Но теперь так тщательно подготовленные к плаванию по Оре и Шоше двухместные резиновые вездеходки и легкая моторная лодочка были изуродованы чьей-то преступной рукой. В моторке пробили днище, набросали камней. В двух резиновых лодках днища порезаны, пробиты ножом, в них тоже набросали камней. Готовились затопить лодки, но что-то помешало…
— Кто это мог сделать? — сдвинув густые брови, сквозь зубы цедил Пал Палыч. — А мотор почему-то не сняли.
Ребята отнеслись к происшествию по-разному.
— Надо милицию вызывать, — предложил Денис Полозов и напомнил Пал Палычу о нападении на шалаш Саши Морозова. — Чья-то одна рука орудует.
— Да, похоже, — хмурился Пал Палыч. — Надо бы, конечно, в милицию. Ну а мы что будем делать? Отойдем в сторонку и сорвем порученное дело? Ведь милиции необходимо, чтобы все оставалось вот так, как сейчас. Будут осматривать лодки, пробоины. Нас всех опросят. Да еще когда они сюда явятся, что у милиции, больше дела нет? Это же сколько времени пройдет. А наших данных ждут, от них в какой-то степени зависит самое важное — судьба Родников…
Больше всех, как всегда, шумел и переживал Васька Савкин.
— Ну, своими бы руками удавил гадов! — грозился он, в упор глядя на Дениса светлыми беспокойными глазами. — Видал, как наковыряли? Все подчистую. А мотор почему-то не сняли! Боялись засыпаться, а теперь он все равно заржавел, работать не будет. И лодки не починить… На вездеходки особый клей нужен, а где его взять? Ну, гады, сорвали поход!
— Еще чего! — возразил Денис.
— А что ты сделаешь?
— В моторке днище заделаем, пара пустяков!
— Ага, а мотор? А вездеходки чем заклеишь, слюнями? Да и что клеить-то? Бересту?
— Вы что, ребята? Неужто все бросим, поползем домой?
Хотя повреждения были тяжелые, но после короткой перепалки ребята решили немедленно заняться ремонтом. Пал Палыч связался по рации с лесхозом, доложил о происшествии, попросил доставить резину и клей.
Тринадцать часов подряд, с небольшими перерывами на еду, лесничий и Денисовы ребята вели ремонт лодок. Возились с чихающим мотором, пока и он не заработал. В одиннадцатом часу вечера из-за темноты пришлось работу прервать. Житин скомандовал отбой. Думали, ни за что не заснут, но через десять минут спали все, кроме Пал Палыча.
Светало, когда Денис поднял кудлатую со сна голову, обиделся:
— Пал. Палыч, так не годится… Что ж, что уморились ребята, могли бы дежурить по очереди. Ложитесь-ка вы…
Но подремать Житину пришлось всего лишь часа два. Едва солнце встало, снова взялись за работу.
К шести утра все лодки были на воде. Самый тщательный осмотр не обнаружил малейшей течи.
— А кто говорил — сорвался поход? — хвастались ребята, и громче всех шумел Савкин.
Экспедиция задержалась всего на сутки с небольшим. Лодки торопились вперед, выбираясь из утренней тени на солнечную дорогу, где вода скатывалась с весел слепящими искрами. Оставляя за собой радужный след, вперед ушла моторка.
Пал Палыч и Денис лежали рядом на носу моторки, негромко советовались:
— Вся история с лосенком тоже как-то странно выглядит, — говорил Пал Палыч. — Кто его выпустил? Зачем? Ведь в него стреляли. Почти открыто, среди бела дня — на это не каждый решится. Причем цель была — убить. Кстати, как он там?
— Осмотрел лосенка наш колхозный ветеринар, — вздохнув, сказал Денис. — Полной ясности, говорит, нет, может, и выживет. Обещал глаз с него не спускать…
— Атака на защитников Родников, — продолжал Пал Палыч размышлять. — И самая наглая — против экспедиции.
— Как там Саша Морозов и его команда? — забеспокоился Денис. — Вы с ними не связывались?
— Надеюсь, у них все в порядке, — как-то неопределенно отвечал Пал Палыч.
Он не стал объяснять Денису, что уже сутки, чуть ли не каждые полчаса, пытается выйти на связь с Еленой Ивановной, но ему никто не отвечает…
Пал Палыч успокаивал себя тем, что в конце концов с ее группой просто не могло ничего случиться. Родники — не джунгли. Может, просто забыли про рацию. Ему ни в коем случае не хотелось подводить Елену Ивановну: ведь вернее всего, что связь нарушена по ее недосмотру. Он и в лесхоз не докладывал об этом маловажном, по сути, обстоятельстве. Ведь могла же она идти по Родникам, вообще не имея связи! Ведь большинство школьных отрядов в таких обстоятельствах не поддерживают связь по рации.
Так он утешал себя, продолжая вслух расспрашивать Дениса:
— Может, это кто из ребят пакостит?
— А зачем? — резонно отвечал Денис.
Они прошли на моторке до впадения Ори в Шошу, наметили места, где следовало проверить старые родники и ключи, поискать новые. Когда вернулись к вездеходкам, показалось, что эти резиновые тихоходы и с места не двигались. Но нет, они прошли, наверно, с полкилометра. Почему-то лодки болтались у берега, а ребята сидели на песке вокруг коренастого старика в латаных кирзовых сапогах.
— Да ведь это Пещалин, — негромко сказал Пал Палыч.
Тимофей Власыч его сердечно приветствовал.
