Пауза.
— Похоже на то. — Непонятно, что прозвучало в ее голосе — возбуждение, гнев или жажда крови, да и была ли для нее разница.
Смысл дня вновь изменился, прямо на наших глазах трансформировался в нечто новое. Мы больше не искали свидетеля в этом скопище блестящих локонов, неугомонных ног и любопытных глаз. Мы искали убийцу.
— Насколько я понимаю, — сказал я, — существуют три версии случившегося. Первая: Криса убила Джоанна, она же взяла его телефон и послала нам сообщение о ключе, потому что хочет, чтобы ее поймали…
Конвей фыркнула:
— Как бы не так.
— Да, мне тоже кажется маловероятным. Вариант второй: убийца — Джоанна или кто-то другой — забрал телефон и передал его третьему лицу.
— Типа как Джоанна продала свой Элисон. Ага, годится.
— Третий вариант, — продолжал я. — Кто-то другой убил Криса, забрал его телефон и все еще хранит его.
Конвей принялась расхаживать по комнате, на этот раз медленнее, без нервного желания что-нибудь пнуть. Она сосредоточилась.
— Но зачем? Она должна понимать, что телефон — это улика. Хранить его опасно. Почему не выбросить, еще год назад?
— Не знаю. Но может, она хранит не сам телефон. Аппарат выбросила, а сохранила только сим-карту. Это безопаснее. Сегодня, когда понадобилось послать нам анонимное сообщение, она вставила симку Криса в свой телефон…
— Но зачем вообще ее хранить?
— Скажем, согласно теории номер два, убийца передал телефон другому человеку. Может, другая девушка догадывалась, что здесь что-то нечисто, что это имеет какое-то отношение к Крису, и сохранила телефон или только симку на случай, если это когда-нибудь пригодится полиции. Или не задумывалась она ни о чем таком, просто круто было иметь в запасе анонимный номер. Или просто на телефоне еще оставались деньги, как на том, что Джоанна загнала Элисон.
— О’кей, — кивнула Конвей. — В теорию номер два такая идея встраивается. Понятия не имею, как увязать это с первой и третьей. Выходит, девушка, написавшая тебе, не убийца.
— Это означает, что у убийцы железные нервы. Безмерное самообладание. Передать кому-то телефон Криса, вместо того чтобы избавиться от него, понимая, что такая улика запросто может отправить в тюрьму.
— Безмерное самообладание, безмерная самонадеянность, безмерная тупость, ненужное зачеркнуть. Или это случайность — она засунула телефон подальше, а кто-то его нашел.
В коридоре, благоухающем цыпленком с грибами, послышались голоса: девчонки разговаривали за обедом. Не счастливый девичий щебет, нет. Низкий ровный гул, вязнущий в ушах, раздражающий.
— Софи не сказала, когда мы получим записи? — спросил я.
— Скоро. Ее знакомый работает над этим. Я напишу ей сейчас, скажу, что нам нужны тексты сообщений, не только номера. Тут можно обломаться, некоторые операторы удаляют такую информацию спустя год, но попытаемся. — Конвей стремительно набирала сообщение. — А мы пока…
Время к вечеру, шестой час. А мы пока вернемся в участок, займемся документами, все подпишем. А мы пока отправимся ужинать, потом выспимся как следует, отлично поработали сегодня, детектив Моран, увидимся завтра сутра.
Нельзя уходить из Килды, только не сейчас. Едва скроемся из виду, все эти девчонки немедленно начнут обмениваться сведениями и сочинять новое вранье. А там, снаружи, ждут парни из отдела убийств, готовые вцепиться бульдожьей хваткой в это дело ровно в тот миг, как О’Келли услышит, что оно вновь открыто. И между этими милыми компаниями — мы.
Если выйдем из Килды с пустыми руками, мы никогда больше не вернемся сюда или вернемся к глухой стене.
Но…
Вслух я сказал:
— Если мы тут еще задержимся, Маккенна нажалуется твоему начальству.
— Я знаю, ага, — Конвей не подняла головы от телефона, — она уже предупредила меня в кабинете Арнольд. Даже не изображала любезность, просто заявила, что если мы не уберемся к ужину, то она позвонит О’Келли и сообщит, что мы травим ее девочек и доводим их до истерики.
— Уже ужин.
— Расслабься. Я тоже не стала любезничать. Сказала, что если она попытается вышвырнуть нас отсюда, прежде чем мы сами будем готовы уйти, я позвоню знакомым журналистам и сообщу им, что мы весь день допрашивали учениц Килды по поводу дела Криса Харпера. — Конвей сунула телефон в карман. — Никуда мы не уйдем.
Я мог бы хлопнуть ее по плечу, обнять, что-то в этом роде. Но не хотел получить по яйцам.
И вместо этого сказал только:
— Молодчина.
— Что, думал, я буду жалобно скулить перед Маккенной? Премного благодарна. — Но при этом она широко улыбнулась мне в ответ. — Итак, а пока…
— Джоанна?
Конвей вздохнула. Штора за ее спиной колыхнулась, металлические подвески на мобиле тихонько звякнули.
Она коротко кивнула:
— Джоанна.
— Свидетель или подозреваемая?
