ждут материалов от всех экспедиций и, надо полагать, решительно встанут на защиту Родников. Да, кстати. Мне сообщили о вашей операции «Чистый воздух». Хорошая операция. Караваевская фабрика давно обязана подумать об окружающей природе. А она до сих пор отделывается тем, что выплачивает штрафы, как будто государственный закон об охране природы ее не касается. А между тем по этому закону уже много делается в нашей стране.
И профессор рассказал ребятам, что только за последние годы введено в действие 1700 очистных сооружений, которые перерабатывают за сутки более десятка миллионов кубических метров воды. Улучшилось санитарное состояние многих внутренних водоемов. Значительно сократился сброс загрязненных сточных вод в Москву-реку, Оку, Обь, Томь и другие реки страны. Созданы сотни крупных пылеулавливающих установок. На огромных площадях посажены новые леса и полезащитные лесные полосы…
— Вот это да! — воскликнул Денис. — Значит, идет работа! Не пропадут трава зеленая, лес густой, звери с птицами.
— Не пропадут! Не позволим! — согласно кивнул ему Лев Петрович. — И надо сказать, что немалая доля участия в охране природы, особенно в сбережении и посадке лесов, принадлежит школьным лесничествам. Честь им и хвала! И вот еще что, — вспомнил перед уходом ребят профессор. — Пролетая над Родниками, мы порой спускались довольно низко. На северо-востоке от Караваевской фабрики, почти на границе родниковского лесного массива с Новосельским районом, мы заметили небольшое озеро: на карте его нет. Надо бы разведать, проточное ли оно. Если проточное, не соединено ли с Орей. Поход займет у вас, видимо, дня три-четыре. Кстати, и лесничий Житин очень советовал осмотреть самый отдаленный и глухой угол Родников…
Начистоту
Перед тем как выйти в поход к лесному озеру, решили расспросить местных жителей, что они знают об этом озере и как до него добраться.
Саша, Зеленуха и Клава отправились в деревню Лызлово. Люди там говорили разное. Одни отвечали, что озеро за последние годы высохло и сплошь заросло камышом, другие вообще не советовали ходить в Медвежий угол — место глухое, заболоченное, труднопроходимое.
Расстроенные и недовольные ребята побрели обратно в лагерь. Было жарко, солнце припекало, над землей струилось зыбкое марево, одуряюще пахло разогретыми травами.
Саша и Зеленуха прибавили шагу — захотелось поскорее добраться до Ори, окунуться в холодную воду. Клава едва поспевала за ними. К речке шел пологий спуск, затем началась старая вырубка, заросшая березовым и еловым подростом, кустарником, высокой травой.
Неожиданно Клава схватила мальчишек за руки и кивнула в сторону.
Метрах в пятидесяти от них у невысокой елочки с молодыми светло-зелеными побегами чуть приметно шевелилось что-то серое.
Ребята вгляделись — серое перемежалось с бело-желтым.
— Это же зайчиха, — догадался Саша. — Детенышей кормит.
И верно, в подбрюшье зайчихи, к молочным соскам тыкались мордочками и подергивали ушами от удовольствия два зайчонка.
— Обеденный час у них! — шепнула Клава. — Ишь стараются.
Вдруг над ребятами мелькнула огромная крылатая тень. Они подняли головы и увидели здоровенного коршуна, который камнем падал на зайчиху с детенышами.
Сунув палец в рот, Саша засвистел, потом схватил палку, нацелил ее на коршуна, словно ружье, и принялся выкрикивать:
— Трах-бах! Тарарах!
Не отставали от него и Зеленуха с Клавой. Они подпрыгивали, размахивали руками и вопили, сами не зная что.
Крылатый разбойник дернулся, изменил свой полет и ушел в сторону.
Когда мальчишки глянули на елочку, около нее уже не было ни матери-зайчихи, ни ее зайчат.
А коршун, лениво взмахивая крыльями, все еще кружил над вырубкой.
— Ну как, бандюга? Не вышло! — злорадно крикнул ему Зеленуха. Он еще раз свистнул и, переглянувшись с Клавой и Сашей, с довольным видом направился к речке.
И тут невдалеке с гулким, раскатистым эхом шарахнул выстрел.
Ребята замерли: вспомнился случай, когда в осиннике стреляли по лосенку. Но тогда они никого не смогли выследить. Так неужели тот, кто стрелял, уйдет и сейчас?
Саша махнул рукой Клаве с Зеленухой и, продираясь сквозь кусты, побежал на выстрел.
Вскоре лес поредел и показалась лесная дорога. Она заросла лопухами. Глубокие колеи были наполнены мутной водой. На дороге стояла знакомая подвода заготовителя лекарственных трав, лесных ягод и грибов старика Пещалина. Низкорослая пегая лошаденка, вытянув шею, щипала траву у обочины, но хозяина около телеги не видно.
— А где Пещалин? — спросил Саша у подбежавших Клавы и Зеленухи.
Они поглядели вдоль дороги и шагах в двухстах от телеги заметили Семена Левшина, Семафора.
Тот шел неторопливо, изредка оглядываясь, — потом остановился, нагнулся, что-то поднял и повернул обратно. Саша ахнул: в руках у Семафора оказалась зайчиха. Уши ее касались земли.
Выскочив из-за куста, Саша с Зеленухой бросились навстречу Семафору.
— Дядя Семен, что это? Кто стрелял?
