Тут надо отметить, что у нас с ней сразу не заладилось, с самой нашей первой встречи.
Было это три месяца назад, как раз перед Новогодними каникулами. Тогда вот, какая история приключилось.
Собрав всю свою волю в кулак, я пригласил Софью на наше первое свидание. Вернее, не я пригласил, а Щепка меня заставил пригласить.
Поясню подробней.
Однажды вечером, видимо обезумив от моего непрекращающегося нытья и стенаний, он поднялся со своего любимого дивана и, громко хлопнув дверью, ушёл в темноту. Вернувшись через час, он, молча, вручил мне два ярко фиолетовых билета.
«Спешите насладиться! Всего одну декаду! В художественной галерее Павла Букле, выставляются картины старинных мастеров. Ван Гог, Репин, Врубель, Санти. Спешите! Величие древних в двух шагах от Вашего дома». – Гласила витиеватая надпись. А рядом, в призывном полупоклоне, склонился улыбчивый дядька в старинном фраке и не менее старинном котелке
Вручив мне билеты, Щепка решительно прошагал на кухню, взял там табуретку и, вышагивая, словно гигантская и сильно недовольная цапля, вернулся назад. Поставив табуретку в центре комнаты, ткнул в неё своим тонким пальцем.
- Садись. – Прошипел он.
- Не, я лучше здесь, на диванчике, - я мотнул головой и, чтоб обезопасить себя ещё больше, быстро забрался на него с ногами.
Щепка фыркнул.
- Или сюда, - и он, практически не сгибаясь, постучал кончиком указательного пальца по табуретке. – Или туда.
Пальцем другой руки, он указал на большой железный крюк, что был закреплён под потолком и на котором в данный момент висел боксерский мешок.
Когда-то давно, когда я был ещё совсем мелким, он подвешивал меня на этот крюк. Я тогда шебутной был и сильно гиперактивный вот, он меня и фиксировал таким, крайне злодейским образом. Одной рукой он снимал с крюка тяжеленный мешок, а другой подващивал за воротник куртки моё тощее тельце. Потом, вставал напротив и с выражением зачитывал заметки сталкера Хрошина повествующие о повадках скалистого Квакера, или Песчаного засадника, или других редких тварей.
- Я вырос уже, – напомнил я Щепке. Ну, чтоб он обратил внимание на то, что я вешу ни сорок килограмм как в те замечательные времена, а все семьдесят. Да и вообще, не солидно это, висеть подвешенным на крюке, взрослому почти шестнадцатилетнему парню.
— Это что-то меняет? – Вопросительно хмыкнул Щепка и вновь, постучал пальчиком по деревянной поверхности.
Я вздохнул и встал с дивана. За свою короткую жизнь я понял одну простую истину – спорить со Щепкой занятие бессмысленное и совершенно бесперспективное.
Но смириться, не значит сдаться.
Всем своим видом показывая, что категорически против любого насилия в отношении собственной персоны я прошёл в центр кухни и уселся на табурет.
- Хорошо. – Кивнул Щепка.
Затем, вновь превратившись в недовольную и слегка горбатую цаплю, принялся, молча и задумчиво мотыляться из одного конца комнаты в другой. Я же в это время, сидел на стуле и мотал башкой, пытаясь не упустить его из поля зрения. Наконец, он замер.
- Ты понимаешь Дмитрий, что вот эта твоя нерешительность в отношении Софии, она не пройдёт для тебя даром. Ты этого не увидишь, естественно, но она, может кардинально изменить твой характер? – И Щепка обвиняюще, словно указку, направил свой неимоверно длинный палец точнехонько мне между глаз. – Дождёшься и станешь этаким зашуганным нюней. Что в воскресный день боится перебежать дорогу на Сокольниках. Ты этого хочешь?
- Ну, тоже скажешь. – С таким моим будущим, я согласен не был.
- Запомни. Любой сделанный тобой шаг определяет твоё дальнейшее развитие, - назидательно изрёк Щепка и, перенаправив свой длинный палец в потолок, добавил. – Но любой не сделанный тобой шаг, определяет твоё дальнейшее развитие в два раза сильней. Хоть это-то ты понимаешь?
- Да как его сделать-то? – Возмутился я. – Советовать то легко, а сделать как?
Я хотел даже вскочить и по жестикулировать для наглядности, но Щепка, мгновенно пресёк мой порыв, хлопнув ладошкой мне по плечу.
- Я, конечно, изначально был против этой связи, но тут, похоже, клиника. Надо, что-то решать, – тихо прошептал он, затем вскинул голову. – Подойти и предложить погулять в парке, например. Такое не пробовал? – Хмыкнул он. И следом удивился. – Ты же, насколько я помню, уже дружил с девочками. С этой, как её, с Иришкой дружил. И с Лерой Кляксой. И с рыженькой, косички у которой, забыл как её зовут….
— Это другое – поморщился я.
Все эти девчонки были, как бы это объяснить? Обычными, что ли? Я с ними на одной улице рос и в одну школу ходил. Знал их с самого детства. Что с ними выкаблучиваться? Сводил в киношку или на танцы, купил мороженого у тёти Хмели и смело можно тискать в подъезде. А Лерку Кляксу так и на чердак утянуть.
А вот София, это совсем другое. У меня даже в мыслях не укладывалось, как с ней можно было о чердаке разговор завести? Да что там о чердаке? В кино-то позвать язык не поворачивался.
