В полном бешенстве он развернулся к приближающимся сталкерам, вытянул шею, задрал к небу голову и заревел.
И надо сказать, что этот его рёв перекрыл все его прошлые потуги стократно.
Он заложил в этот рёв всё; всю свою злость, всю обиду на несправедливость этого мира, всё свое возмущение действиями совершенно непорядочных и крайне бесчестных человечков, всё своё желание покарать своих подлых обидчиков, да и вообще всех. Всю переполнявшую его ярость и звериную тягу к битве.
Выгнув к небу огромную пасть, и широко раскрыв зубастые челюсти, он словно бы сам по себе превратился в трубивший битву горн.
Смяткина присела и, зажмурив глаза, что-то натужно прошептала. Очкарик завалился на визжащую Саяпину и словно рыба, открывая и закрывая рот, молча, хватал губами воздух.
Я же вновь остался стоять, принимая на себя всю мощь и безумие бесновавшегося внизу монстра. Время вокруг меня словно бы замедлилось, загустело, разрывая рев зверя на короткие низкие ноты и выстреливая в меня по одной. Меня трясло, но одновременно с этим моё сердце наполнялось чем-то неосязаемым, но таким сладостно заманчивым и желанным, что меня начало понемногу корёжить.
Щепка называл это состояние – жаждой битвы, а ещё адреналиновым приходом. И всегда яростно ругался, когда подмечал у меня его симптомы.
- Героям смелым, мы будем сменой. – Прошептал я, и прикрыв глаза продышал сет Холодного Льда из Второго круга медитативной практики.
Когда я их открыл, события понеслись вскачь.
Достаточно накрутивший себя монстр рванулся вперёд. Прям на встречу четверым сталкерам, которые пытались охватить его полукругом и прижать к скале. Не размениваясь на мелочи, он кинулся сразу на Гробовщика.
Тот остановился, оскалился и, перехватив свою трость обеими руками, словно это была и не трость вовсе, а длинное тяжёлое копьё, совершил довольно странное действие. Изобразив заправского копейщика, он ткнул ей в набегавшего монстра, хотя, до него ещё оставалось метров тридцать. Багровый наконечник полыхнул, озаряя округу кроваво-красными сполохами, и навстречу твари понеслась полупрозрачная наполненная красноватыми каплями полусфера. «Крокодил», попытался отвернуть, но не успел и, она накрыла его морду. Захватив ту, в своеобразную ловушку.
Это немного походила на то действие, когда мой друг Дикий надувал жвачку сваренную из смолы проклятого тальника. Надует шар, величиной с арбуз, тот, само собой лопается, а голова Дикого, окутывается в молочного цвета плёнку. Он хохочет и аккуратно снимает липкую прорезиненную массу, а потом вновь надувает огромный шар. Очень она ему нравилась, эта тальниковая жвачка.
Облепившая голову монстра полусфера так же, сначала надулась, заключив голову монстра в подобие водолазного шлема, но сразу же начала сжиматься, перекрывая ему доступ к воздуху и сковывая движения. Он судорожно забился, скалясь и пытаясь перекусить наполненную кровавыми брызгами плёнку. Но как он не раскрывал пасть, как не пытался схватить её своими острыми зубами, зацепиться не мог.
Тут ещё справа и слева от бьющегося в конвульсиях монстра стеной вспучилась земля, зажимая его с обеих сторон как жеребца на ипподроме. И мало этого, из неё тут же полезли кислотно-красные побеги, которые начали вгрызаться в свободные от плёнки лапы.
— Вот и всё. – Устало пробормотала Смяткина выглядывая из-за парапета. Привалившись спиной к красным кирпичам, она улыбнулась. – Спеленали курёнка.
И словно в подтверждении её слов, Гробовщик, до этого насторожённо сжимавший свою трость, выпрямился, воткнул её в землю и, сложив на ней свои ладони, расслабленно замер.
Наклонив тыквоподобную голову вправо-влево, он вальяжно похрустел шейными позвонками, растянул тонкие губы в кривую ухмылку, скорчил скучающую мину и, окаменев, принялся ждать конца этой недолгой эпопеи.
В это самое время из-за оранжереи выскочил Штырь и огромными прыжками понёсся к монстру. Щёки его были бледны, и без того узкие глаза, превратились и вовсе в едва различимые щелочки, тонкие губы изогнуты и решительно сомкнуты, волосы торчат в разные стороны. В судорожно сжатой руке трепыхается копьецо.
Весь его взъерошенный вид, и перекошенная физиономия, явно намекал на то, что как раз сейчас, Штырь находится в том самом состоянии, когда ему и море по колено, и горы по плечу.
Разбежавшись, он как заправский копьеметатель попрыгал на одной ноге и, зафинтифлил свой дротик в агонизирующего «Крокодила». Самодельное копьецо взвилось в воздух, быстро протиснулось сквозь него изображая взлетевшую над водопадом горбушу и воткнулось тому в бок. Как раз в тот небольшой участок тела, что был свободен от наползавшей с головы кровавой плёнки. А так же от растений, что плотно обвивали ноги снизу. Копьецо, воткнувшись в шкуру животного обмякло и обвисло, вяло взбрыкиваясь при резких движениях монстра.
Стоящий невдалеке Хабал, посмотрел на Штыря и благосклонно кивнул, мол, молодец, попал как раз туда, куда и надо было попасть.
Это послужило неким знаком для остальных школяров. Те начали выпазить из своих щелей и укрытий, и кто с камнем, кто с палкой, а кто и с заготовленным заранее заклятьем, бежать к монстру. Увидев эту малолетнюю орду, друид обернулся к Гробовщику и вопрошающе кивнул. Тем самым безмолвно спрашивая – что, дескать, с этими малолетними оглоедами делать то? Прогнать?
Черный человек равнодушно взглянул на воинственных малолеток и пренебрежительно взмахнул ладонью. Мол, пусть шакалят нам то что?
Всё явно шло к концу. Изначальный зверь, медленно загибаясь задыхался, и уже толком не мог стоять на изъеденных хищными растениями ногах. А школьная мелочь, до такой степени обозрела, что вновь пришлось вмешаться Аське изобразив некое подобие регулировщика. Дабы жадные до халявы школьники, кинув в монстра каменюку или палку, отправлялись восвоясье, а не мчались искать ещё один камень. Ей как это не странно помогала Цапля, пытаясь по своей всегдашней привычке, навести в этом вселенском хаосе гармонию и порядок.
Валун с друидом, подпитывали; один – земляные валы, сжимающие вяло дёргавшегося монстра, а другой – ядовитые растения, оказавшиеся не такими уж и долгожителями. Тоненькие стебельки, присасываясь к огромным и уже чернеющим ногам, быстро впрыскивали под кожу яд и умирали. А следивший за ними Хабал, неспешно подкидывал следующую порцию. Было видно, что ему было жаль тратить на это свои стекляшки. Но деваться было некуда.
Гробовщик по-прежнему изображал умирающую от скуки статую, а четвёртый сталкер, тот, что был без озвученного Смяткиной имени, тот самый, что похож на, - до тошноты аккуратного восьмиклассника. Он и вовсе, забрался на перекинутое через яму бревно и, усевшись на него, болтал ногами. А ещё, он без интереса наблюдал за стражниками, которые под предводительством злого как чёрт и прихрамывающего Хрумкина, пытались навести порядок с другой стороны футбольного поля.
Щепка в таких случаях говорил. – Запомни Дуда. Если ты вдруг увидишь, что твои силы в десять раз больше, чем у противника. Если ты увидишь, что ты умнее его, хитрее его, и твоя снаряга по сравнению с его ветошью шедевр Тульских оружейников. И если, на этом основании ты вдруг решил, что победа уже у тебя в кармане и ты гордо поставил свой сапог на его упавшее тело, то огорчу тебя, ты полный идиот.
В бою, а если ты сделал два шага за стены города, то ты уже находишься в состоянии боя, ты не считаешься победителем, пока твой враг дышит. Пока его сердце не вырвано из его груди и не лежит в банке со спиртовым раствором у тебя в рюкзаке. Пока его грудная клетка не вскрыта, а из брюха не извлечена селезенка. Потому, расслабляются рядом с не освежёванным врагом, шкура которого не снята и находится на нём самом, только полные кретины.
Но видимо у Гробовщика, который в данный момент лениво сплюнул на ярко зелёный газон футбольного поля, не было такого замечательного учителя как Щепка.
Ведь если бы он был, и чёрный сталкер серьезно относился к его словам то, скорее всего не случилось бы того, что случилось в дальнейшем.
А произошло вот что. Задыхающийся «Крокодил», в предсмертных конвульсиях взбрыкивающий своей крокодильей головой, невероятно изогнулся и скребанул правой частью морды по земляному валу. Уж не знаю, что там в этой земле было – или кусок гранита лежал или железяка какая-то попалась? Но факт остаётся фактом. Взбрыкнув башкой, уже еле живая тварь содрала наброшенную на неё плёнку. Поток живительного воздуха, хлынул к ней в пасть и она, задрав голову чуть ли не до своего спинного гребня, со свистом втянула его в себя.
Снующие по полю малолетки как по команде кинулись прочь, а скучающий Гробовщик презрительно оскалился и не спеша выдернул из земли свою трость.
Видимо потоки кислорода подхлестнули угасающие мозги к действию и «Крокодил», собрав последние силы, одним мощным рывком вырвался из удерживающего её капкана и скакнул метров на пять вперёд.
И выглядел он в этот момент совершенно трешово.
Половина его головы было облеплено остатками кровавой плёнки, к ногам присосались ядовитые лианы, тварь штормило, её ноги подкашивались. Но все равно, она из последних сил хрипела и пыталась кинуться в бой.
Гробовщик, не меняя скучающего выражения на своём вытянутом лице медленно поднял трость и направил её на пошатывающегося монстра.
И вот именно в этот момент, от края поля раздался резкий хлопок, вспышка, в небо взвилось белое облачко дыма и, чёрный снаряд просвистел совсем рядом с котелком, что был напялен на тыквообразную голову Гробовщика. Тот от неожиданности присел.
-Зачем? – Непроизвольно прошептал я. Совершенно не понимая, для чего было нужно палить из этой допотопной пушечки?
- Дебил! – Поддержала меня Смяткина. – Святые Крестоносцы, какой же он дебил!
Выпушенный пушкой снаряд, пролетев над головой Гробовщика, шаркнул по ляжке «Крокодила» разбрасывая налепившиеся на неё лианы и умчавшись дальше врезался в скалу выбив из неё облачко гранитной крошки.