Нельзя это говорить. Батю судить будут, дадут срок. А без него — как жить? Это все выдумки — уезжать куда-то. Кому он нужен? Кто его дожидается?
И одному остаться — пусть с батей, с мамкой, но без ребят — тоже нельзя.
А в палатке продолжались тихие разговоры:
— Нет, надо ехать в Майск, — твердил Зеленуха. — Нас с Еленой Ивановной и ольховскими двадцать человек. Если все придем и в один голос заявим, что Пал Палыч — первый защитник Родников, что это под него браконьеры копают, неужто не послушают?
— Мои ребята обязательно поддержат, — заверил Денис.
— А про наших и говорить нечего! — воскликнул Саша. — Так, что ли, Махортов?
Но Валька с Левшой упорно помалкивали.
Подумав еще немного, Саша и Денис, шлепая босыми ногами, подошли к Левше.
— Нам давно пора поговорить, — начал Саша. — Сегодня в лесу мы видели твоего отца. И утащили у него двустволку, из которой он, видимо, застрелил зайца.
— Какую двустволку? — дернулся Левша. — У отца никакого оружия нет.
— Не знаем. Может быть, не его двустволка. Кого-нибудь другого. Твой отец почему-то ехал на подводе этого заготовителя и собирателя лекарственных трав Пещалина… — Помолчав, Саша пристально посмотрел на Левшу: — Я хочу спросить тебя и Махортова… Вот теперь наплели на Пал Палыча. А до этого было немало всяких происшествий с экспедицией. Чья это работа? Может, вы знаете что-нибудь такое, чего не знаем мы?
Левша молчал.
— Интересно, а что мы должны знать? — усмехнулся Валька.
— А ты подумай, — настаивал Саша. — Кто не знает, как Пещалин к Пал Палычу относится.
— Отбой был в десять тридцать, — заявил Валька. — А сейчас ночь глубокая. Вы что допросы устраиваете, спать не даете? А то Елену Ивановну позовем!
— Вы не крутите! — возмутились ребята. — Прямо отвечайте, если что знаете!
— Чего вам отвечать? Вот пристали, ей-богу, — заныл Валька.
— Ладно, отвечу, — глухо сказал Левша. Он повернулся и сел.
— Ой, Борька! — испугался Валька.
— Слушайте. Скажу всю правду… Тут Пещалин крутит, старик этот… Ну и мой… батька мой с ним… Чего-то они опасаются… Мы и идти с вами не думали, да нам велели.
— Тебе велели, — поспешно ввернул Валька.
— Ну да, мне. Это точно. А его, — Левша кивнул на Вальку, — я сманил.
— А почему Пещалин и твой отец против нашей экспедиции? Чего они опасаются? — спросил Саша.
— Они больше против Пал Палыча, — сказал Левша. — Они на него все злые.
— Почему?
— Так ведь промышляли всегда в лесу. А он не дает. На него и злобствуют. Ну и ваша экспедиция им мешает. Отец два раза со мной в лесу встречался, выспрашивал, куда идем, что делаем. Девчонку с запиской, чтоб идти через Мойкину гать, они подослали. Только я этого не знал.
— А в лосенка кто стрелял? — спросил Денис.
— Стрелял не Пал Палыч, — глухо выдавил Левша. Зеленуху так и подмывало еще раз спросить: «А кто? Кто стрелял?», добиться ясного ответа. Но Саша так толкнул его в бок, что Зеленуха невольно проглотил вопрос.
— Интересно, будем мы все же сегодня спать или нет? — вновь попробовал возмутиться Махортов.
— А ты спи, — отвечал Саша. — Спи, милый! Кому ты нужен. — И другим тоном добавил: — Есть предложение выйти на волю. Разложим костер, напишем заявление в милицию про все, о чем знаем. А то тут неуютно…
— Я мешаю? — спросил Махортов.
— Мешаешь, — подтвердил Саша.
— А Борька вам не мешает?
— Он с нами пойдет.
У аккуратного костерка перед палатками не стали задерживаться, спустились в овражек. Здесь развели костер поярче. Зеленуха раскрыл тетрадь с дневником экспедиции.
— Пусть наше заявление будет официальным документом, — произнес он так значительно, что все тотчас согласились. — Ну, диктуйте!
Помолчали.
— Писать надо по всей форме, — вздохнул Денис.
Согласились, но никто не знал, как это делается.
— Давайте запросто, — сказал Саша. — Как думаем, так и напишем… «Дорогая милиция…»
— Погоди! — буркнул Левша, прислушиваясь.
И верно, в чуткой лесной тишине доносились со стороны Караваевской фабрики неясные, глухие звуки.
— Верхом кто-то едет!
Через несколько минут из темноты выдвинулась лошадиная морда, потом другая… Первый всадник остался в седле, только попросил прикурить, а второй, легко спрыгнув, подошел к ребятам. Он был в форме офицера милиции. Зеленуха не успел закрыть дневник, и офицер прочел вслух:
— «Дорогая милиция!» Ого, мы, кажется, прибыли вовремя. Слушаем вас, товарищи.
Торопясь, глотая слова, ребята быстро рассказали, о чем собирались писать.
— Ладно. Будем иметь в виду, — кивнул лейтенант. — А нет ли среди вас Полозова Дениса?
— Я Полозов…
Офицер быстро взглянул на него, особо — на форменную фуражку.
— Вижу теперь. Очень хорошо. Слыхал о тебе, друг. Так вот, скажите, ребята, не встречался ли вам старичок, собиратель лекарственных трав?
— Пещалин? — спросил Саша.
