— Это тебе Дуда. – И она протянула мне деревянный кулон на кожаной тесёмочке.
Я взял подарок.
- Ты очень хорошая девчонка Аришка. – Пробурчал я, разглядывая подарок. – Но у меня уже есть девушка.
- Я знаю Дуда, мне бабушка говорила. – Улыбнулась она. – Но это не значит, что я не могу подарить тебе маленький амулет.
- Хорошо. – Я кивнул и добавил. – Спасибо тебе.
- Носи его и он будет тебе помогать. Удачи тебе, Дуда. – Прошептала она и, крутанувшись на пятках, убежала куда-то за дом.
Тут ещё и бабка приковыляла. Вытащив изо рта леденец, прокаркала.
- Щепку увидишь, привет ему передай. – И оскалившись, прошипела. – А ещё передай, что пасынок у него, растёт мерзким, сволочным, и крайне прожжённым торгашом. И хотя он мне всё равно нравится, но с этой его жадностью, надо что-то решать. Так ему и скажи.
И приподнявшись на цыпочках, она похлопала меня по щеке.
- Как я ему передам? – Фыркнул я. – Люди говорят, что он помер.
- Говорят, что некоторые особо ловкие, кур доят, но ты не верь. – Хихикнула старуха и вновь уселась на лавку.
Оставалось надеть рюкзак и помахать Блохе на прощание ручкой.
Но тут, как и всегда, в бочку с мёдом, залетела ложка с дёгтем. Большая такая ложка, с крайне вонючим дёгтем.
Из-за бабкиного сарая вышла троица сталкеров.
- Какие люди и без охраны. – Хихикнул один из них и, окинув нас гнилым взглядом, удивился. – Это, что тут у нас? Детский сад на выезде, что ли?
Был он, невысокий, рыжебородый, с далеко выдающимся вперёд мясистым шнобелем, ещё и пузат до кучи. Естественно, что прозвище он носил, Гном.
Я эту троицу знал. Сталкеры из Вольного Поселения, или как говорят в народе с Берса. Это такое место, куда убегали невезучие граждане нашего города, чтобы спрятаться от правосудия, долгов и кровной мести.
Берс привечал всех, давая призрачную иллюзию защищённости, сытости и свободы. Соответственно и контингент там обитал соответствующий – свободолюбивый, закону непослушный, и от того, вороватый и крайне безалаберный. К тому же, падкий на всякие стремные авантюры типа грабежа и подлых убийств. В общем, те ещё твари, ненавижу их.
Выйдя из-за сарая, они остановились посередине двора.
Тройку сталкеров возглавляла миниатюрная, неимоверно подвижная девушка Айлын по прозвищу Сковородка. Получившая его за то, что имела лицо ничем от этой сковородки не отличавшееся и такую же, не менее плоскую задницу. Злые люди и вовсе, утверждали, что её любвеобильная мамаша по любому приласкала, какого-нибудь заблудившегося, и к тому же самого страшного из хвергов и, добросовестно передала Сковороде его гены. Но мне если честно, было плевать. Видал я, полукровок и пострашней.
- Удачной охоты Айлын. – Буркнул я.
Сковородка была главной в этой тройке.
- И тебе, Дуда, удачной охоты. – Прошипела она.
Сковородка еле заметно растягивала слова и добавляла в них шипящих звуков. Может, специально так делала, чтоб выглядеть более жутковато, а может ей это, от папы хверга досталось?
- Куда путь держишь? – Прошипела Сковородка и мерзко улыбнулась, одновременно выгибая голову на левый бок. Неестественно выгибая, нормальные люди так выгибаться не могут.
Чёртова мутантиха или мутанша, ещё бы знать как правильно?
- Ты, Айлын, дурочку из себя не строй. – Буркнул я. – Так я тебе и сказал куда направляюсь.
- Эй-эй! Ты, щегол, за словами следи. – Влез в разговор третий член берсовского пати. Выхватив из ножен финку, он крутанул ее между пальцев. – А то острый язычок, можно и подрезать, сделав его ещё острей.
Бросив на него хмурый взгляд, я промолчал.
Парня, если не ошибаюсь, звали Сашка Карась. Был он среднего роста, неприметной наружности и с блёклыми, водянистыми глазами.
Щепка говорил – что такие глаза бывают у убийц, насильников и прочих непотребных маньяков. Мол, у тех людей, которых совсем не трогают чужие страдания. Или того краше, они от них кайфуют, получая извращённое, но крайне притягательное удовольствие.
С другой стороны, среди сталкеров таких, каждый первый. Куда не плюнь, то обязательно попадёшь в парня или девушку, которым на твои страданья пописать с высокой башни.
Сам однажды видел как парень по прозвищу Селёдка, валялся у костра и натурально ревел, не в силах переносить жгучую боль. Его ноги были разъедены до костей, да и сами кости были нездорового чёрного цвета. Такое бывает, когда в тебя плюёт ядовитая Семицветка и самое главное попадает. А, сидевшие вокруг костра парни, в это время, задорно наяривали пшённую кашу с салом и ежеминутно просили добавки, совершенно не обращая внимания на вопящего от боли Селёдку.
А глаза у них, между прочим, были самых, что ни на есть, разнообразных оттенков – и сини, и карие, и зелёные, и даже фиолетовые. Потому, классифицировать маньяков и убийц по блёклости глаз, я считаю не правильным методом.
- Да ладно тебе Дуда, - хмыкнула Сковородка. – Будто, это секрет какой-то. – Она сладко потянулась и приветливо кивнула Блохе, мол – «Здравствуйте уважаемая». – И вновь повернулась ко мне. - Поверь Дуда, это уже давно ни для кого не секрет. – Тут она разрезала своё плоское лицо тончайшей улыбкой. – Это секрет этого, как его? На «П» мужик-то был…? Ну…? – И она пощёлкала пальцами, призывая всех присутствующих вспомнить мужика на букву «П».
