— Ешь! Ты же все-таки лазил на дерево, тратил калории.
— По-моему, лучше поберечь пищу, — мрачно сказал Зеленуха.
И тут они услышали выстрелы. Один. Потом второй.
— Ой, что это? — пискнула Клава.
— Я все-таки доем этот бутерброд, — сообщила Светлана.
— Слушай, Светка!
— Ну что ты расстраиваешься? Охотятся. Оказывается, мы все-таки в населенных местах.
— Знаете что? — повеселел Зеленуха. — Светлана права. Идем на выстрелы!
— А где они были?
— Там. — Клава показала на восток.
— Там. — Зеленуха указал на юг.
Они немного поспорили и, наконец, по предложению Светланы избрали среднее направление, на юго-восток.
— А ведь есть столько способов ориентироваться в лесу! — вздохнул Зеленуха. — По мху на деревьях. По цветам.
— По цветам?
— Некоторые цветы всегда поворачивают свои головки следом за солнцем. Только я забыл какие.
— А если б и вспомнил, не узнал бы их в натуре.
— Т-ш… — зашипела Клава, замирая на месте.
Слева слышался какой-то треск. Что-то большое торопливо продиралось через кусты прямо на них. Вокруг был мелкий осинник, спускавшийся к болоту: ни одного дерева, на которое можно бы вскарабкаться. Зеленуха схватил палку и, подавшись вперед, старался спрятать девочек за своей спиной. Треск затих в нескольких шагах. Но что-то там было, в кустах. Осталось лежать. Притаилось. Зеленуха не решался двигаться, только смотрел. Потом, собравшись с духом, крикнул негромко:
— Э-эй!.. Кто там?
Тотчас послышался глухой шум в противоположной стороне, даже сердитое бормотанье. Будто кто-то оступился и выругался.
— Мне послышался будто знакомый голос, — тихо сказала Клава.
— И мне, — помолчав, подтвердила Светлана.
Зеленуха протер очки. Ему тоже показалось, что он слышал знакомый голос. Хотя никак не мог понять, чей.
— Все? — спросила Клава. — Оно ушло?
— Нет, кажется, — шепнул Зеленуха. — Давайте переждем…
Но глухой шум исчез. Везде стало тихо. Хотя за кустами, в густом ельнике явно кто-то притаился, но девочки об этом не подозревали…
— Все равно ты молодец, — вздохнула Светлана. — Я буду помнить, как ты нас защитил. И честное слово, я не шучу.
Пока Зеленуха стремительно распрямился и расцветал от удовольствия, она добавила уже обычным своим тоном:
— Только я тебя очень прошу, не говори, что каждый мальчик на твоем месте поступил бы точно так.
Зеленуха все еще поглядывал на таинственные кусты, где скрывался кто-то, невидимый и большой. Конечно, если бы не девочки, он непременно направился бы туда. Но сейчас следовало защищать девочек и обеспечить их безопасность.
— Тебе чей послышался голос? — шепнула Клава Светлане.
— Потом скажу… Наверно, показалось.
— И мне показалось.
Подруги переглянулись. Похоже, им послышался один и тот же голос.
Они вышли на большую поляну. Стрекотали кузнечики, гудели осы и пчелы, от жары голубовато струился воздух. Они почувствовали, что устали и с удовольствием присели бы где-нибудь отдохнуть, но беспокойство гнало их вперед.
— Между прочим, — заговорил на ходу Зеленуха, — человеческий организм может выдержать в сухом воздухе температуру в сто градусов.
— По-моему, тут вес двести! — простонала Клава.
— Ну что ты! Полюс жары находится вовсе не здесь, а в Африке, в Ливии. И то, там наблюдали всего пятьдесят восемь градусов в тени.
— Слушай, а то, что ты говоришь, — это все правда? — усомнилась Клава.
— Факты, установленные наукой, — важно ответил Зеленуха.
Они снова вошли в лес. Пронизанная светом березовая роща незаметно переходила в густой, сумрачный ельник. Казалось, оттуда тянет холодом и тревогой.
— Мне кажется, мы снова кружим, — остановился Зеленуха. — И возвращаемся к тем же кустам.
— К каким?
— От которых ушли.
— Отдохнем, — сказала Светлана. — Ноги не идут… И потом, у нас есть бутерброды.
Один они поделили с Клавой, а второй отдали Зеленухе.
— И не смей отказываться! — замахала руками Клава. — Это нечестно, не по-товарищески!
Зеленуха бутерброд принял, но есть не стал.
— Смотрите, кто-то бежит! — обрадовался он. — Да это Саша Морозов!
Девочки почему-то молчали, хотя прямо к ним со всех ног летели Саша и Левша. У Саши в руках было охотничье ружье.
— Слышали выстрелы? — задыхаясь, спросил Саша еще издали.
— Конечно, слышали! Два выстрела, — отвечал Зеленуха.. На упорное молчание девочек никто не обращал внимания. — По-моему, в той стороне…
— А лосенок? — спросил Левша.
— Какой лосенок?
— Стреляли по лосенку! Его не видели?
Зеленуха хотел что-то сказать, но Светлана закрыла ему рот ладонью.
— Молчи!.. — Она повернулась к Левшину: — А ты откуда знаешь, что по лосенку?
— Не твое дело!
— Да? Ну и мы помолчим.
— Это еще почему?
— Потому, — отрезала Клава. — Ничего вам не скажем.
— Не имеете права! Мы патруль! Должны все говорить.
— Патру-уль!..
— Да, патруль, — вступился Саша.
