— Я тоже, — говорит Бекка. — Это все из-за… вы же понимаете. Поляна. Вот что в нас изменилось. (Джулия падает обратно на кровать и бьется головой в подушку.) Ладно, а что тогда происходит, а, умница наша?
— Я же сказала. Снег на проводах где-нибудь в районе Верхнего Жопинга. А теперь можем мы вернуться к обсуждению того, что я плохая подруга? Пожалуйста.
Селена гасит лампочку.
— Прекрати! Я же читаю!
— Я думала, ты считаешь, что это снегопад, — усмехается Селена. — Тогда почему просишь меня прекратить?
— Заткнись. Я читаю.
— Попробуй сама.
— Ага, щас.
— Слабо?
Джулия меряет Селену испепеляющим взглядом.
— Трусишь? — подзадоривает Селена.
— Чего здесь бояться? Я уже все объяснила.
— Ну и?..
Джулию легко взять на слабо. Она опять неохотно садится.
— Поверить не могу, что ввязалась в это, — ворчит она. Поднимает руку, шумно вздыхает, сжимает кулак. Ничего не происходит.
— Та-дам, — торжествует Джулия. К собственному огромному недовольству, она страшно, отчаянно разочарована.
— Не считается, — говорит Селена. — Ты не сконцентрировалась.
— Когда случилась эта фигня с лампочками в коридоре, — встряла Холли, — ну, днем, Ноутон наехала на меня, помните? Клиона болтала на уроке, а она подумала на меня. Я жутко разозлилась. И вот…
— Да вашу мать! — Джулия сосредоточивается на мысли, что Бекка вздорная курица со своими закидонами, и повторяет попытку. Сработало.
Снова тишина. Странное ощущение реальности: она волнуется и бурлит вокруг них, образуя крохотные водовороты и плюясь гейзерами в неожиданных местах, просто ради забавы. Не хочется шевелиться, чтобы в ответ она не выкинула какую-нибудь непредсказуемую каверзу.
— Жаль, что это абсолютно бесполезно, — как бы мимоходом, делано небрежно констатирует Холли. Она чувствует, что не стоит бурно торжествовать, словно это может привлечь нежелательное внимание, неизвестно чье. — Вот если бы рентгеновское зрение. Могли бы заранее прочитать вопросы на экзаменах.
— Или вообще не заморачиваться, — нервно хихикает Бекка. — Если бы мы могли изменять свои оценки, когда приходят результаты тестов, — фьють, оба-на, и все отлично! — вот это было бы круто.
— Не думаю, что это так работает. — Селена с загадочной улыбкой забирается в постель. Ей хочется крепко обнять всех троих. — Это не для чего-то. Оно просто есть. Оно было всегда, просто мы не знали, как до него дотянуться. А теперь знаем.
— Ну что ж. — Джулии по-прежнему все это не нравится. Ей отчего-то кажется, что им следовало активнее сопротивляться, всем вместе: визжать, орать, отказываться верить в происходящее, сменить тему и не возвращаться больше к этой фигне. Но не вести себя так, будто это что-то осязаемое (ничего себе, сума сойти!), и продолжать весело тусить. Пускай бы впоследствии и выяснилось, что все куда сложнее, но они хотя бы не показали себя легковерными дурочками. — По крайней мере, сама собой решилась засада с танцами. Человек со сверхспособностями не зассыт надеть джинсы.
Бекка открыла было рот, чтобы ответить, но ее сбивает с ног волной хохота. Она валится на кровать, раскинув руки, и позволяет смешкам рассыпаться по ее телу, взрываясь радостными пузырьками, подобно попкорну.
— Отрадно видеть, что ты перестала препираться, — говорит Джулия. — Ну так что, идешь на танцы?
— Конечно, иду. Хочешь, могу даже в купальнике? Запросто.
— Тушим свет! — орет из коридора староста, хлопая по двери. И они одновременно гасят лампочку.
Теперь они тренируются на своей поляне. Селена приносит маленькую лампочку для чтения на батарейках, у Холли есть карманный фонарик, у Джулии зажигалка. Ночь холодная и темная, небо плотно затянуто облаками; им пришлось буквально нащупывать путь, вздрагивая всякий раз, как хрустнет ветка или что-то зашуршит в куче листьев. Даже выбравшись на поляну, они не похожи на себя — наброски, эскизы, приблизительные и невнятные. Садятся в кружок на траву, скрестив ноги, и передают по кругу свет.
Работает. Сначала неуверенно: только крошечные робкие искорки, на полсекунды, не дольше, гаснущие, едва девчонки потрясенно вздрагивают. По мере того как крепнет их уверенность, крепнут и огоньки, золотыми масками выхватывая их лица из тьмы — каждая то ли смеется, то ли ахает — и пряча вновь. И вот уже это совсем не искорки, лучи света скользят по верхушкам кипарисов, светлячками кружат между ветвей. Бекка готова поклясться, что видит, как они пронзают облака.
— И чтобы отпраздновать… — Джулия вытаскивает из кармана пальто пачку сигарет. Давным-давно минули времена, когда у Джулии спрашивали, есть ли ей шестнадцать. — Кто говорил, что это бесполезное умение? — Она зажимает зажигалку между большим и указательным пальцами, вызывает высокий столбик пламени и прикуривает, чуть отклонившись в сторону, чтобы не опалить брови.
Устроившись более-менее удобно, они курят. Селена не выключает свою лампочку, та образует яркий кружок на пожухлой зимней траве, тонущей в полумраке, высвечивает складки на джинсах.