- Полишинеля. – Вставила умная Кавка.
Я посмотрел на неё осуждающе.
- Во-во, даже мелкая знает, что вы к Муравейник чешете. – Обрадовался Гном. – Так, что скрывать глупо Дуда. Закажь камень? Тебе же по любому, Щепка, какой-нибудь невероятно огромный припас?
И рыжебородый, с надеждой уставился на меня. Дурной какой-то. Он что, действительно думал, что я показал бы ему камень, даже если бы он у меня был? Вот ведь святая простота. Я непроизвольно улыбнулся.
- Конечно, покажу. – Я даже сделал шаг навстречу рыжебородому, чтоб он ничего не пропустил. – Бастион, под номером двадцать семь знаешь? Отсюда недалеко. Спустишься на минус третий этаж, там, в конце коридора он и лежит, смотри хоть засмотрись. Очки побольше возьми.
— Это как я понимаю, то самое место, где отбросил копыта Щепка. – Процедил Гном.
- Не отбросил копыто, а умер. – В ответ процедил я, не смог удержаться. – Прояви уважения Гном. Я помню, когда Щепка был жив, уважение дуром пёрло из всех твоих щелей.
- Так это, когда он был жив. – Усмехнулся он. – А сейчас как я понимаю, его сожрал Солнечный Тролль? Или не сожрал?
- А ты сходи и проверь? – Предложил я.
- Лезть в двадцать седьмой бастион слабой тройкой? Спасибо, дураков нет. – Хихикнул рыжебородый. – На это только Щепка мог решиться.
— Вот и я думаю. Смелость у вас только перед малолетками ножичком крутить.
Вот честно, не знаю, зачем я это сказал. Тот же Щепка, не раз и не два напоминал мне, что глупо дразнить гиен, особенно когда они в стае. Но я не смог удержаться. Уж, через чур сильно, меня поразила метаморфоза, которая произошла с этими шакалами после его смерти. Я же помню, как они себя вели, когда он был жив.
- Да ты малец, совсем тяжелый. – Рыкнул Карась и двинулся ко мне. – Не научили тебя родители за словами следить, так я быстро это исправлю.
И финка, словно живая, заметалась у него в руке.
- Ну-ка. – Рыкнула Блоха. И откликом на её рык, со стороны болот, повеяло такой жутью, что замерли все присутствующие. По-моему, даже ветерок, что трепал всклоченные волосы Кавки, тоже притих. – Ну-ка Сковородка, уйми свою шавку. Или я тебе быстро напомню, чем питаются мои милые уточки?
- Уймись Карась, не то я тебя сейчас сама уйму. – Одними губами прошептала Сковородка. Сама же она, превратившись в каменную статую, не отрывала взгляда от ведьмы.
- Вот и хорошо. – Кивнула Блоха и лизнула зажатый в руке леденец. Затем взглянула на меня. – Ты-то, что замер, внучок? Ты же вроде собирался куда-то? Ну, так вот и ступай. Ступай. – И она взмахнула рукой. Той, в которой не было леденца.
И мы, подхватив рюкзаки, двинулись к выходу из деревни.
Мы уже вышли из ограды, когда меня вновь окликнули.
- Дуда! – Из шалаша, где вчера нёс службу Бока, вылез Сашка Костыль.
Я остановился и обернулся к нему. У него на глазу, а ещё через всё лицо, закрывая шрам которым я его наградил, был наложен пластырь, что старуха варит из болотной тины. Неприятное зрелище.
- Я это…, сказать хотел. – И он замолчал, разглядывая носок своего сапога.
- Так говори.
- Ты мне не друг, Дуда, и скорее всего другом никогда не будешь. – И Сашка покивал, словно убеждая самого себя.
- Согласен. – Я тоже кивнул.
- Но ты взял меня сюда. – И он мотнул рукой, охватывая ограду деревни. – И старуха пообещала, что спасёт мой глаз. Для меня это очень важно.
- Мы торопимся Костыль. Так что давай без лирики. – Предложил я.
- Так вот, как бы в знак признательности. – И он вновь замолчал, что уже начало слегка раздражать. – Чертополоху заплатили. Ну, чтоб мы тебя того…, порезали.
Как лайтово он выразился – «порезали». Меня слегка передёрнуло. Мог бы и прямо сказать, «убили и закопали», там же под берёзками.
- Кто? – спросил я.
- Я не знаю, Дуда. – Прошептал он. – Честно не знаю. Чертополох никому не говорил. Сказал только, что по два рубля на каждого выйдет.
- Хорошо Костыль. – Процедил я. – Я запомню этот твой поступок.
Сашка лишь взмахнул рукой и, не прощаясь, молча, пошёл назад, к шалашу.
Я последний раз окинул взглядом деревню и двинулся вслед за ушедшим вперёд Чудовищем.
- Всё хорошо? – Спросила поджидавшая меня Кавка.
- В жизни вообще очень мало хорошего. – Пробурчал я. – А конкретно в нашем случае, всё ещё хуже, чем в жизни.
Глава 17
Мы спустились с небольшого пригорка и шли вдоль бескрайнего поля. На котором, вырвавшись из земли, тянулись к солнцу робкие, тонкие стебли – юные, пугливые, но крайне любопытные и жаждущие жизни. Они, мелко трепетали, волновались, стелились под порывами весеннего ветра и этим делали его похожим на гигантский, пушистый ковёр.