Будут две экспедиции.
Одну поведет Пал Палыч. Его задача — пройти по основным рекам Родников, Шоше и Оре, дать их характеристику — глубину, скорость течения, анализ воды, определение дна и берегов, рыбных запасов и т. д.
Вторая экспедиция — моя. Нужно собрать данные, характеризующие различные районы бережковского леса, его живучесть, ценность, густоту.
Сведения о воздушном бассейне Майска и возможных его изменениях поручено подготовить доктору Морозовой.
Не понимаю только, с кем мы пойдем? Кто согласится месяц спать у костра и при этом не требовать зарплаты? Может быть, просить о помощи совет ветеранов труда или членов Общества любителей природы? Телеграфировала, что, конечно, согласна.
28 мая.
Ничего нет.
А я-то поверила, добыла карту района Родников, ночи напролет изучала ее, намечая маршрут…
3 июня.
Телеграмма… Мне, из университета. Ушел почтальон, а я все еще боялась ее вскрыть. Наконец, решилась.
„Жду вас четвертого июня. Шлякотин“.»
— Больше ничего нет, — сказал Левша после длинной паузы.
Все ринулись к нему, галдя и стараясь заглянуть в дневник.
— Вот это да!
— Вот тебе и Перепелка!
Кто-то повторил:
— «Жду вас четвертого июня. Шлякотин». А сегодня третье…
— Может, она еще не уехала?
И через мгновение класс был пуст. Для быстроты даже девочки прыгали в окна, тем более что окна выходили во двор, а оттуда задняя калитка вела прямо па Восточную улицу, где в доме номер пять жила Елена Ивановна.
Они заметили ее издали.
Ребята даже замедлили шаг от удивления, а потом ринулись вперед, восторженно крича:
— Елена Ивановна!
Маленькая, быстрая и остроносая, как Буратино, она, щурясь от солнца, смотрела на подбегавших ребят.
— Вот! — сказала Светлана, протягивая Елене Ивановне дневник
— О-о! Спасибо! Спасибо, ребята! А я обыскалась… Как он к вам попал?
— Нашли…
— В учительской.
— А вы уезжаете, Елена Ивановна?
Смеющимися глазами она обвела лица ребят и несколько раз молча кивнула головой. Потом спросила:
— Прочли, да?
Кто-то стал было врать, но его тут же перебили:
— Как-то так получилось…
— Не могли удержаться…
— Конечно, это нехорошо. Но очень интересно!
— Ну ладно. — Елена Ивановна ловкими пальцами поправила Клаве пионерский галстук. — Разберемся, когда вернусь. А сейчас извините. Тороплюсь на вокзал.
— Мы вас проводим!
Ребята никак не могли набраться храбрости и сказать то, что у всех вертелось на языке.
— Они знаете, о чем мечтают? — презрительно сказал Валька. — Думают, вы их в экспедицию возьмете.
— В экспедицию? — брови Едены Ивановны удивленно взлетели вверх. Не удержавшись, она рассмеялась. — Да вы что, ребята?
Теперь, когда Махортов все выпалил, ребята осмелели:
— А что? Мы в восьмой переходим.
— Ходили в походы и раньше.
— Извините, ребята, — сказала Елена Ивановна суше, — но это несерьезно. И потом, я спешу.
Она подняла прощально руку и быстро скрылась за углом.
— Ну вы, путешественники! — ухмыльнулся Валька и поплелся за Левшой, то и дело сплевывая под ноги.
— Перепелка она, — вздохнул кто-то удрученно. — Перепелка, и все…
— Следопыты, ку-ку! — веселился Махортов.
Следопыт из Майска
Увлечение Саши Морозова Родниками началось с того, что он заблудился в лесу.
Это произошло года полтора назад, ему еще пс было тринадцати дет.
До этого случая он ограничивался в своих походах окраинами Майска, Безымянным ручьем или Малым полем, ну и опушками леса.
Он мог часами кружить за бабочкой, доискиваясь, как она питается и куда летит. Или, присев на корточки, наблюдать за прыжками кузнечиков, слушать их пиликанье, стараясь вонять, зачем они так прыгают и скрипят, какой в этом смысл. Или бродить по Безымянному ручью, подернутому ряской, что-то выслеживая, подмечая видимое только ему. Благо никто не мешал: мама, санитарный врач, часто выезжала в командировки, отец, монтажник, колесил по Союзу.
Вот это неуемное любопытство и привело к тому, что однажды Саша заблудился.
Он и раньше пропинал в лес, но недалеко, до первой канавы. И хотя оттуда уже не просвечивало сквозь деревья Малое поле, он знал, что всегда найдет к нему дорогу. Поэтому до канавы Саша дошел не беспокоясь. Тут он остановился. Ему почудилось, что там, за канавой, начинается настоящий лес, нехоженый, с цветами и деревьями, которых еще не касалась ничья рука. Словно неведомая сила потянула его перейти канаву. В конце концов, пока он знает, где канава, он знает и дорогу к Малому полю. Это его успокоило, и он осторожно двинулся дальше. За канавой росли кусты, потом пошел молодой осинник, где начали попадаться березы, сосны, дубы, ели. Трава здесь была не так измята и выбита, прошлогодние колеи густо заросли… Воздух стал чище, слаще, казался зеленым. Бабочки и стрекозы выглядели увереннее, веселей; они словно не боялись его, отпархивая с удивлением, когда Саша пытался их ловить. Какая-то небольшая птичка, похожая на воробья, но с красноватой грудной мелькнула в нескольких шагах, и Саша, надеясь увидеть гнездо, полюбоваться птенцами, пошел за ней, пока не остановился, потому что птица куда-то исчезла. Тут он с некоторой тревогой стал соображать, в какой стороне находится канава. Он двинулся в одну сторону и шел долго, вес время успокаивая себя, что канава сейчас откроется, но ее не было. Напротив, потянулись какие-то совсем новые, незнакомые, нехоженые места. Здесь и деревья казались крупнее, и трава еще гуще; в ней путались ноги. А кусты цеплялись за штаны и рубашку, царапали руки.