Если она подозреваемая, то нужно зачитать ей права, дать подписать соответствующую бумагу, прежде чем задавать вопросы. Если подозреваемая, то ее нужно везти в участок и делать видеозапись допроса. Если она подозреваемая, то получит адвоката, как только попросит. Подозреваемого несовершеннолетнего можно допрашивать только в присутствии взрослого представителя. И ничем из этого нельзя пренебречь, даже не пытайтесь.
Время от времени мы ловчим, конечно. Никто не может доказать, что у вас на уме. И вы, глазом не моргнув, продолжаете якобы обычную беседу со свидетелем, пока ваш подозреваемый не увязнет достаточно глубоко, чтобы продолжать запираться.
Но если вас поймают на этом, если судья посмотрит сурово и скажет, что любой мало-мальски мыслящий полицейский давно бы начал подозревать этого человека, тогда вам конец. Все, что вам удалось выяснить, можете выбросить в помойку.
Мы на распутье, и на карту поставлено многое. Есть масса оснований считать, что это могла быть Джоанна, но все же недостаточно, чтобы в это окончательно поверить.
— Свидетель, — решила Конвей. — Будь аккуратен.
— Ты тоже. Джоанна помнит, как ты осадила ее на глазах у всех.
— О, твою ж мать! — Конвей раздраженно мотнула головой: она забыла. — Тогда я опять сижу на галерке. В следующий раз, когда надо будет кого-нибудь опустить, я заставлю тебя быть злым полицейским.
— Ну нет, — возразил я. — Это твоя роль. У тебя талант.
Взгляд, которым меня наградили, можно было считать дружеским.
В гостиной девочки сидели за столами — головы склонились над тарелками, приборы негромко позвякивают. Монахиня одним глазом присматривала за ними поверх собственного подноса.
Мир и благолепие, пока не приглядишься внимательнее. И тогда заметно. Кроссовки, нервно постукивающие под столами, зубы, едва не грызущие край стакана. Орла вся сжалась, словно стараясь занимать как можно меньше места. Крупная девочка, сидевшая спиной ко мне, будто бы энергично ела, но, посмотрев через ее плечо, я увидел тарелку, полную мелких кусочков куриного пирога, и она нарезала и нарезала его уже на микроскопические квадратики.
— Джоанна, — окликнула Конвей.
Джоанна, раздраженно цокнув языком, закатила глаза к потолку, но все же подошла. Она была одета примерно так же, как Орла: короткие джинсовые шорты, колготки, розовое худи, "конверсы". На Орле шмотки выглядели так, словно ее одевал злобный завистник; Джоанна, казалось, была создана в таком виде, образец стиля.
Мы вернулись в их комнату.
— Присаживайся, — я указал на ее кровать. — Прости, стула нет, но дело займет всего несколько минут.
Джоанна осталась стоять, скрестив руки.
— Вы заметили, что я вообще-то ужинала?
А она психует, наша гаденькая Джоанна. Орле грозят серьезные неприятности.
— Я знаю, — терпеливо и ласково согласился я. — И не задержу тебя надолго. Должен признаться, у меня есть пара вопросов, которые тебе, возможно, не понравятся, но мне необходимо получить ответы, и я уверен, что никто, кроме тебя, их не даст.
Это вызвало любопытство или приступ самомнения. Долгий страдальческий вздох, и она плюхнулась на кровать.
— О’кей. Ладно.
— Я ценю твою помощь. — Я сел на кровать Джеммы, лицом к Джоанне, подальше от разбросанных шмоток. Конвей растворилась на заднем плане, прислонившись к двери. — Для начала, и я знаю, что Орла уже рассказала тебе: мы нашли твой ключ от двери, ведущей в главный корпус. Вы с подругами выходили гулять по ночам.
Джоанна открыла было рот, чтобы возразить, и даже успела сделать возмущенное лицо — на автопилоте, — но тут Конвей продемонстрировала книжку про Терезу.
— Отпечатки пальцев, — коротко сообщила она.
Джоанна отложила возмущение на потом.
— И что?
— Это закрытая информация, — сказал я. — Мы не собираемся сообщать Маккенне, создавать тебе проблемы. Мы просто стараемся отделить важное от второстепенного. Не возражаешь?
— Да пожалуйста.
— Прекрасно. Так чем вы занимались, когда сбегали на улицу?
Легкая улыбка на лице Джоанны при одном только воспоминании.
— Парни из Колма, которые не живут в пансионе, приходили сюда, перелезали через стену. Ну, обычно я не тусуюсь с такими, но Гаррет Нелиган знал, где родители держат выпивку и… всякое такое, неважно. Мы пару раз потусили, но потом мамаша Гаррета застукала его и начала запирать спиртное, так что на этом все и кончилось.
"Всякое такое" — Гаррет залез в мамину аптечку.
— Когда это было?
— В прошлом марте, кажется. А после мы уже почти не пользовались ключом. На пасхальных каникулах Джемма познакомилась в клубе с каким-то студентом, ну и выбиралась к нему на свидание пару раз — думала, ей офигенно повезло, потому что подцепила парня из, с ума сойти, колледжа, но, разумеется, он бросил ее сразу, как только узнал, сколько ей на самом деле лет. Ну и естественно, после истории с Крисом замок сменили, так что от ключа все равно не было толку.
— Ты должна понимать, что из-за этого в наших глазах ты с подругами — первые, кто мог прикрепить сообщение в Тайном Месте. Любая из вас могла оказаться в парке, когда Крис был убит. Любая из вас могла видеть что-либо. Даже стать свидетельницей убийства.