Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг — страница 307 из 584

— Слава Богу, наконец-то! — воскликнула она с видимым облегчением, когда я распахнул дверь. Она протиснулась мимо меня и прижалась к стене в коридоре, закрыв глаза и глубоко дыша. — Дашь мне банное полотенце?

Я нашел для нее полотенце. Дина бросила сумочку на пол и скрылась в ванной, захлопнув за собой дверь.

В плохой день Дина может пробыть под душем весь вечер — если горячая вода не кончается, а за дверью находишься ты. По ее словам, в воде она чувствует себя лучше, так как ее сознание отключается; и вы даже представить себе не можете, насколько это по Юнгу. Когда зашумела вода, а Дина начала напевать, я закрыл дверь гостиной и позвонил Джери.

Такие звонки я ненавижу почти больше всего на свете. У Джери трое детей: десяти, одиннадцати и пятнадцати лет, — она работает бухгалтером в компании своей подруги — дизайнера интерьеров, и у нее муж, которого она редко видит. Все эти люди нуждаются в ней. Я, с другой стороны, не интересен ни одной живой душе, если не считать Дины, Джери и отца. Поэтому Джери прежде всего нужно, чтобы я не звонил ей по таким поводам, и я уже много лет ее не подводил.

— Мик! Секунду, сейчас я включу стиральную машину… — Захлопывается дверца, щелкают кнопки, доносится механический шум. — Вот так. Все в порядке? Мое сообщение получил?

— Да, получил. Джери…

— Андреа! Я все вижу! Немедленно отдай ее ему, иначе я отдам ему твою. Ты этого хочешь? Ну разумеется.

— Джери, Дине снова хуже. Она у меня, принимает душ, но сегодня у меня дела. Можно, я привезу ее к тебе?

— О Боже… — Она вздохнула. Джери — наша оптимистка: даже сейчас, двадцать лет спустя, она по-прежнему надеется, что очередной раз будет последним, что однажды утром Дина проснется здоровой. — Бедняжка… Я бы с удовольствием ее приютила, но только не сегодня. Может, через пару дней, если она все еще…

— Джери, я не могу ждать пару дней. У меня большое дело, в ближайшем будущем мне придется работать по восемнадцать-двадцать часов. И ведь на работу ее с собой не возьмешь.

— Мик, я не могу. У Шейлы грипп, именно об этом я и писала, а от нее заразился муж. Вчера вечером их обоих тошнило, то одного, то другого. Похоже, Андреа и Колм тоже могут свалиться в любой момент. Я целый день убираю рвоту, стираю и грею для них «севен-ап», и вечером, наверное, будет то же самое. Заниматься еще и Диной я не в силах. Просто не в силах.

Приступы у Дины продолжаются от трех дней до двух недель. Обычно на такой случай я приберегаю часть отпуска, и О'Келли никогда меня ни о чем не спрашивает, но в этот раз подобный номер не пройдет.

— А папа? — спросил я. — Хоть один раз? Может, он…

Джери промолчала. Раньше папа был худощавым и прямым как палка. Он любил изрекать неоспоримые суждения: «Женщина может влюбиться в выпивоху, но уважать его она не станет. Лучшее лекарство от дурных мыслей — свежий воздух и упражнения. Кто возвращает долги вовремя, тот голодать не будет». Он мог что угодно починить, что угодно вырастить, и при необходимости готовил, убирал в доме и гладил вещи, как настоящий профессионал. После смерти мамы он так и не пришел в себя. Папа до сих пор живет в Теренуре, в доме, где мы провели детство. Раз в неделю мы с Джери по очереди заезжаем к нему — набиваем морозилку сбалансированными обедами, убираем в ванной, проверяем, работают ли телевизор и телефон. Кухня обклеена психоделическими обоями в оранжевых разводах — эти обои мама выбрала еще в семидесятых; мои учебники с загнутыми уголками страниц стоят на затянутой паутиной книжной полке, которую папа сделал для меня. Зайдите в гостиную и спросите его о чем-нибудь; через пару секунд он отвернется от телевизора, моргнет, скажет: «Сынок, рад тебя видеть», — и продолжит смотреть австралийские мыльные оперы без звука. Иногда им овладевает беспокойство, и он встает с дивана и бродит по саду в шлепанцах.

