боже мой! — У Рози перехватило дыхание. — Господи! Мы… — Она загородила билеты руками, словно защищая от посетителей за соседними столиками. — Ты меня понимаешь?
Я накрыл ее ладони своими.
— Успокойся. Тут никого нет из знакомых, ты же знаешь.
— Все равно это Дублин. Я не успокоюсь, пока паром не отчалит из Дан-Лири. Убери их, ладно?
— Может, ты их заберешь? Ма в моих вещах роется.
— Ясное дело. — Рози улыбнулась. — Па в моих тоже роется, но в ящик с трусиками не лазит. Давай-ка сюда. — Она взяла билеты, словно их изготовили из тончайших кружев, вложила бережно в конверт и сунула в нагрудный карман джинсовой куртки. Пальцы задержались на мгновение на груди.
— Ух. Девять дней, а потом…
— А потом! — Я поднял кружку. — За тебя, за меня и за нашу новую жизнь!
Мы чокнулись, выпили, и я поцеловал Рози. Пиво было супер, ноги в теплом пабе отогрелись после прогулки по городу, по стенам развешаны рождественские гирлянды, студенты за соседним столом громко и нетрезво хохотали. Стать счастливейшим посетителем паба мне мешало какое-то тревожное ощущение: будто сладкий восхитительный сон, который в мгновение ока оборачивается кошмаром. Я отпустил Рози — боялся, что зацелую ее до смерти.
— Встречаться будем поздно, — сказала Рози, закинув ногу мне на колено. — В полночь или позже. Па не ложится раньше одиннадцати, надо еще подождать, пока заснет покрепче.
— Мои отрубаются в воскресенье в пол-одиннадцатого. Иногда Шай не спит позже, но если я на него не наткнусь, то и пусть. А если и наткнусь, он нас не остановит, наоборот, радостно помашет мне вслед.
Рози удивленно подняла бровь и отхлебнула пива.
— Приду к полуночи, — продолжил я. — Если что — подожду, ничего страшного.
— Я тоже к полуночи подтянусь, — согласно кивнула Рози. — Жаль, последний автобус уже уйдет. До Дан-Лири пешком?
— С вещами-то? Пока доберемся до парохода, ноги отвалятся. Возьмем такси.
Рози выпучила глаза — и почти без притворства.
— Хо-хо!
Я улыбнулся и намотал на палец ее локон.
— Мне на этой неделе светит еще пара подработок; наличные будут, не волнуйся. Для моей девочки — все самое лучшее. Я бы заказал лимузин, но придется повременить. Может, на твой день рождения, а?
Рози улыбнулась в ответ, но думала о чем-то своем; шутить ей не хотелось.
— Встретимся в номере шестнадцатом?
Я покачал головой.
— Последнее время там постоянно околачиваются Шонесси. Неохота с ними сталкиваться. — Братья Шонесси были ребята безобидные, но шумные, тупые и постоянно под кайфом; если мы на них нарвемся, то все равно не объясним, с какой стати им следует заткнуться и забыть о нашем существовании.
— В верхнем конце улицы?
— Нас увидят.
— После полуночи в воскресенье? Кто выйдет из дома, кроме нас и придурков Шонесси?
— Достаточно одного человека. И потом, а вдруг дождь?
Рози нервничала, хотя обычно ее ничем не прошибешь.
— Что сейчас-то думать? — сказал я. — Посмотрим, какая будет погода на следующей неделе, тогда и решим.
— До отъезда нам не стоит встречаться, — вздохнула Рози. — Не хочу, чтобы па что-то заподозрил.
— Если он еще не заподозрил…
— Знаю, знаю. Я просто… Господи, Фрэнсис, эти билеты… — Она снова положила руку на карман. — Это все взаправду. Нельзя расслабляться ни на секунду — вдруг что-то не так?
— Например?
— Не знаю. Кто-нибудь нас остановит…
— Да кому это надо?
Рози укусила ноготь и на секунду отвела глаза.
— Ага, все будет замечательно.
— В чем дело? — спросил я.
— Ни в чем. Встретимся, как ты сказал, в верхнем конце улицы, если дождя не будет. Если будет — в номере шестнадцатом; в плохую погоду туда никто не сунется. Ладно?
— Ладно, — ответил я. — Рози, посмотри на меня. Ты чувствуешь себя виноватой?
Рози усмехнулась уголком рта.
— Да еще чего! Ведь мы же не шутки ради; если б папа не тупил так отчаянно из-за ерунды, нам бы такое и в голову не пришло. А что? Ты сам как?
