— Я же говорю, это все ерунда, — ответила она почти пренебрежительно после минутной паузы. — Я даже не уверена, что в дом действительно кто-то проник. Возможно, дети просто переставляли вещи с места на место.
— Можете сообщить нам подробности? Даты, время, пропавшие вещи? — спросил я.
Ричи достал записную книжку.
Ее голова беспокойно дернулась на подушке.
— О Боже, я не помню. Ну, может… не знаю… в июле? Я убирала в доме и обратила внимание, что пропала ручка и несколько ломтиков ветчины. По крайней мере мне так показалось. Нас целый день не было дома, и я слегка занервничала — вдруг я забыла запереть дверь и кто-то к нам вошел? В пустых домах живут сквоттеры, и иногда они ходят по округе, разнюхивают, что и как. Вот и все.
— По словам Фионы, вы обвинили ее в том, что она открыла дверь вашими ключами.
Дженни закатила глаза:
— Я же сказала: Фиона любит устраивать драму на пустом месте. Я ни в чем ее не обвиняла. Я спросилау нее, не заходила ли она в дом, ведь ключи были только у нее. Она ответила, что нет. Конец.
— В полицию не звонили?
Дженни пожала плечами:
— И что бы я им сказала? «Я не могу найти ручку, и кто-то съел пару кусочков ветчины»? Они бы надо мной посмеялись. Да кто угодно бы посмеялся.
— Вы поставили новые замки?
— Я сменила код сигнализации — на всякий случай. Менять замки я не собиралась — ведь я даже не знала, произошло ли что-нибудь вообще или нет.
— Но после этого были и другие инциденты.
Ей удалось рассмеяться, и ее смех рассыпался в воздухе на мелкие кусочки.
— О Боже! Инциденты? Это же не зона боевых действий. Вы так говорите, словно кто-то бомбил нашу гостиную.
— Возможно, я что-то напутал в деталях, — вывернулся я. — А что именно произошло?
— Не помню. Ничего особенного. А нельзя отложить этот разговор? Головная боль меня просто убивает.
— Еще несколько минут, миссис Спейн. Помогите мне разобраться с подробностями.
Дженни осторожно прижала кончики пальцев к затылку и сморщилась. Я почувствовал, как Ричи переступил с ноги на ногу и посмотрел на меня, готовясь пойти к выходу. Однако я не двинулся с места. Это странно, когда тобой манипулирует жертва: неловко смотреть на раненое существо, которому мы должны помогать, и видеть в нем противника, которого нужно перехитрить. Однако мне это нравится: лучше вызов, чем страшная боль.
Дженни позволила руке упасть на колени.
— Дальше было то же самое, — ответила она. — Например, пару раз кто-то сдвинул занавески в гостиной — я обычно их разглаживаю, зацепив за крючок, чтобы они висели ровно, но пару раз я заметила, что они все перекручены, понимаете? Наверное, просто дети играли в прятки или…
При упоминании о детях у нее перехватило дыхание.
— Еще что-нибудь? — быстро спросил я.
Дженни медленно выдохнула, сдерживая себя.
— Только… только такие мелочи. Я расставляю свечи, чтобы в доме приятно пахло, — на кухне в шкафах у меня полно свечей с разными ароматами, и я меняю их раз в несколько дней. Однажды летом, может, в августе, я полезла за яблочной свечой — и ее не оказалось. А я ведь видела ее всего неделю назад. Но Эмма всегда любила эту свечку — возможно, она взяла ее поиграть и забыла в саду или еще где.
— Вы спросили ее об этом?
— Не помню. Это же произошло несколько месяцев назад. И это же пустяк.
— На самом деле довольно зловещая история. Вас она не напугала?
— Нет. Ну то есть даже если к нам и повадился какой-то странный взломщик, он же брал, типа, свечи и ветчину, а это же не очень страшно, правда? Я подумала — еслик нам действительно кто-то влез, то скорее всего один из местных ребятишек — среди них есть совсем дикие, словно обезьянки: когда проезжаешь мимо, они вопят и кидают в тебя чем попало. Я подумала: может, кто-то из них залез к нам на спор. А может, дело не в этом. Иногда вещи просто пропадают. Вы же не звоните в полицию каждый раз, когда недосчитались носка после стирки?
— Значит, вы не сменили замки даже после того, как эти случаи стали повторяться.
— Нет, не сменила. Если кто-то залезал к нам в дом — если, — то я хотела их поймать, остановить, чтобы они больше не досаждали всем остальным. — Воспоминания заставили Дженни вздернуть подбородок и сжать зубы, а в ее глазах появился холодный свет, словно она приготовилась к бою. Они с Пэтом хорошо подходили друг другу — два настоящих бойца.
— Иногда я специально не включала сигнализацию, даже если мы уходили из дому, чтобы взломщик оставался там до тех пор, пока я не застигну его с поличным. Видите? Я не боялась.
— Понимаю, — сказал я. — А когда вы рассказали об этом Пэту?
Дженни пожала плечами:
— Я не рассказывала.
Я подождал, и после паузы она пояснила:
— Просто не хотела его беспокоить.
— Я не осуждаю ваши решения, миссис Спейн, — мягко заметил я, — но это мне кажется странным. Разве вы — и сам Пэт — не были бы в большей безопасности, если бы он знал, что происходит?