— Джери, ну пожалуйста. Всего на одну ночь. Она проспит весь день, а к вечеру я разберусь с работой. Прошу тебя.

— Мик, я бы с радостью. Дело не в том, что я занята… — Шум на заднем плане стих: Джери отошла подальше от детей, чтобы все обсудить спокойно. Я представил ее себе в столовой, заваленной яркими джемперами и школьными тетрадями. Мы оба знали, что я не заговорил бы про отца, если бы не оказался в отчаянной ситуации. — Но ты же знаешь, что с ней происходит, если бросить ее хоть на минуту. А мне ведь надо ухаживать за Шейлой и Филом. Что, если одного из них стошнит посреди ночи? Они должны сами за собой убирать? Или я должна бросить ее, чтобы она разбудила весь дом?

Я ссутулился и провел ладонью по лицу. В квартире воняло какими-то химикатами с запахом лимона, которые использует уборщица, и от этого казалось, что в доме нет воздуха.

— Да, знаю, — сказал я. — Не волнуйся.

— Мик… Если мы не справляемся… возможно, стоит обратиться к специалистам.

— Нет. — Это прозвучало так резко, что я сам вздрогнул, однако пение Дины не смолкло. — Я справлюсь. Все в порядке.

— У тебя все будет нормально? Сможешь найти себе замену?

— Нет, у нас так не бывает. Ничего, я что-нибудь придумаю.

— Ох, Мик, извини. Мне очень жаль. Как только мои немного поправятся…

— Все нормально. Передай им привет от меня и сама постарайся не заразиться. Я еще позвоню.

Где-то на заднем плане раздался яростный вопль.

— Андреа! Что я тебе сказала?.. Конечно, Мик. Может, утром Дине уже станет лучше, да? Никогда ведь не знаешь…

— Да, возможно. Будем надеяться. — Дина вскрикнула: в душе закончилась горячая вода. — Мне пора. Береги себя. — Когда дверь ванной открылась, телефон уже был спрятан подальше, а я резал овощи на кухне.

На ужин я поджарил себе говядину с овощами — Дина есть не хотела. Душ ее успокоил: она — в майке и тренировочных штанах, которые извлекла из моего гардероба, — свернулась калачиком на диване, глядя в пустоту и рассеянно вытирая волосы полотенцем.

— Тс-с, — прервала она меня, когда я попытался спросить, как прошел ее день. — Ничего не говори. Молчи. Прекрасно, да?

Я слышал только шум уличного движения и журчание синтезаторной музыки, которую пара надо мной включает каждый вечер, чтобы ребенок заснул. Наверное, в каком-то смысле такие звуки действительно умиротворяли, и после целого дня тяжелых разговоров было приятно поужинать в тишине. Мне хотелось посмотреть новости, узнать, как журналисты подали дело, но об этом не могло быть и речи.

После ужина я сварил кофе — огромный кофейник. От жужжания кофемолки Дина снова занервничала: расхаживая босиком по гостиной, она снимала книги с полок, пролистывала и ставила как попало обратно.

— Тебе нужно было уйти? — спросила она, стоя спиной ко мне. — На свидание или еще куда?

— Сегодня вторник. Кто ходит на свидания по вторникам?

— О боже, Майк, ты такой зажатый! Ну да, завтра в школу, и что? Соверши безумство!

Я налил в кружку эспрессо и двинулся к своему креслу.

— Я не из тех, кто действует спонтанно.

— Значит, по выходным ты ходишь на свидания? Значит, у тебя есть подружка?

— Подружки у меня были лет в двадцать. У взрослых людей партнеры.

Дина сделала вид, будто засовывает два пальца в рот — с соответствующими звуковыми эффектами.