— Хватит прикидываться, — возмутилась Светлана.
— Как вы не понимаете, — сердился Саша, — может, еще сумеем спасти лосенка!
— Ну да, сначала подстрелят, потом — спасать…
— Кто подстрелит?
— Ты чей голос слышала? — чуть помедлив, строго спросила Светлана Клаву.
— Чей! Левшина, конечно!
Саша ничего не понимал. Он не знал, что делать. Но тут к ним вышел Пал Палыч.
— Вот кому все скажем, — заявила Клава.
— Или почти все, — предостерегающе шепнула ей Светлана, и Клава тотчас сбилась.
— Мы слышали два выстрела, — заговорил Зеленуха, оглядываясь на Светлану, словно прося разрешения. — А лосенок, если это был он, по-моему, там.
— Стойте здесь, — велел Пал Палыч и кинулся в кусты, в черный ельник.
Не утерпев, они все двинулись за ним.
Лосенок лежал на боку, откинув голову. Добрые, словно удивленные глаза его открыты. Увидев людей, он сделал судорожное движение привстать и не смог.
— Тихо, старик, тихо, — успокаивал его лесничий. Эх, сколько из тебя крови-то ушло!
— Он умрет? — спросила Клава.
— Кто ж его знает, — сердито отвечал лесничий. — Не подходите близко, чтоб не лягнул… Саша, ты знаешь на берегу Шоши сторожку, беги туда, зови лесника, пусть быстрее тащит аптечку.
— А кто подстрелил, тех поймали? — переводя дыхание, спросила Светлана.
— Надо его здесь подлечить, — не отвечая, говорил Пал Палыч, присматриваясь к лосенку. — Куда я такого верзилу отправлю, да и ему лучше в домашних, так сказать, условиях.
Лосенок снова дернулся передними ногами, пытаясь встать, скаля желтые зубы. Он не стонал, не плакал, не жаловался, хотя ему было, конечно, ужасно больно… Только косил в их сторону красным белком испуганного глаза.
— Неужели ему нельзя как-то помочь? — поморщился от жалости Зеленуха.
— Сразу? — Пал Палыч грустно улыбнулся. — Сразу даже в сказках не получается, только с трех раз. Мне его жальче твоего, мы старые знакомые. Это ведь лосенок из школьного лесничества в Ольховке, беглец… Добегался.
Вскоре из-за кустов показался Саша; за ним шел лесник.
— Может, вам помочь? — нерешительно спросила Светлана.
— Нет-нет. Скоро стемнеет, бегите домой. А мы тут с лесником займемся… — Пал Палыч объяснил, как выбраться к городу.
Ребята уходили неохотно. Зеленуха долгое время шел молча. Потом начал насвистывать не очень веселое. Ему казалось, что девочки что-то от него скрывают. И лосенка было жалко. Но когда по дороге им повстречалось стадо коров и одна из них протяжно замычала, он не выдержал и сказал:
— Между прочим, му — одна из древнейших мер длины. Му — это расстояние, на которое слышно мычание коров.
— Эх, и попила б я сейчас молочка! — сказала Светлана.
— Ужасно есть хочется! — созналась и Клава.
Тогда Зеленуха, состроив таинственную мину, остановил их, сделал руками несколько пассов в воздухе и торжественно извлек из кармана свой несъеденный бутерброд. Девочки сначала возмутились, но потом позволили разделить бутерброд на три части.
— Теперь я знаю, почему он такой худой, — шепнула Клава Светлане, кивая на довольного Зеленуху. — Это от чуткости.
— Все равно, — сказала Светлана. — Я им теперь никому не верю. Почему мы слышали голос Левшина? И у Морозова в руках было ружье…
Заговор
Неизвестный, которого, как показалось Зеленухе, он видел в лесу, бежал еще долго, при малейшем тревожном звуке сгибаясь в три погибели. Наконец он зябко передернул плечами, отряхнулся, сбил с колен прилипшую хвою и, поматывая головой, длинно выругался.
Это был Семен Левшин, отец Борьки, тощий, лохматый человек с прокуренными зубами. То ли за худобу, то ли за вихляющую походку и подергивание рук его прозвали Семафором. Когда-то Семен служил в заводской охране, потом перешел на пенсию, стал часто выпивать и сейчас занимался чем только мог. Вылавливал в болоте пиявок и сдавал их в местную аптеку, торговал на базаре плетеными корзинами, грибами, ягодой, рыбой, ловил собак и кошек на улицах и сдавал их на станцию ловли бродячих животных.
В последнее время Семен особенно близко сошелся с Тимофеем Пещалиным, заготовителем даров леса.
Сейчас Семен вышел на лесную поляну, жарко прогретую солнцем. На дальнем ее конце у темной полосы леса стояла большая будка, сколоченная на скорую руку из старых горбылей и крытая кусками толя.
Семен уже подходил к чуть приоткрытой двери будки, когда ее распахнули изнутри ударом ноги: на пороге явилась коренастая фигура Тимофея Пещалина. Он выплеснул из ведра помои и, квадратной ладонью прикрыв от солнца глаза, молча посмотрел на сразу оробевшего Семафора.
Пещалин брезгливо передернул плечами, повернулся к нему спиной.
— На меня не рассчитывай. Разделывайся как знаешь.
— Так я ж его свалил… — взмолился Семафор.
Пещалин медленно повернулся:
— Кого?
— Ну, сохатого, ясное дело, лосенка! А этот, нечистая сила, Житин тут и налетел! Никуда он не уезжал, врут все! Едва я ушел…