Холли докуривает и укладывается на живот со второй незажженной сигаретой в руке, смотрит на нее пристально.
— Что это ты делаешь? — Бекка подползает поближе.
— Пытаюсь поджечь. Тш-ш-ш.
— Не думаю, что это сработает, — говорит Бекка. — Мы не можем просто так поджигать предметы. Или можем?
— Заткнись, не то я подожгу тебя. Я концентрируюсь.
Расслышав себя со стороны, Холли встревоженно подбирается, прикидывая, не слишком ли далеко зашла, но Бекка послушно откатывается в сторонку и легонько тычет ее под ребра носком ботинка:
— Сконцентрируйся-ка на этом.
Холли отбрасывает сигарету и хватает подругу за лодыжку; ботинок слетает со ступни Бекки, Холли подскакивает и несется с ним прочь. Бекка мчится за ней, хохоча и вскрикивая, когда нога в одном носке касается чего-то особенно холодного.
Селена и Джулия наблюдают. Лишь треск веток, шуршание листвы и смех в темноте вокруг поляны.
— Все еще тревожишься? — спрашивает Селена.
— Не-а, — отвечает Джулия, выдыхая колечки дыма; они кружат в полосах света и тени, истончаясь и растворяясь, подобно крохотным ночным созданиям. Она уже и не припомнит, почему ей так трудно было начать. — Я просто была размазня. Все классно.
— Точно, — вздыхает Селена. — Истинная правда, так оно и есть. А ты вовсе не размазня.
Джулия оборачивается к ней, к тому фрагменту, который ей виден, — плавный изгиб брови, мягкая прядь волос, таинственно поблескивающий глаз.
— А мне казалось, ты именно так про меня думаешь. Это же суперкрутая штука, какого фига она наезжает на нас, устраивает скандал и портит всю мазу?
— Вовсе нет, — возражает Селена. — Я поняла: это может показаться опасным. Ну, в смысле, мне так не кажется, но я понимаю, как оно может быть.
— Я не испугалась.
— Знаю.
— Не испугалась.
— Знаю. Я очень рада, что ты решила попробовать. Не представляю, что бы мы делали, если бы ты отказалась.
— Все равно бы развлекались.
— Вряд ли. Без тебя — нет. Не было бы смысла.
Бекка сумела-таки отвоевать свой ботинок и скачет на одной ножке, торопливо натягивая его, пока Холли не повалила ее на землю. Обе хохочут, запыхавшись. Джулия прислоняется плечом к плечу Селены — она презирает все эти девчачьи обнимашки, но иногда кладет локоть на плечо Селены, когда они вместе разглядывают что-нибудь, или, бывает, они садятся спиной к спине у фонтана в "Корте".
— Балда ты, — ласково говорит она. — Мягкотелая балда, не раскисай. — И чувствует, как Селена удерживает вес ее тела, уравновешивает его, и они сидят, поддерживая друг друга, им тепло и надежно.
Они крадутся по коридору к своей комнате, держа обувь в руках, как вдруг:
— О-о, — нараспев произносит кто-то из темноты. — Кажется, у кого-то будут проблемы.
Они испуганно подпрыгивают, оборачиваются, сердца едва не выскакивают из груди, Селена сжимает ключ в кулаке, но неведомая тень слишком густа, и они не различают, кто это, пока та не выходит дальше в коридор. Джоанна Хеффернан, черно-белая фигура в свете дежурных ламп, оставленных для тех, кому приспичит в туалет среди ночи, — сложенные на груди руки, ухмылка и кокетливая ночная рубашка в идиотском узоре из пухлых губ.
— Ох, мать твою, господи, — шипит Джулия. Ухмылка на лице Джоанны сменяется ханжески-добродетельной гримасой, демонстрирующей крайнее неодобрение девушек, которые выражаются. — Что ты тут делаешь, пытаешься довести нас до инфаркта?
Благочестие и добродетель перерастают в святость.
— Я тревожилась о вас. Орла пошла в дамскую комнату и увидела, как вы спускаетесь по лестнице, и подумала, что вы, вероятно, намерены совершить нечто недозволенное и опасное. Например, употреблять алкоголь или даже наркотики.
Бекка фыркает, не в силах сдержать смех. Набожная физиономия Джоанны на миг застывает, но она быстро берет себя в руки.
— Мы были в швейной мастерской, — объясняет Холли. — Шили одеяла для африканских сирот.
Холли всегда выглядит так, будто говорит чистую правду, и Джоанна изумленно таращит глаза.
— Мне в видении явился святой Долбоеб, — подхватывает Джулия, — и сообщил, что сиротки нуждаются в нашей помощи. — Лицо ее приобретает кислое благочестивое выражение.
— Если вы не выходили на улицу, тогда что это такое? — Джоанна внезапно хватает Селену за волосы.
Селена, ойкнув, отпрыгивает, но в руке Джоанны остается то, что она успела уцепить, — ярко-зеленая веточка кипариса, еще хранящая морозную свежесть.
— Чудо! — восклицает Джулия. — Хвала святому Долбоебу, покровителю комнатного садоводства!
Джоанна отбрасывает веточку, вытирает ладонь о ночнушку.
— Фу, — морщит она нос. — От вас пахнет сигаретами.
— Копоть швейных машин, — уточняет Холли. — Это смертельно.
— Итак, — не обращает внимания на издевки Джоанна, — у вас есть ключ от входной двери.