— Да я-то что! Обо мне заскучают только Кевин и Джеки; пришлю им по игрушке с первой зарплаты, они и порадуются. А ты будешь скучать по семье? Или по девчонкам?
Рози задумалась.
— По девчонкам — да, наверное. И по семье — наверное, чуть-чуть. Но все равно… Да я всю жизнь знала, что уеду скоро. Еще когда в школе учились, мы с Имельдой говорили — не поехать ли самим в Лондон, а тут вдруг… — Рози подарила мне быструю мимолетную улыбку. — Мы с тобой придумали план получше. Что бы там ни случилось, я бы точно рано или поздно уехала. А ты нет?
Рози хватило ума не спрашивать, буду ли я скучать по семье.
— Я тоже, — ответил я, хотя и сам не знал, правда это или нет; но именно это мы оба хотели услышать. — Я бы убрался отсюда в любом случае, хотя наш случай мне нравится больше.
Снова быстрая улыбка, такая же мимолетная.
— И мне.
— Так в чем же дело? — снова спросил я. — Ты с самого начала как на углях.
Это задело Рози.
— Кто бы говорил! Можно подумать, ты — главный весельчак вечера. Все равно что гулять с Оскаром Ворчуном.
— Я на взводе, потому что ты на взводе. Я думал, ты про все забудешь, как билеты увидишь, а ты…
— Не ври. Ты с самого начала такой пришел, придурку этому башку снести хотел…
— Ты что, сомневаешься? В этом все дело?
— Если хочешь со мной порвать, Фрэнсис Мэки, будь мужчиной и не перекладывай на меня грязную работу.
Несколько мгновений мы таращились друг на друга, балансируя на краю жуткого скандала. Потом Рози перевела дыхание, откинулась на спинку сиденья и запустила пальцы в шевелюру.
— Я скажу тебе, Фрэнсис, в чем дело, — произнесла она. — Мы оба нервничаем, потому что слишком губы раскатали.
— За себя говори, — буркнул я.
— Я и говорю. Вот мы собрались в Лондон, работать в музыкальном бизнесе — не меньше. Больше никаких фабрик, это не для нас, будем работать на рок-группы. Что бы тебе мамочка сказала, если б узнала?
— Она бы поинтересовалась, кем это, на хрен, я себя возомнил. Потом дала бы оплеуху, назвала бы простофилей и велела заткнуться. Шуму было бы!
— Вот поэтому, — сказала Рози, подняв кружку, — поэтому мы и на взводе, Фрэнсис. Любой из наших знакомых сказал бы, мол, задаетесь, носы задираете. Если мы поведемся на это, все закончится криком и скандалом. Нужно что-то с собой делать, и немедленно. Так?
Я до сих пор горжусь тем, как мы с Рози любили друг друга. Учиться нам было не у кого — наших родителей не назовешь блестящими образцами успешных отношений, — и мы учились друг у друга. Если любимая захочет, можно научиться сдерживать свой взрывной характер, справляться с неясными страхами, вести себя по-взрослому; а не как подросток-недоумок — и станет по плечу то, о чем ты и не подозревал.
— Иди ко мне. — Я скользнул ладонями по рукам Рози, накрыл ее щеки; она ткнулась лбом в мой лоб — и весь остальной мир пропал за яркой тяжелой путаницей ее волос. — Ты во всем права. Прости, что я туплю.
— Может быть, мы все и испортим, но попробовать все равно надо.
— Ты — мудрая женщина, — заявил я.
На зеленых радужках Рози блестели золотые прожилки, у глаз собрались крохотные смешливые морщинки.
— Для моего парня — все самое лучшее, — сказала Рози.
И тут я поцеловал ее по-настоящему. Билеты, зажатые между нашими бешено стучащими сердцами, похрустывали, готовые в любой миг взорваться фонтаном золотых брызг до потолка. Наступил вечер, исчез запах страха, внутри меня начала набирать силу стремнина, вызывая дрожь в костях. С этого мгновения я стал повиноваться этой силе, надеясь, что она приведет нас куда надо, по безопасной переправе через коварные течения и страшные омуты.
Чуть позже мы выпустили друг друга из объятий.
— Не ты один занимался делами, — сказала Рози. — Я ходила в книжный, просмотрела все объявления в английских газетах.
— Работа есть?
— Кое-что. В основном то, что нам не по силам: водители подъемников и учителя на замену, но есть места для официанток и в баре — можно сказать, что у нас есть опыт, кто проверит. Никто не ищет осветителей или технический персонал, но это и так понятно; на месте разберемся. И сколько угодно квартир, Фрэнсис. Сотни.