Как нарочно, навстречу никто не попадался. Тут же Саша с испугом подумал, что для грибников — рано, ведь нет еще грибов, а просто так, ни за чем, кто же пойдет в эти дебри, кроме него, чудака?
Когда он вошел в лес, было часа два или половина третьего. В июне долго не темнеет, но теперь становилось прохладнее, и солнце вроде блекло … Саша не представлял, сколько он ходит по лесу. Только чувствовал, что устал, что ноги заплетаются, а руки почему-то дрожат. Он не прихватил с собой ни куска хлеба, ни спичек, ни ножа.
Он страстно мечтал о компасе. Пытался вспомнить подобные ситуации, но толком ничего не помнил, а то, что всплывало в памяти, не умел пустить в дело. Мох на деревьях растет с северной стороны. Но стволы деревьев были покрыты мхом со всех сторон! Да и что ему дало, если бы он узнал, где север! Ведь он совсем запутался и не понимал, где дом — на севере, юге, востоке или западе. Его бы и компас не спас!
Несколько раз страх подступал вплотную, на глаза набегали слезы. Уже давно, позабыв о самолюбии, Саша звал на помощь. Несколько раз он садился и заставлял себя спокойно рассуждать. Где было солнце, когда он входил в лес? В той стороне был и дом. Значит, надо идти па солнце. Но с тех пор прошло много времени. Солнце двигалось. С востока на запад. Вернее, с юга на запад. Потому что когда он входил в лес, солнце уже было больше на юге… Иногда Саше казалось, что он, наконец, разобрался, понял, куда надо идти. Нетерпеливо и радостно он вскакивал и шел, бежал даже, пс обращал внимания на траву и кусты… Пока не догадывался, что снова идет не туда. И он поворачивал в противоположную сторону. А через десять минут ругал себя, что повернул, потому что, наверно, шел тогда правильно, и, может, совсем уже немного оставалось, чтобы выйти к канаве. Когда в лесу начало всерьез темнеть, Саша, сцепив зубы, решил, что он заночует в лесу. Даже интересно!.. Никто из их класса, а может, из всей школы никогда в одиночку не ночевал в лесу, а он — переночует. И с ним ничего не случится. Не сахарный. И комары не съедят. Хотя вон как жрут, кровососины…
Пока еще было видно, Саша отыскал высокое и сухое место, под дубом, где в старой пожухлой листве, как камушки, прощупывались прошлогодние желуди. Он их выбрил, чтоб не мешали; с некоторым сомнением попробовал на зуб… нет, не укусишь. И орехов в лесу еще нет, и вообще никакой еды. А есть здорово хотелось. И пить. Ну, ничего. Он где-то читал, что человек может долго прожить без еды и питья. Значит, и он проживет.
А может, его все-таки ищут? Что с того, что отца и матери нет дома. Мама велела за ним присматривать своей сестре, тете Ане. Тетя Аня: вполне могла сегодня вечером к ним приехать, узнала, что его нет, забеспокоилась, подняла тревогу. Может, по лесу уже идут люди, милиция спешит выручать? Саша привстал, оглядываясь, хотел крикнуть, но не стал: в ночном лесу кричать было как-то нехорошо, страшновато…
Самое скверное началось, когда пришла настоящая тьма. Саша дрожал не то от холода, не то от страха. В майке да в рубашке не очень-то сладко ночевать в лесу. Хоть бы спички захватил, растяпа! Не то что в квартире, даже на улице никогда не бывает так темно, как в лесу. Там хоть что-нибудь, да светит. Здесь — ничего. Полежав, Саша вскакивал и прыгал около своего дуба, стараясь все-таки не шуметь, не клацать зубами. Согревшись мало-мало, снова примащивался, надеясь соснуть. Но тьма тотчас словно сгущалась, наступала. Слышалось мягкое потрескивание: кто-то подбирался на звериных лапах… То чьи-то странные, зловещие крики — разве птицы так кричат? Нет, это не птица, кто-то другой… А когда рядом затрещали кусты и послышалось тяжелое дыхание огромного зверя, Саша кинулся к своему дубу, чтоб залезть повыше, но ствол был толстый, ухватиться совсем не за что; и когда он оглянулся, и сердце почти остановилось, то увидел в двух шагах страшилище — горбатую, чудовищную морду с рогами, как иззубренные лопаты… Саша опустился на землю…
Лось постоял около него и ушел. А Саша долго еще лежал не двигаясь. И потом от усталости, наверное, все-таки уснул. А когда проснулся, его до самых костей, насквозь, пробрала дрожь! Ну и холодина же была ранним утром в лесу, совсем не то, что дома в постели. Саша вскочил, замахал руками, задрыгал ногами, раз пятнадцать обежал вокруг своего дуба. Замечательное вымахало дерево! Красотища! Второго такого не найти! Как мы здорово тут вместе переночевали… Спасибо, дуб! Птицы заливались на все голоса, и Саше показалось, что они приветствуют его подвиг. Он не удержался, чтобы не похвалить самого себя.