Слухи затихли, и каждый занялся своими проблемами, что устраивало нас обоих. Кэсси была не особенно общительной — не больше, чем я, — правда, в компании выглядела оживленной и веселой и могла поддерживать беседу с кем угодно. Но если был выбор, она предпочитала мое общество. Я часто спал на ее диване. Наш послужной список становился все лучше, и О'Келли уже не угрожал разъединить нас каждый раз, когда мы запаздывали с отчетами. Мы присутствовали в суде, где Уэйна признали виновным в убийстве («чё, блин, за фигня!»). Сэм О'Нил сделал на нас дружеский шарж, изобразив в виде Малдера и Скалли (он до сих пор у меня где-то валяется), и Кэсси прилепила его к своему компьютеру рядом с надписью: «Плохой коп? Оставить без сладкого!»
Сейчас, мысленно глядя в прошлое, я думаю, что Кэсси появилась вовремя. Мой бескомпромиссный взгляд на будни нашего отдела не учитывал такие проблемы, как Квигли, сплетни или бесконечные допросы беззубых наркоманов с их словарным запасом в пять-шесть слов. Я представлял работу как иной, более высокий род существования — там все мелкое и недостойное выжигается каленым железом мужества и долга. Реальность вызывала у меня скуку и уныние, как у ребенка, который, открыв блестящую коробку с рождественским подарком, обнаружил там шерстяные носки. Если бы не Кэсси, я бы закончил тем, что превратился в персонажа из «Закона и порядка», страдавшего от язвы и во всем видевшего заговор правительства.
2
Дело Девлина нам подкинули в августе, в среду утром. Согласно моим записям, на часах было 11:48, все еще пили кофе. Кэсси и я играли в «червей» на моем компьютере.
— Ха! — воскликнула Кэсси, когда один из ее червяков шарахнул по моему бейсбольной битой и сбросил его в воду.
Чистильщик Уилли, мой червяк, завопил «мамочки!» и рухнул в океан.
— Я тебе нарочно поддался, — буркнул я.
— Ну да, конечно, — отозвалась Кэсси. — Какой мужчина позволит девчонке побить себя? Даже червяки знают — только последний хлюпик и слабак может…
— Слушай, я достаточно уверен в своей мужественности, чтобы не бояться…
— Тихо! — воскликнула Кэсси, развернув меня лицом к компьютеру. — Будь хорошим мальчиком и продолжай играть. Никто не сделает это за тебя.
— Думаю, мне пора перевестись в какое-нибудь спокойное и уютное местечко вроде спецназа, — усмехнулся я.
— В спецназе нужна хорошая реакция, паренек, — возразила Кэсси. — Если ты полчаса раздумываешь, как поступить с игрушечным червем, вряд ли тебе доверят судьбу заложников.
В этом момент в комнату ввалился О'Келли и прогремел:
— А где все?
Кэсси быстро убрала окно игры; одного из ее червяков звали О'Смелли, и она завела его в безнадежную ситуацию, желая посмотреть, как его разорвет динамитная овца.
— Перерыв, — объяснил я.
— Группа археологов наткнулась на труп. Кто возьмет дело?
— Мы, — ответила Кэсси, оттолкнувшись ногой от моего стула и отъехав к своему столу.
— Почему мы? — удивился я. — Тут скорее нужны патологоанатомы.
По закону археологи должны обращаться в полицию, если найденные ими человеческие останки находятся не глубже девяти футов под землей. Делается это на случай, если какому-нибудь умнику придет в голову замести следы, похоронив жертву в могиле четырнадцатого века, чтобы выдать ее за средневековый труп. Очевидно, тот, кто сумеет закопать тело глубже девяти футов и при этом остаться незамеченным, заслуживает снисхождения за свой энтузиазм. Полиция периодически выезжает на осмотр скелетов, вынесенных на поверхность эрозией или обвалом, но это чистая формальность, поскольку не так уж трудно отличить современные останки от древних. Детективов вызывают лишь в исключительных случаях, когда мертвеца обнаруживают где-нибудь в торфяниках и он сохраняется так хорошо, что его можно принять за свежий труп.
— Только на сей раз, — возразил О'Келли, — труп современный. Молодая женщина, не исключено убийство. Копы обратились к нам. Это недалеко отсюда, в Нокнари. Уезжать с ночевкой не придется.
У меня сдавило в груди. Кэсси перестала закидывать вещи в сумочку, и я почувствовал на себе ее взгляд.
— Прошу прошения, сэр, но сейчас мы вряд ли можем заняться подобным делом. На нас уже висит убийство Маклохлина и…
— Ерунда, вам всего-то придется потратить один вечер, Мэддокс! — перебил О'Келли. У него было множество причин недолюбливать Кэсси (пол, одежда, возраст, блестящий послужной список), но ее саму расстраивало не столько его отношение, сколько предвзятость. — Если у вас находится время для отдыха за городом, то тем более найдется для расследования убийства. Криминалисты уже в пути.
И он вышел.
— Вот черт, — пробормотала Кэсси. — Ублюдок. Райан, извини. Я не подумала…
— Все в порядке, Кэсси.
У Кэсси есть замечательное качество: она знает, когда надо вовремя заткнуться. Мы взяли мой любимый «сааб» 1998 года, и Кэсси бросила мне ключи, хотя была ее очередь вести машину. В салоне Кэсси достала из сумки коробку с дисками и протянула мне — музыку у нас всегда выбирал водитель, но я каждый раз забывал об этом. Вставил первый попавшийся диск, обещавший что-то тяжелое и громкое, и прибавил звук.