Она пожала плечами и скривилась от боли:
— У него и так хватало проблем.
— Каких, например?
— Его уволили. Он прилагал все усилия, чтобы найти другую работу, но ничего не получалось. Мы… денег у нас было не много. Пэта это беспокоило.
— Еще что-нибудь?
Дженни снова пожала плечами:
— Этого мало?
Я снова подождал, но на сей раз она не поддалась.
— На чердаке вашего дома мы нашли капкан, — сказал я.
— О Боже, это. — Дженни снова рассмеялась, но на секунду ее лицо осветил отблеск какого-то сильного чувства — может, страха или ярости. — Пэт думал, что к нам в дом повадился горностай, или лиса, или какой-то другой зверь. Он мечтал его увидеть. Мы же городские, и когда переехали, то для нас увидеть даже кролика в дюнах было целым событием. А поймать настоящую живую лису — это вообще нереально круто.
— Он поймал кого-нибудь?
— О нет. Он даже не знал, какую приманку выбрать. Я же говорю — мы городские.
Ее голос звучал беззаботно, словно на вечеринке, однако пальцы крепко вцепились в одеяло.
— А дыры в стенах? Вы сказали, что он что-то мастерил. Это как-то связано с тем горностаем?
— Нет. Ну, то есть отчасти. — Дженни дотянулась до стакана с водой, стоявшего на прикроватном столике, и сделала большой глоток. Я видел, как она старается расшевелить свои мысли.
— Дыры… они просто появились, понимаете? В этих домах… что-то не так с фундаментами, и поэтому дыры как бы просто… появляются. Пэт собирался их заделать, но сначала хотел заняться чем-то другим — может, проводкой? Не помню. В таких вещах я не разбираюсь. — Она простодушно взглянула на меня — маленькая, совершенно беспомощная женщина. Я постарался стереть с лица все эмоции. — И он думал, что этот горностай, или кто там еще, спустится по стенам, и тогда мы его поймаем. Вот и все.
— И вас не беспокоил отложенный ремонт и то, что по дому разгуливает дикий зверь?
— Нет, не очень. Если честно, я не верила в то, что в доме горностай или большой зверь, иначе ни на секунду не осталась бы там с детьми. Мне казалось, это может быть птица или белка — дети бы с удовольствием посмотрели на белку. Ну, то есть я бы предпочла, чтобы Пэт построил сарай в саду или занялся еще чем-нибудь, а не корежил стены… — Она снова рассмеялась, с таким усилием, что больно было слышать. — Но ему ведь нужно было чем-то заняться, правда? И я подумала, что это еще не самое плохое хобби.
Возможно, она говорила правду, возможно, это была просто искаженная версия той же истории, которую Пэт выложил в Интернете: из-за множества посторонних факторов я ничего не мог прочитать по ее лицу. Ричи зашевелился на стуле.
— У нас есть информация, — сказал он, тщательно подбирая слова, — что Пэта очень беспокоила эта белка, лиса или кто еще там. Вы не могли бы рассказать нам об этом?
Снова вспышка эмоций на лице Дженни — слишком быстрая, неуловимая.
— Какая информация? От кого?
— Мы не можем раскрывать подробности, — вставил я.
— Ну извините, но ваша информацияневерна. Если это снова Фиона, то на этот раз она не драматизирует, а просто все выдумывает. Пэт даже не был уверен в том, что в дом вообще кто-то проник, — может, это была обычная мышь. Взрослый человек не станет волноватьсяиз-за мышей, правда же?
— Угу, — с легкой улыбкой признал Ричи. — Я должен был проверить. Я вас вот еще о чем хотел спросить: вы сказали, что Пэту нужно было чем-то заняться. А что он делал целыми днями после увольнения? Ну, помимо того что мастерил какие-то штуки?
Дженни пожала плечами:
— Искал работу. Играл с детьми. Много бегал — нет, не сейчас, а летом: Оушен-Вью — очень живописное место. Он ведь работал как сумасшедший с тех самых пор, как мы закончили колледж, — ему было полезно немного отдохнуть.
Фраза получилась слишком гладкой, словно Дженни тренировалась ее произносить.
— Вы сказали, что у него был стресс, — заметил Ричи. — Сильный?
— Ну разумеется, ему не нравилось сидеть без работы. Некоторые это любят, но Пэт не такой. Ему было бы лучше, если бы он устроился на новую работу, но он не пал духом. Мы с ним верим в позитивный настрой.
— Да? В наши дни безработные парни с трудом приспосабливаются к новой жизни, и этого не нужно стыдиться. Кто-то впадает в депрессию, кто-то злится, кто-то начинает выпивать или выходить из себя. Это все естественно, и никто не считает их слабаками или психами. А у Пэта было что-нибудь подобное?
Он старался выдержать непринужденный, доверительный тон, который помог ему преодолеть недоверие Конора и Гоганов, однако на этот раз ничего не получалось: ритм был не тот, и голос был слегка напряжен, и поэтому Дженни не расслабилась, а, наоборот, села прямо, яростно сверкая глазами.
— О Боже, нет! Не было у него никакого нервного срыва. Тот, кто вам все это наговорил…
Ричи поднял руки:
— Я одно хочу сказать — если у Пэта был нервный срыв, это нормально. Такое могло произойти с каждым.