- Что другое? – Не понял Щепка. – Она какая-то особенная? Необычная? Искры из глаз, дым из ушей, хвост? Что другое?
- Э-ээ… - я не нашёлся, что на это ответить. Немного поэкав, наконец, вспомнил. – Она красивая.
- Так тем более её надо приглашать. – Неизвестно чему обрадовался Щепка. – Так сказать – впустить толику прекрасного в свою серую жизнь.
- Страшно, - честно признался я и принялся изучать сучок на полу. Даже ногой его немного поковырял.
- Хорошо – сказал Щепка, но таким тоном, что становилось ясно – «Хорошего» в этой ситуации, кот наплакал.
Развернувшись и заложив руки за спину, он принялся ходить из угла в угол. Походив, вновь остановился напротив меня.
- Давай пойдём другим путём – предложил он.
- Давай – согласился я.
- Чтобы вернуть назад, нашего прежнего бесстрашного Дмитрия, которого мы с тобой знали. Мы пойдём от обратного – хитро улыбнувшись, предложил он. И направил свой длиннющий палец куда-то в сторону кухни. Я невольно поглядел туда же и, честно сказать, никакого другого пути там не увидел. Щепка же продолжил – Допустим, ты подойдёшь к этой своей девочке…
- К Софье, – напомнил я.
- К Софье, – согласился Щепка. – И предложишь ей сходить с тобой на выставку, а она не согласится. – Тут он ткнул пальцем в билеты, которые я по-прежнему мял в руках. – Что произойдёт?
- Ох-хохо – прошептал я.
И у меня, только от одной этой мысли, тут же взмок лоб.
- Что произойдёт? – С нажимом повторил Щепка.
Рухнет небо, и реки выйдут из берегов, мир взорвётся и разлетится по вселенной мелкими брызгами – пронеслось у меня в голове. – Все монстры метрополитена одновременно полезут наружу, а из рухнувшего неба пойдёт кислотный дождь. Именно так мне хотелось крикнуть прямо в лицо чересчур спокойного, Щепки. Но понимая, что ничего хорошего из этих выкриков не выйдет я промолчал. Хотя Щепка и сам как-то догадался.
- То, что рухнет мир и все разом погибнут это понятно, – и он решительно кивнул. Так кивнул, что со стороны показалось, что большая худая птица клюнула своим крючковатым носом маленького взобравшегося на табуретку птенца. – В ваших с Софьей отношениях, что произойдёт? В них, что изменится?
- Да ничего не изменится. – Дернул я плечом. – Что в них может измениться, если их нет?
- Скажи мне это ещё раз – потребовал Щепка.
- Ничего не произойдёт – повторил я.
А потом ещё раз повторил и ещё. Так и повторял, пока сам в это не поверил.
А где-то, через час, ко мне в голову залезла крамольная мысль, что и небо-то может не рухнуть.
А потом, мы со Щепкой разработали план захвата Софьиного сердца. Засекретили его и дали кодовое название, «Галерея удачи» с присвоением степень секретности – «Наивысшая». Где Щепка расписал все мои действия вплоть до восторженных восклицаний – «О, какие восхитительные у тебя глаза, при этом освещении!», «А у меня вот билеты случайно завалялись» и пошагового прохождения залов галереи.
Совсем такой же план, как и тот, что мы составляли, когда выманивали огромного Рогатого Гризли из бастиона под номером сорок шесть.
Глава 4
На следующий день, не успел я улизнуть из дома. Как дверь в комнату Щепки открылось, и явила миру его не выспавшуюся и от того крайне недовольную физиономию. Лицо его было помято, задумчиво, и слегка отстранённо.
- О! – воскликнула мама и, намазав маслом ещё один бутерброд, с тревогой на лице, выглянула в окно. – Что там такое случилось? Прорыв? Землетрясение? Солнце потухло?
- Э-ээ…? – протянул Щепка.
- Что-то же должно случиться, раз вы оба вскочили ни свет ни заря? – Хмыкнула мама. Тоненькая, воздушная, она успевала всё. И разливать по чашкам чай, и с озорной улыбкой косится на Щепку и приглаживать мои вихрастые волосы, хотя я и уворачивался.
- Ну, это ты преувеличиваешь, Люба. – Буркнул Щепка и уселся за стол.
Мама тут же, поставила перед ним кружку с ароматным чаем и блюдечко с бутербродом. Масло было намазано настолько тонким слоем, что его и видно-то не было.
- Глая вчера на фермы ходила, вот, угостила нас. – Она отрезала тонюсенький кусочек сыра и положила его на тарелочку, рядом с бутербродом.
Щепка замер и принялся принюхиваться. Это у него привычка такая. Обязательно надо обнюхать всю еду прежде, чем засунуть её в рот. Вечно он так. Бывает, я уже и есть закончу, перемолотив какой-нибудь особо вкусный пирог или те же бобы, а он всё сидит, вынюхивает чего-то.
Наконец, перестав морщить свой гигантский нос, он откусил маленький кусочек. Положив его назад, он подхватил просвечивающий на солнце сыр и тоже немного откусил. Закрыв глаза, принялся медленно жевать.
Вот, скажите мне. Как можно так над пищей издеваться? Никогда я этого не понимал.
Я придерживаюсь другого правила – увидел никем не занятую еду, быстро закидывай её в рот и глотай, пока соискатели не набежали. И чем больше ты успеешь проглотить, тем больше еды окажется в твоём вечно голодном брюхе. Недаром говорят, что большому куску, ему и рот радуется.