— Пещалин, — подтвердил лейтенант. — Пропал он из Майска. Вот несколько дней его ищем. Дельце к нему есть.
— А какое дельце? — полюбопытствовал Денис.
— Он, наверное, рассказывал вам, что в годы войны партизанам помогал, — помолчав, заговорил лейтенант. — Лекарственными травами их снабжал, советами, какую еду в лесу отыскать можно…
— Рассказывал, — признался Денис. — Великим знатоком трав представлялся.
— А сейчас выясняется, что помогать-то Пещалин помогал, да только не партизанам, а фашистам. В предателях господин Пещалин ходил, в полицаях. Он-то и партизанского лекаря выдал, травозная Егора Никитича Бокастикова. Его здесь где-то в Родниках гитлеровцы и расстреляли…
— А у нас в отряде Рая Бокастикова есть, — встрепенулся Зеленуха. — Первую помощь оказывает. Может, это ее дедушка был?
— Все может быть, — вздохнул лейтенант. — Вы бы разыскали могилку партизанского лекаря, его родным в том помогли.
— Задание принято, — кивнул Саша и сообщил лейтенанту, что Пещалина они не видели, но встретили сегодня на его подводе Семена Левшина и, заподозрив его в убийстве зайца, утащили у него двустволку.
По знаку Саши Зеленуха тут же принес запрятанную под матрасом двустволку.
— Вот это уже кое-что… А не просто одни слова и уверения. — Лейтенант извлек из второго ствола ружья неизрасходованный патрон и убрал в планшет, сказав, что при разборе дела патрон пригодится как вещественное доказательство.
— А вот Борис Левшин утверждает, что у его отца нет двустволки, — сказал Саша.
— А ну посмотри, — лейтенант протянул ружье Левше.
— Все ясно, — сказал тот. — Знаю я эту двустволку… Пещалинская она. Старик часто давал ее отцу.
Лейтенант поблагодарил ребят за ценные сведения и поинтересовался, кто у них за старшего. Узнав, что учительница и что она находится с девочками, не стал ее беспокоить. Сказал, мол, еще наведается…
— Ну а теперь договоримся: вы меня не видели, я здесь не был. Так?
— Так, — понимающе кивнули ребята.
Оба работника милиции исчезли так же быстро, как и появились.
Ребята еще посидели у костра. Все равно скоро Денису сменяться, а Левше заступать на дежурство.
Но приключения этой ночи еще не закончились. Из глубины леса донеслось характерное гуканье филина. Он прокричал семь раз.
— Это что такое? — удивился Денис, уловив какую-то фальшь в гуканье филина.
Но Левша уже привстал, не зная, как ему быть.
— Отец вызывает, — признался он.
— Может, нам с тобой пойти? — предложил Зеленуха.
Левша потупился:
— Он выйдет ко мне одному.
— Иди, — сказал Саша.
Борька не прошел и тридцати шагов, как увидел отца.
— А-а, сынок! — заговорил Семафор. — Ваша экспедиция уже здесь. Чего поделываете?
— А ты почему на фабрике оказался? — Левша подозрительно оглядел отца. — Или здесь пол-литры слаще?
— Да так… дела всякие, — небрежно ответил отец.
— Ты бы, батя, закончил эти… дела всякие. А то поздно будет. Тебя и так уже засекли.
— Чего, чего?
— А того… Как с дубами получилось, сам знаешь. А теперь и про лося известно. Жди вот, скоро тебя на суд потянут.
— Погоди, Борька, — нахмурился отец. — Да кто ж мог видеть меня?
— Нашлись люди, видели. Как ни хитри, а следов не спрячешь… — Левша вдруг схватил отца за рукав: — Батя, ну зачем тебе все это! Лоси, дубы, рыба… Не якшайся ты больше с Пещалиным. Гони от себя. О нем надо всем рассказать, на чистую воду вывести.
— Ты у меня гляди, — пригрозил отец, косясь на сына растерянными мутными глазами. — От рук начинаешь отбиваться. А тут дело вовсе не шутейное. Может, оно всей нашей жизни касается…
— Жизни!.. — горько усмехнулся Левша. — Еще чего скажешь! Да какая у нас жизнь, батя?
Борька рос в большой семье, которую дети, подрастая, торопились покинуть. Старший брат поступил в профессионально-техническое училище, потом уехал на Восток; второй брат работал прицепщиком в совхозе, приезжал домой редко. Следующим был Борька; он тоже собирался подать заявление в ПТУ. И тайком от всех не в свой город, а в другой, ближе ко второму брату, чтобы только не жить с родителями. Следом за Левшой подрастала еще сестренка Лидка, ей пошел двенадцатый год, и она ревмя ревела, зная, что скоро Борька уйдет, и она останется с непутевыми родителями и меньшим братом, шестилетним Колюхой.
Истеричная, с бранью и скандалами жизнь в доме Семена Левшина изводила детей. Борька рос недоверчивым к людям, вечно настороженным. Стыдясь за своих родителей, он не мог по-настоящему дружить с ребятами и почти никогда не звал их к себе домой.
При этом он жалел отца и помнил, как тот купил ему первый костюм, потом велосипед, как отец умел ловко столярничать и хорошо знал все повадки лесных птиц и зверей. Вот только бы отец бросил Пещалина и не пил!..
— Чего милиция приезжала? — встревоженно спросил Семафор, взяв сына за плечо. И на Борьку пахнуло сивухой.
Он посторонился и зло сказал:
— За тобой.
Семафор и руки опустил. Спросил совсем упавшим голосом: