Присутствовать могут все желающие, но не больше, конечно, чем вместит зал. Девушкам предоставляется возможность демонстрировать любые свои таланты. Могут хоть просто стоять и улыбаться — главное понравиться зрителям. У каждого присутствующего будет в руках бумажное сердечко. По окончанию конкурса, зрители отдают свои сердечки кому-то из конкурсанток. Та, что наберёт больше, становится победительницей.
Максимилиан кивнул. Вирджиль какое-то время молчал — видимо, ждал более эмоциональной реакции. Но Максу действительно было всё равно. Друг нахмурил брови.
— Милорд, а почему вы сегодня отказали себе в удовольствии выпить чашечку вечернего горячего напитка? — он поднялся и подошёл к сервировочному столику: — Чай? Кофе?
— Чай.
Сегодня Макс не хотел кофе. Кофе будоражит, пощипывает вкусовые рецепторы, заставляя ощутить горчинку и аромат, почувствовать, как тепло медленно растекается по телу. Но сегодня Макс не хотел ничего чувствовать. Категорически ничего.
— Чай? — церемониймейстер удивлённо поднял бровь. — Настолько всё плохо, милорд?
— Тебя не поймёшь, Вирджиль. Чем ты недоволен? Решил прислушаться к твоему дурацкому банальному совету. Перейти на чай — покончить с бессонными ночами, — получилось не столько иронично, сколько резко. Но Макс надеялся, что друг не обидится.
— Прошу, — Вирджиль поставил перед ним чашку.
Какое-то время церемониймейстер ещё повозился с бумагами, допил свой чай, потом собрался уходить.
Поравнявшись с Максимилианом, посмотрел на нетронутый в чашке напиток, покачал головой, и произнёс с философской грустинкой:
— Ну, раз уж, милорд, вы решили следовать моим банальным советам, послушайте ещё один. Доверяйте не тому, что здесь, — он коснулся указательным пальцем виска, — а тому, что здесь, — приложил ладонь к груди.
Глава 45. Гроза
Антонину опять весь день опекала преданная троица: Еремей, Шарлота и Николь. Компрессы и растирания, чаи и отвары. Вроде бы стало немного лучше. Приступы надсадного кашля прекратились. Только изнутри жёг непонятный жар.
Убедившись, что состояние Тони не ухудшается, Шарлота и Еремей решили отлучиться в аптеку за порошком горчицы и другими компонентами для очередного целебного компресса. А Николь осталась с Тоней. Сидела на кровати и рассказывала, как прошло подписание документов в офисе Гамильтона.
— Уже завтра на мой счёт поступит первая сумма. Мы с Гамильтоном поедем выбирать место для таверны, — Николь сияла. — Даже не верится, что такое возможно. Как будто сон.
Антонина тоже сияла. Как тут не начнёшь светиться, когда подруга так счастлива. Но Тонина радость была с горчинкой. Завтра Николь и Шарлота уедут из резиденции. А это означает, что видятся они последний раз.
— Жаль, что придётся расстаться.
— Ну, это же не надолго, — Ники уловила тоску подруги. — Будем встречаться по выходным. А может, и чаще, — она вдруг как-то загадочно улыбнулась. — Знаешь, меня не покидает чувство, что мы с тобой в ближайшее время можем стать родственниками.
Тоня приподнялась на подушках:
— Это то, о чём я подумала? — тоже улыбнулась загадочно.
Ники перешла на шёпот:
— Именно. Мне тётушка по секрету рассказала, что у них с Еремеем был разговор. Он красноречиво так намекнул: мол, хотел бы бросить якорь в тихой гавани. Вернее, даже не так: хотел бы взять одну восхитительную каравеллу на абордаж… В общем, сделал предложение.
Ух, Еремей! Красавчик! Времени зря не теряет!
— А Шарлота?
— Она, как все порядочные барышни, взяла время подумать. Но я-то знаю, что она влюблена по уши.
Разговор был прерван появившимся на пороге Вирджилем. Он пришёл объявить о следующем конкурсе. Так как участниц всего двое, то решено было не проводить общего собрания, а рассказать о финальном испытании каждой индивидуально. Это и хорошо. Тоня чувствовала дикую слабость, и мысль о том, чтобы провести какое время в вертикальном положении, показалась абсолютно не заманчивой.
Условия конкурса, который назывался конкурсом зрительских симпатий, выглядели просто и понятно. Насторожило только одно — назначено испытание на завтрашнее утро. Какое самочувствие будет у Тони к тому времени — большой вопрос. Она побаивалась, что к слабости и головокружению может добавиться сыпь. Заметила сегодня у себя на руках красноватые пятна. Если они покроют ещё и лицо, трудно будет очаровывать зрителей.
Не успел Вирджиль удалиться, появились Еремей и Шарлота. В свете новой информации интересно было за ними наблюдать. Шарлота всё ещё до конца не поборола смущение, какое её всегда охватывало в присутствии моряка. Или это сказывалась влюблённость? Она покрывалась краской от каждого комплимента Еремея. А он на них не скупился. Купал Шарлоту в этих своих забористых залихватских фразочках с морским огоньком.
Но основное внимание всей троицы было сосредоточено на Антонине. Ей опять пришлось выдержать очередную порцию процедур. Сказать по правде, она не ощущала, чтобы от примочек и компрессов был какой-то толк. Внутренний жар не проходил. И вместе с благодарностью за заботу, она испытывала желание, чтобы её поскорее оставили в покое.
Если Тоня и хотела кого-то сейчас видеть рядом, так это Макса. Она каждый раз с затаённой надеждой поглядывала на дверь, когда слышала малейший шорох в коридоре. Но сумерки становились всё гуще, а Макс так и не появился. Ни разу за целый день. Хотя он ведь и не обещал.
Повышенное внимание двух медсестёр и одного медбрата в конец вымотало Антонину. Пришлось немного слукавить. Она сказала, что процедуры подействовали, и её сильно клонит в сон. Николь и Шарлота намёк поняли, и удалились, взяв обещание, что Тоня позовёт их, если вдруг почувствует себя хуже. Однако Еремей не спешил уходить.
— Мне передали два письма от Джеймса. Одно адресовано мне, другое вам, — он протянул конверт. — Белинда выздоровела, и они с отцом возвращаются с курорта.
Тоня быстро пробежала строчки. Собственно, они повторяли ту информацию, которую изложил Еремей, только с некоторыми подробностями. Белинда будет в резиденции сегодня ночью, около трёх. Джеймс просил Тоню уделить дочери время, чтобы передать дела. Под передачей дел, видимо, подразумевалось — рассказать то, что Белинда должна знать, чтобы подмена прошла незаметно. Ранним утром Тоне вручат заработанный ею грант и отправят домой.
Джеймс не напомнил в письме, но Антонина и без того не забыла, что согласно договору её согласия на возвращение на Землю не требовалось. Так или иначе, с грантом или без, она окажется дома, как только выздоровевшая Белинда прибудет её заменить. Скорее всего, перемещение произойдёт также незаметно, как и путь сюда. Тоня обо что-нибудь уколется, отключится, а придёт в себя уже на Земле.
Она отложила письмо. Руки предательски дрожали. Вот он, этот момент, которого Антонина и ждала, и боялась. Она перевела взгляд на часы — одиннадцать вечера. Обратный счётчик, тикающий в голове, теперь может начинать отсчитывать уже даже не часы — минуты.
На улице громыхнуло. Где-то за городом начиналась гроза. Но Тоне казалось, что тяжёлый влажный воздух добрался уже сюда, в комнату. Грудь пекло нестерпимо. Неимоверным усилием Антонина подавила приступ кашля. Не хотелось пугать Еремея. Пришлось опять пойти на хитрость. Она прикрыла глаза, изображая, как сильно ей хочется спать. И моряк, подождав несколько минут, ушёл к себе.
Тоня так хотела остаться одна. Но теперь, когда рядом никого не было, боль и жжение только усилились. Её начало трясти. Она знала, отчего ей стало хуже — от осознания, что больше не увидит Макса. Никогда. Эта мысль корёжила, выворачивала всё внутри, ломала, гнула.
Антонина не могла лежать — села на кровати. Голова закружилась. В глазах начали расплываться радужные круги. Но она не стала снова откидываться на подушки. Отдышалась. Подождала немного, пока картинка перед глазами перестанет качаться, и, держась за спинку кровати, поднялась. Накинула халат. Пошла в ванную комнату, чтобы умыться.
Холодная вода приятно остужала горящие щёки. Тоня со скепсисом глядела на отражение в зеркале. Вот и на лице появились эти красные пятна. Теперь, правда, можно о них не беспокоиться. Следующий конкурс — это уже забота Белинды.
Держась за стенку, Тоня вышла в коридор. Каждый шаг давался с трудом. Но ничего, ей недалеко. Ей нужно в апартаменты Макса. Увидеть его ещё хотя бы раз. Это пламя, что жжёт изнутри, оно просто выпалит душу, если она не увидит его. Ещё. Хотя бы. Раз.
Антонина зашла в комнату без стука. Лучше бы он спал. Она не знала, что сказать. В апартаментах было беспросветно темно и беспросветно тихо. Сердце затрепыхалось от догадки — Макса здесь нет. Она подошла к кровати — та даже не расправлена. Присела на краешек. Подождать его здесь? За окном снова громыхнуло. Уже ближе. Гроза двигалась по направлению к резиденции. Может, ливень принесёт прохладу? Уймёт, наконец, это дикое жжение.
Глаза, привыкшие к темноте, разглядели стрелки на часах — почти час ночи. Тик… тик… тик… секунды безжалостно уплывали, просачивались сквозь пальцы… тик… тик…
Тоня поднялась. Снова вышла в коридор. Почему такая тишина? Вся резиденция как вымерла. Жизнь протекала только за окном — там вибрировала душная ночь, изнывала в ожидании тугих холодных струй надвигающейся грозы.
Но ухо вдруг уловило какой-то звук, несвойственный природе. Повинуясь непонятному порыву, Тоня пошла на него. Коридор… лестница… коридор… Откуда только силы взялись? Звук становился всё чётче. Она узнала его. Такие переливы мог издавать только клавесин.
Возле двери, из-за которой лилась музыка, она остановилась. Перевела дыхание. Осторожно проскользнула внутрь. В первую секунду показалось, что очутилась на краю пропасти. Вокруг только темнота. А слабый дрожащий свет — где-то далеко-далеко внизу. Но в следующее мгновение поняла, что просто стоит на внутреннем балкончике, а под ним — зал. Огромный и пустой, освещённый лишь пламенем нескольких свечей. Они выхватывали из темноты клавесин, за которым сидел… сердце остановилось… Макс.