— Партнеры были у геев средних лет в 1995 году. Ты встречаешься с кем-нибудь? Трахаешь кого-нибудь? Стреляешь йогуртом из базуки? Ты…

Нет, Дина. Я встречался с одной женщиной, но недавно мы расстались. И снова садиться в седло я пока не собираюсь, понятно?

— Извини, я не знала, — тихо сказала Дина и опустилась на валик дивана. — Ты с Лорой еще общаешься? — спросила она после паузы.

— Иногда. — Услышав имя Лоры, я почувствовал, что комната наполнилась ароматом ее духов, сладким и резким, и сделал большой глоток кофе, чтобы прогнать наваждение.

— Вы собираетесь снова жить вместе?

— Нет. У нее есть мужчина, врач. Думаю, со дня на день она позвонит, чтобы сообщить о своей помолвке.

— А-а, — разочарованно протянула Дина. — Мне нравится Лора.

— Мне тоже. Поэтому я на ней и женился.

— Тогда почему ты с ней развелся?

— Это она со мной развелась. — Мы с Лорой, как цивилизованные люди, всегда говорили, что расстались по обоюдному согласию, что никто ни в чем не виноват, что каждый пошел своим путем и прочую ерунду, но сейчас у меня не было сил.

— Серьезно? Почему?

— Потому. Дина, я слишком устал, чтобы рассказывать об этом.

— Ну, как знаешь. — Она закатила глаза. Затем, соскользнув с дивана, прошлепала на кухню. Оттуда донесся звук открываемых ящиков. — Почему у тебя нечего есть? Я умираюот голода.

— Еды полно, холодильник забит до отказа. Могу поджарить тебе говядины с овощами, в морозилке есть баранье рагу, а если хочешь чего-то полегче, давай сварим овсянку или…

— Фу! Я тебя умоляю. К черту пять групп продуктов, антиоксиданты и прочую фигню. Мне нужно совсем другое — мороженое или мерзкие гамбургеры, которые греют в микроволновке. — Хлопнула дверца шкафа, и Дина вернулась в гостиную, держа в вытянутой руке батончик гранолы. — Гранола? Ты что, девушка?

— Никто не заставляет тебя ее есть.

Пожав плечами, Дина плюхнулась на диван и принялась грызть батончик с таким видом, словно он ядовитый.

— С Лорой ты был счастлив. Если честно, я даже не сразу сообразила, что с тобой происходит, ведь ты не из тех, для кого счастье — нормальное состояние. Но это было приятно.

— Да, — отозвался я.

Лора — такая же стройная эффектная красавица, как и Дженнифер Спейн, и тоже тратит много сил на поддержание своей красоты. Сколько мы с ней знакомы, она постоянно, за исключением Рождества и дней рождения, сидит на диете, каждые три дня обновляет искусственный загар, каждое утро распрямляет волосы и никогда не выходит из дому без макияжа. Некоторым мужчинам нравится, если женщина выглядит естественно — по крайней мере, они делают вид, что это так, — но лично я любил Лору еще и за ту храбрость, с которой она сражалась с природой. Я привык вставать на пятнадцать-двадцать минут раньше — только для того, чтобы посмотреть, как она прихорашивается. Даже в те дни, когда она опаздывала, роняла вещи и чертыхалась вполголоса, для меня это было самое умиротворяющее зрелище в мире — словно вид умывающейся кошки. Я всегда считал, что такая девушка — прилагающая столько сил, чтобы выглядеть как положено, — должна и хотеть то, что положено: цветы, драгоценности, уютный дом, отпуск на море и мужчину, который будет любить ее и заботиться о ней до конца жизни. Девушки вроде Фионы Рафферти для меня полная загадка — я их совершенно не понимаю и потому нервничаю. А с Лорой было по-другому: мне казалось, что у меня есть шанс сделать ее счастливой. В общем, было глупо удивляться, когда она захотела именно то, чего хотят все женщины.