Шлякотин с тревогой оглядел ребят.
— Елена Ивановна, — распорядился он, — немедленно отправляйте ваших юных друзей на Караваевскую фабрику.
— А лучше всего прямо в Майск, — поторопился вставить Кочетков-старший, держа сына за плечо и пытаясь носовым платком вытереть его закопченное лицо.
— Так нельзя, профессор, — волнуясь, сказал Саша. — Сейчас нас нельзя отсылать.
— Мы все-таки сделали открытие, — вырвался Зеленуха из рук отца. — Нет, правда, спросите хоть у Елены Ивановны и Пал Палыча.
— Открытие? — удивился профессор.
— Ребята обнаружили на озере поселение бобров, — пояснила Елена Ивановна.
Шлякотин с недоумением уставился на нее, потом медленно оглянулся на озеро. Услышав о бобрах, оглянулся и Кочетков-старший. Инженер не увидел ничего особенного. А острые глаза натуралиста позволили профессору распознать и бобровую хатку, и плотину, которая угадывалась за хаткой, и поваленные острыми зубами бобров деревья.
— Бобры в Родниках! Удивительно!.. — проговорил профессор, подходя к самому берегу озера. — Ведь сохранение животного и растительного мира в густонаселенных районах является одной из важнейших задач сбережения природы. Именно здесь, по соседству с человеком, такой бобровый городок является настоящей драгоценностью. И его надо бережно охранять, может быть даже создать здесь заповедник.
Ребята, торжествуя, теснились за спиной профессора. Осмотрев бобровое поселение, Лев Петрович взял под руку Кочеткова-старшего и отвел его в сторону.
— Согласитесь, коллега, все, что сделали ребята, заставляет о многом задуматься. В том числе и находка поселения бобров. Ничто не бывает случайным в природе. Поселение бобров характеризует великолепное состояние и ценность лесного массива. Вот вам еще один лишний довод в пользу Родников.
— Знаете, профессор, — признался инженер, — я полагаю, что вы собрали достаточно убедительных доводов…
Форменные фуражки
Сначала был суд.
Открытое судебное заседание, на котором перебывал чуть ли не весь Майск, проходило в городском Дворце культуры.
Судьба Родников волновала всех горожан. Дело браконьеров вызвало всеобщее негодование. К суду привлекалась вся шайка Пещалина, Помазкова и Савкина.
На суде удалось доказать не только злоупотребление с барсуками, дубами, рыбой и бобрами, но и то, что лосенок, выпущенный из школьного лесничества, был ранен из двустволки Пещалина, которую мальчишки захватили у Семена Левшина. Об этом свидетельствовала дробь одного и того же калибра, извлеченная из патрона двустволки и из раны лосенка, а также пыжи, похожие один на другой.
В качестве свидетелей суд вызвал многих членов экспедиции, кроме Борьки Левшина. Учитывая, что неблаговидная деятельность Левшина-старшего, по прозвищу Семафор, полностью изобличена другими показаниями, суд счел возможным, учитывая благородное поведение Левшина-младшего, избавить его от публичных показаний против отца…
Но Вальку Махортова вызвали, как и других, специальной повесткой, чем он был очень недоволен. Еще до суда Валька обошел всех участников экспедиции и везде удивлялся:
— А меня зачем?
— Ты же участвовал в экспедиции.
— Ну и что?
— Все видел…
— Ничего я не знаю!
— Не крути! — возмущалась Светлана. — Тебя самого надо судить!
— Да? А за что?
— За то, что Пещалину служил!
— А ты докажи.
— В лесу пакостил, Сашин шалаш разорил!
— Докажи! А ты знаешь, что за клевету бывает?
— За какую клевету? Боря же все рассказал!
— Вот пусть он и отвечает, а моя хата с краю!
Единственный из всех членов экспедиции, Махортов и на суде пытался говорить неправду. Ребята перестали с ним здороваться, не стали его замечать. Валька делал вид, что ему на все начхать, хотя это общее презрение действовало на него все сильней…
Допрос Зеленухи тоже пришлось суду вскоре прекратить. Когда его вызвали давать свидетельские показания, записывали фамилию, адрес, где учится, Зеленуха отвечал как положено, и ничто не предвещало грядущих осложнений.
Все шло нормально и когда он давал показания о том, что слышал в подполе савкинского дома… Гроза разразилась, когда прокурор приступил к расспросам об избиении браконьерами бобров на безымянном озере.
— Скажите, свидетель, вы были двадцатого июля на безымянном озере в Медвежьем углу Родниковского урочища? — спросил его прокурор..
— Был, — с готовностью ответил Зеленуха.
— Кого из браконьеров, присутствующих здесь в качестве обвиняемых, вы лично видели в тот момент?
Зеленуха оглянулся на скамью подсудимых, где сидели Пещалин и другие; потом растерянно поднял очки па прокурора:
— Я не знаю…
— Как не знаете?
— Они все там были!
— Кого видели вы лично?
— Я не заметил… Не до того, — сбивчиво, но все более воодушевляясь, начал Зеленуха. — Они подожгли камыши.
— Ага! Это вы видели?