— А-а, ребятишки. Вы откуда свалились? — Левшин на миг остановился, вновь оглянулся, потом сокрушенно вздохнул и продолжал шагать к телеге. — Да вот зайчиху прикончили… Видать, из-за кустов кто-то бабахнул. Я вдогонку за ним, кричу, шумлю, а того и след простыл.
Он встряхнул тушку зайчихи за задние ноги.
— А может, она еще живая? — жалобно спросила Клава. — Вылечить можно…
Семафор махнул рукой:
— Куда там… Такой заряд влепили… прямо в голову. — И он принялся ругать тех безобразников, которые, не считаясь со временем, истребляют лесную живность. — Ружье у них, разбойников, отобрать да судом судить.
Подошли к телеге. Мальчишки и Клава растерянно смотрели на мертвую зайчиху.
— Забрали бы вы ее, — продолжал Семафор. — Хоть бы суп в лагере себе сварили. Я-то до зайчатины не большой охотник.
— Нет-нет, — замахал руками Саша. — Не возьмем.
— А у зайчихи-то детеныши остались, — вспомнила вдруг Клава. — Вот бы найти их.
— А что… Пошли бы да пошукали, — посоветовал Семафор.
— Не найдешь, разбежались, поди, — мрачно сказал Зеленуха. — А про зайчиху надо в милицию сказать. Это, наверное, один и тот же палил… кто в лосенка тогда.
— Где там один и тот же! — усмехнулся Семафор. — Их, беззаконников, теперь полно развелось. А заявить, куда положено, следует. Пусть меры примут… — Он сел в телегу, подобрал вожжи и тронул лошадь. — Вы бы добежали, ребята, до фабрики, пока не поздно.
Но Саша с Зеленухой никуда не побежали и молча шагали за подводой, исподлобья наблюдая за Семеном. Кто все же стрелял в зайчиху? Неужели Семафор так никого и не заметил?
Неожиданно Зеленуха почувствовал легкий толчок в бок. Он повернул голову к Саше, и тот показал ему глазами на задок телеги, прикрытый брезентом. Брезент немного сполз, и из-под него высовывалось вороненое дуло ружья — двустволки. Глаза у Зеленухи округлились, он уже готов был закричать, но Саша сделал ему предупреждающий жест: молчи, мол. Затем он встретился взглядом с Клавой и понял, что девочка тоже увидела дуло ружья и как бы спрашивала, как ей поступить.
Тогда Саша бросился к левому заднему колесу телеги, вытащил из оси черную, измазанную дегтем чеку и незаметно бросил ее в кусты. Телега проехала еще полсотни метров, и колесо стало медленно сползать с оси.
— Дядя Семен! — закричал Саша. — Чека потерялась… Сейчас колесо свалится!
Остановив лошадь, Семафор слез с телеги, посмотрел на колесо и покачал головой. Потом достал из кармана нож, шагнул к придорожным кустам и принялся срезать молодую, не очень толстую березку, чтобы сделать из нее новую чеку.
В ту же минуту, откинув брезент на телеге, Саша схватил двустволку, прижал ее приклад к груди и, крикнув Зеленухе с Клавой: «За мной!», стремглав помчался обратно к Караваевской фабрике.
Ночью долго не спали.
Девочки в своей палатке все шептались о чем-то, вздыхали, пока Елена Ивановна, уже сердито, не велела им спать.
А мальчики оставались одни. Пал Палыча с ними не было. Правда, в мужской палатке сначала стояла тишина. Казалось, все спят. Но никто не спал. Все, однако, помалкивали. Ольховские ребята ночевали на Караваевской фабрике, только Денис решил побыть с городскими. Напросился на дежурство и сейчас сидел не у костра, а у входа в палатку.
Он первый и не выдержал:
— Какой же это школьник из Ольховки показал, что Пал Палыч стрелял в лося? — негромко заговорил Денис. — Вроде у нас таких нет…
— Васька Савкин мог наплести, — тотчас откликнулся Саша.
— Он мог, — помолчав, нехотя признал Денис.
Потом завел Зеленуха волынку. Сбивчиво, торопясь и словно стыдясь чего-то, он кружил вокруг да около, не решаясь, как и другие, спросить напрямую. Саша и Денис тоже ожидали. И Валька, притаясь, ждал.
И все упорно не смотрели в тот угол, где лежал Борька Левша. Махортов был уверен — промолчит Борька. Остальные надеялись: может, скажет…
Никогда Борька не думал и не гадал, что ему придется ради чужого человека выдавать родного отца.
Кто ему, Борьке, Пал Палыч Житин? Да никто! Еще вчера — враг, над которым злые шутки шутили… А отец-то один у человека. Разве можно его обидеть? Ни в жизнь.
Лесничий сам во всем виноват! Лез, куда его не просили. Совал свой нос в чужие дела. Ну, вот и получил. Пусть теперь сам разбирается. Найдет и без Борьки защитников.
Может, так бы он и порешил, если бы лежал дома, один, на своей раскладушке и слушал привычный храп отца… Но в палатке, среди ребят, что-то мешало. А что делать утром? Как смотреть ребятам в глаза?
Наплевать — это так только говорится. Проплюешься… Даже Зеленуха не чужой. Очкарик, а башка, и смелый, надежный парень. Дениса Борька и раньше знал. Невольно уважал его, хотя никак этого не показывал. А Саша!.. Если за кем и согласился бы идти Борька Левшин, так только за Сашей Морозовым.
Но, чтоб Саша не оттолкнул его, надо было признаться: «Это мой отец стрелял в лосенка, Пал Палыч не стрелял, он спас лосенка…»