— Мне ребята рассказывали про вашу беду, — сокрушенно покачал он головой. — Есть еще злые люди, есть…
— Как вы думаете, Тимофей Власыч, кто бы это мог быть? — спросил Житин.
— Озорники какие-то, невежды, — нахмурился старик и даже сплюнул, осуждая. — А вы, значит, и Шошу поглядите?
— И Шошу, и Орю…
— Слыхал я, будто по Шоше путь закрыт. Совхоз там, знаете, свиноводческий, вроде какую-то пакость сбросил в реку. Купанье запретили, даже пионерлагерь туда не возят.
Новость была неприятная.
— И откуда это вы, дедушка, все знаете? — удивился Денис.
— А я, сынок, людей не бегаю, хоть и в лесу живу. Все для людей. И лес, он тоже для людей служит.
Разговаривая, Пещалин перебирал собранные им цветы и травы, выложенные из огромной брезентовой сумы — мешка.
— Гляди вот, каждая трава человеку на пользу. Вот эту, к примеру, знаешь?
— Эту все знают, — отвечал Денис. — Мать-и-мачеха…
— Правильно, молодец. Цветы у ней уже повяли, а листья вишь какие вымахали. Похоже на сердце человеческое. Вот эта верхняя сторона листа — блестящая, темная и — ну-ка, тронь ее! — холодит… Это «мачеха» будет. А нижняя — вишь, теплая, мягкая, белая — «мать» прозывается.
— Ну а зачем она, дедушка? — спросил кто-то.
— От простуды годится, от кашля, золотуху лечит… А в стародавние времена, рассказывают бабки, будто русские воины прикладывали листья мать-мачехи к ранам. Я ведь во время последней войны крепко партизанам помогал: травы им лекарственные готовил, снадобья, советы всякие подавал, как без аптеки в лесу обходиться. Да что там лекарства: какую еду в лесу найти можно, тоже подсказывал… Коренья там всякие, злаки, листья, ягоды — лесные закрома, они пребогатые…
— Дедушка, это же так интересно! Расскажите поподробнее, — попросили ребята.
— Как-никак можно и поподробнее… Но это потом, а сейчас мне идти надобно, — уклонился Пещалин, собирая в сумку травы.
Денис осторожно поднял из находок Пещалина несколько граненых, еще зеленых стебельков, уже теряющих свою свежесть. Все сразу узнали ландыш. Жемчужины крохотных колокольчиков увяли, и тонкий аромат словно сожгло солнце.
— Мой любимец, — сказал старик. — В наших краях зовут его «язык лесной». Значит — колоколец. Звука не дает, запахом зовет.
— У нас и ландыш-то редко встретишь, — сказал кто-то.
— Выходит, знает дедушка такие места.
— А как же. Знаю, верно. Ландыш — нужный цветок. Сердце им лечат. И цветами, и листьями. Были когда-то Родники, — продолжал Пещалин, вздыхая. — А теперь что? Горе одно. Бывало, в аптеку сдавали по сто и по двести килограммов, а нынче и пяти кило ландыша не набрал. Оскудели Родники вовсе, одно название осталось.
— Как же так оскудели? — не согласились ребята. — Вон какой лес!
— А в лесу, вот хоть Пал Палыча спросите, сто двадцать лосей живут.
— Лисиц больше шести десятков!
— Зайцы, белки…
— Птица разная, и глухари, и тетерки, и вальдшнепы …
— Все? — горестно спросил старик, с каким-то напряженным интересом прислушиваясь к репликам ребят.
— А в речках еще водятся и голавли, и лини, и щуки с карасями. Говорят, даже налимы и сомы попадаются…
— Именно, попадаются, — тоскливо закряхтел Тимофей Власыч. — А что тут было, ребята вы мои дорогие… Дедов своих расспросите! Разве они считали по штукам лисиц? Они их били без числа и счета, и енотов еще брали, а то и на самого хозяина, на медведя то есть, снаряжали охоту! Не считали! А доход имели!
— Они — не считали, — вставил Пал Палыч, — а нам приходится считать…
Но старик не дал ему закончить:
— Что теперь считать! Пустое дело. Были Родники, да вес вышли!
— А мы на что, Тимофей Власыч? — спросил Денис. — Слыхали, верно, как наши деды перебили всех зубров? А теперь их у нас, в Советском Союзе, сотни…
— Откуда же взялись? — не поверил старик.
— А внуки вывели, — не удержавшись, заявил Денис. — И про соболя, верно, слышали. Мех у него дорогой, из самых ценных. Его еще перед революцией почти начисто истребили. А теперь у нас насчитываются тысячи соболей. Это как?
— Ну ладно, соболя, они в Сибири живут. А вот бобры, скажем? — склонив голову набок, Пещалин пристально посмотрел на Дениса.
— А что бобры. Тоже ценные звери. Бобровые меха на золото идут, на валюту. И опять же деды перебили едва не до последнего бобра, по всей России, а сейчас они, в нашем Советском Союзе, в пятидесяти местах живут!
— Не знаю, где там кто живет, — вставая, раздосадованно заговорил Пещалин, — а Родники наши — скудость одна и запустение. Уж пусть завод ставят, хоть какая-нибудь будет польза.
— Может, мы из Родников заповедник сделаем. И бобров разведем, — не сдавался Денис. — А, ребята? Вот только погодите, подрастем мы.
— Пока ты подрастешь, тут голое место будет, — мрачно кивнул головой старик, прощаясь.
После его ухода Пал Палыч дал задание ребятам заняться поисками лесных родников и ключей, которые питают реки и озера, проверить их состояние и нанести на карту.