— Еще бы! Огонь полыхал вовсю! Мы его тушили!
— Я спрашиваю о поджоге. Вы видели, как кто-нибудь из подсудимых поджигал камыши?
— Но ведь не сами они загорелись! — Зеленуху явно озадачило поведение прокурора, который словно выгораживал браконьеров. — И не мы их поджигали!
— Значит, этого вы не видели. Быть может, видели, кто стрелял в бобров?
— Да какое это имеет значение? — рассердился Зеленуха. — Важно, что стреляли! В бобров! А раньше — в лосенка! Вы знаете о том, что с лица земли полностью исчезли сто пятьдесят видов зверей и птиц? — Зеленуха уставился сначала на прокурора, а потом на членов суда с таким видом, будто, наконец, отыскал подходящую аудиторию для изложения своих безграничных знаний. — И еще шестьсот видов находятся под угрозой полного истребления сегодня! Полностью истреблены такие удивительные животные, как стеллерова корова, зебра квагга, тур, моа, дронт и многие другие. Их перебили такие, как эти! — Зеленуха решительным жестом указал на скамью подсудимых. — Сто лет тому назад в степях Украины застрелили последнюю дикую лошадь — тарпан! В Америке во время перелета странствующих голубей темнело небо. Их имелось столько, что, когда они усаживались отдохнуть на деревья, под голубями обламывались ветки! Их били, били и били. И сейчас не стало ни одного странствующего голубя. Пусть люди проживут на земле хоть миллионы лет, а странствующего голубя им уже не увидеть… Их убили вот такие…
— Простите, — сказал прокурор, явно потрясенный эрудицией Зеленухи. — Все это очень интересно, однако не имеет отношения к делу о браконьерах в Родниках.
— Как не имеет? — возмутился Зеленуха.
— Допрос свидетеля окончен, — решил судья, переглянувшись с прокурором и защитником.
Зеленухе, как он ни протестовал, пришлось усесться на свое место. Но хотя его лекцию и не выслушали полностью, суд вынес справедливое решение, которое удовлетворило даже Зеленуху. Пещалин, Помазков и Савкин были наказаны лишением свободы на разные сроки. Их осудили не только за то, что они браконьерствовали, но еще и за то, что приучали хищничать детей. Старшего Левшина осудили на год условно и передали на поруки общественности.
Потом наступил большой праздник: в школу пришло письмо из Москвы, адресованное директору школы и начальнику школьного лесничества А. Морозову…
Это было такое важное письмо, что его решили подклеить в отчет экспедиции. Письмо написано на бланке с номерами телефонов, адресом и названием организации. В нем республиканский Комитет по охране природы извещал, что «проект размещения второй очереди комбината в районе лесного массива Родников отклонен по мотивам государственной нецелесообразности. Принято окончательное решение строить комбинат по Кузьминскому шоссе. Комитет благодарит участников экспедиции, которыми руководили П. П. Житин и Е. И. Перепелкина, юных лесников из Ольховского школьного лесничества, учащихся майской школы № 13 за помощь в выборе наиболее рационального решения но проекту второй очереди комбината».
Когда в школе и во всем городе стало известно, что Родники спасены, больше всех хвастался Валька Махортов. Он твердил, что Родники отстояли школьники. И особенно постарался он, Махортов. Впрочем, это ему не помогло. На районном слете школьных лесничеств от имени Министерства лесного хозяйства республики и райкома комсомола членам экспедиции вручались форменные фуражки лесников. Ребята и девочки выходили на сцену клуба и получали заветную награду. Девочки тут же потихоньку сбежали в костюмерную, где висело зеркало. А Зеленуха, схватив фуражку, надвинул се на уши еще на сцене и приосанился, краснея от удовольствия. Когда председатель пригласил на сцену Борю Левшина, тот, не поверив, замешкался…
— Здесь Левшин? — громче повторил председатель.
— Здесь он! — отвечали из зала. — Иди, Боря! Иди! Ступив на сцену и не поднимая глаз, Левша глухо спросил председателя, который протягивал ему фуражку с зеленым кантом.
— Отец-то у меня… знаете?
— Все правильно, парень, — отвечал председатель. Борька взял фуражку и, не надевая ее, пошел в зал. А навстречу ему смотрели ребята, улыбались и аплодировали. Уже другие поднимались на сцену, а Борька все сидел, глядел на фуражку, слегка поглаживал ее, но надеть не решался.
Получили также фуражки и ребята Дениса Полозова. Не назвали только фамилию Махортова.
Валька относился к тем людям, которые не переносили, если им хоть чего-нибудь не доставалось. И нахальства ему было не занимать. Он бы, конечно, не постеснялся зашуметь на весь зал. Но слишком ему запомнилось осуждение ребят. И он промолчал. Осмелился только подсесть к Борьке Левшину, попросить подержать фуражку. Борька так долго думал, что у Вальки от обиды перекосилось лицо… Но все-таки, хоть и неохотно, Борька дал ему подержать фуражку.
А Ваську Савкина на этом слете лишили права носить форменную фуражку юного лесника и постановили ее отобрать. Денис, услышав это постановление, только усмехнулся… Фуражку они у Савкина давно отобрали.