В Нокнари я не был давно, с того самого лета. В школу-интернат меня отправили позже, чем туда должна была уехать Джеми (правда, это была другая школа, в Уилтшире), а когда вернулся домой на рождественские каникулы, мы жили уже в Лейкслипе, по другую сторону от Дублина. Как только мы оказались за городом, Кэсси пришлось выудить из сумки карту и найти нужный поворот, и потом она постоянно следила за маршрутом, пролегавшим по проселочным дорогам с густой травой и живыми изгородями, царапавшими на ходу по стеклам.
Очевидно, мне всегда хотелось вспомнить, что же произошло тогда в лесу. Люди, знавшие об этой истории, намекали, что мне стоит обратиться к гипнотизеру, но у меня это вызывало лишь отвращение. Я подозрительно отношусь ко всему, что так или иначе отдает парапсихологией: не только к тому, чем она занимается — хотя и это кажется мне очень сомнительным, — но и к связанным с ней людям. Они напоминают мне неприятных типов, которые на вечеринке ходят за вами по пятам и рассказывают, как им повезло, что они уцелели после катастрофы, и какого счастья они теперь заслуживают. Я боялся, что очнусь от гипноза с нездоровым блеском в глазах, с блаженной эйфорией подростка, впервые открывшего Керуака, а потом начну обращать в свою веру незнакомцев в пабах.
Нокнари оказался полем на склоне невысокого холма. Земля здесь была сплошь изрыта археологическими раскопками, утыкана ямами, траншеями, кучами земли, осколками камней и переносными домиками и напоминала какой-то безумный лабиринт или пейзаж после атомной войны. С одной стороны поле окружал ряд деревьев, с другой — каменная зубчатая стена, тянувшаяся от зелени к дороге. Ближе к вершине холма, возле стены, оперативники огородили один из участков сине-белой полицейской лентой. Я знал всех этих ребят в лицо, но сейчас они выглядели странно и зловеще в своих белых одеяниях и резиновых перчатках, с непонятными инструментами в руках: не то пришельцы, не то спецы из ЦРУ. На этом сюрреалистическом фоне пара-тройка нормальных предметов — стоявший у дороги невысокий коттедж с белой овчаркой у крыльца, каменная башня в густом плюще, по которому волнами ходил ветер, — казались подчеркнуто объемными и радовали глаз. В конце поля темной полоской, усеянной зеркальными бликами, сверкал фрагмент реки.
…Подошвы кроссовок увязают в песке, на красной футболке трепещет тень от листьев, над струной лески звенят комары: «Тише! Спугнешь рыбу!»
Двадцать лет назад на месте этого поля был лес. Теперь от него осталась полоса деревьев. Мы жили в одном из домиков за каменной стеной.
Этого я не ожидал. Я редко смотрю ирландские новости, у меня от них мигрень: на экране мелькают одни и те же политики с замашками социопатов, а в ушах звучит бессмысленная болтовня, будто пустили ускоренную аудиозапись. Заграничные программы все-таки интереснее: когда смотришь на жизнь со стороны, возникает иллюзия разнообразия. Раньше до меня доходили сведения, будто в районе Нокнари ведутся археологические раскопки и с ними связаны какие-то проблемы, но я не знал подробностей.
Я припарковался у обочины дороги возле переносных домиков, где жили археологи, между минивэном полиции и большим черным «мерседесом» Купера, нашего патологоанатома. Мы вышли из машины, и я проверил свой пистолет: чистый, заряженный, на предохранителе. Я всегда носил его в наплечной кобуре, оставлять его на виду казалось мне бестактным, все равно что совать под нос полицейский жетон. Кэсси возражала — к черту бестактность: когда ты молодая женщина и в тебе всего пять с половиной футов роста, немного наглости не помешает, — и носила кобуру на поясе. Часто это сбивало людей с толку. Они не знали, кого надо бояться больше: девчонку с пистолетом или верзилу без него, — и впадали в нерешительность, которая была нам на руку.
Кэсси прислонилась к машине и покопалась в сумочке в поисках сигарет:
— Хочешь одну?
— Нет, спасибо.
Я поправил кобуру и подтянул ремни. Пальцы у меня стали какие-то толстые и неуклюжие, словно не мои. Я не хотел, чтобы Кэсси это заметила; кем бы ни была эта девушка и кто бы ее ни убил, вряд ли убийца до сих пор прятался за переносными домиками, дожидаясь, когда я возьму его на мушку. Кэсси подняла голову и выпустила дым в нависшие над головой ветки. Стоял типичный ирландский летний день, с солнцем и резким ветерком, гнавшим стремительные облака; день, способный в любой момент обдать вас проливным дождем или знойным жаром.
— Пойдем, — произнес я. — Посмотрим, что там.
Кэсси погасила сигарету о подошву ботинка и заснула окурок обратно в пачку, после чего мы перешли дорогу.
Среди домиков с потерянным видом бродил человек средних лет в распахнутой куртке. Увидев нас, он остановился.
— А, детективы, — проговорил он. — Вы детективы, верно? Я доктор Йен Хант. Начальник раскопок. Вы хотите сразу к трупу, в офис или… Я не знаю, как у вас принято. Протоколы и все такое.