Это вот, «Доступно объясняю?», было Свистуновское выражение, от простака Хопера его было слышать довольно смешно и странно. А ещё, оно, означало то, что Толстяк эту историю не сам выдумал, а действительно, получил указание от своего босса. Так сказать, из уст в уста. Потому трепыхаться и что-то ему доказывать было совершенно бессмысленно.
Я обречённо кивнул, и уже совсем было, собрался развернуться и отправится в школу. Но тут, словно чёрт меня за язык дёрнул. Решил спросить.
- Ты-то, сам, что мне посоветуешь, какую лучше пятёрку выбрать?
- Чего это, я тебе советовать что-то должен…, я тебе советчик, что ли… бесплатный? – Не взаправду возмутился Хопер, но грудь при этом, попытался горделиво выпятить. Впрочем, у него это не получилось, сало не позволило. Расстроившись, Толстяк достал откуда-то сбоку заляпанный жирными пятнами кулёк, вытащил из него огромный пирог и засунул его в рот.
- Помнишь прошлой весной, ты обещал Щепке, что приглядишь за мной? – И, хотя по глазам Толстяка было ясно, что ничегошеньки он не помнит, да и не мог помнить, потому что я прям сейчас это придумал, он кивнул. Я подбавил ещё, - Щепка уважал тебя и верил, а ты вон как поступаешь?
- Да-аа, Щепка меня уважал, - проглотив пирог, Хопер вновь расплылся в улыбке. – Ладно, только в память о Щепке. – И откинувшись на спинку кресла, он вытянул свои губища трубочкой, словно бы собирался просвистеть какую-нибудь романтическую мелодию, ещё и лоб наморщил. Задумался, значит.
Поморщившись с минуту, он высказался.
- Я за вашей деревянной лигой не сильно наблюдаю. Кому вы, салаги недоразвитые интересны? Так, одним глазком только…, чтоб перед Свистуном отчитываться… но, всё ж кое-что знаю. – Толстяк зачем-то мне подмигнул и поскрёб грязными ногтями о подбородок. – Самый для тебя сладкий вариант эт, попроситься к Ромке Чертополоху, но…. – Толстяк вновь расплылся в улыбке. – Слышал я, что поколачивает он тебя, при всяком удобном случае. – И увидев, как при этих словах у меня отпала челюсть, Хопер радостно хрюкнул. – Не смотри на меня так Дуда. Об этом все на Колоске говорят, а я слышу…. У меня Дуда, везде свои уши.
И Хопер для наглядности, засунул свой жирный палец в огромное золотое кольцо, что болталось у него в ухе. Согнув палец, он подёргал за него и ехидно добавил.
- Я всё слышу….
- Да чёрта лысого, поколачивает! – Я мгновенно взъярился. – С какой это стати поколачивает? Что ты такое несешь Хопер? Если по счёту брать, то у нас – четыре один в мою пользу. А если по зубам выбитым, то и ещё больше. Впрочем, кто у вас тут, считать то умеет?
Я хотел и дальше продолжить свою пылкую защиту, и поведать Толстяку о бесчестных Ромкиных уловках. Таких как; нападение из-за угла, или когда в честную драку раз на раз, вмешивались его подлые дружки. Или когда Чертополох с ножом на меня кинулся, что и вовсе за гранью кодекса подростковых драк. Но взглянув на лоснящуюся от довольства Хоперовскую рожу, заткнулся.
Откинувшись на спинку кресла, Толстяк, чуть в эйфорию не впал, до того его умилило моё яростное возмущение. Как говориться, брякнул гадость и на сердце радость.
- Ладно Дуда, ладно. Не кипятись так, а то несварение заработаешь, будешь потом мучиться и меня проклинать. – Хопер вновь хрюкнул. Потом он покряхтел, посопел, постучал ладошкой по ляжке, и наконец, успокоился. – А если серьёзно Дуда. – Улыбка Толстяка в одно мгновение пропала с его губ. Лицо стало злое, холодное. – То, кому ты на хрен нужен такой сладенький? Кто тебя Дуда возьмёт-то? У тебя же не одной ступени нет. Да, что там ступеней, ходят слухи, что у тебя даже Источник не открыт. Ты же этот, Дуда…, этот… как тебя, чёрт побери…, чёртов уником наоборот… вот, да… совершенно бесполезный, чёртов уникум. – И он смачно сплюнул, прям мне под ноги. – Одна тебе дорожка Дуда, это к отбросам. К отбросам чапай Дуда, сморчок ты недоразвитый…
И Толстяк Хопер захохотал. Вернее закряхтел. Хохотать-то он толком не мог, жирный, потому что.
Не став дожидаться, пока он успокоится и скажет ещё какую-нибудь гадость, я развернулся и двинул вдоль по улице. Не просто, конечно, шёл, а костерил на все лады эту сальную кучу и обещал себе. – «Что, когда я получу Источник и пару крутых навыков в придачу, то приду сюда и сломаю этому гаду нос, а ещё все зубы ему выбью. Чтоб жрал он свои дурацкие пироги голыми дёснами».
Самое обидное было то, что на какое-то короткое мгновение я действительно поверил, что эта вонючая и подлая гора жира, даст мне какой-нибудь дельный совет.
- Эй Дуда! – Еле сдерживая смех, проорал Хопер мне в спину. – На той недели у Козявки, Костяной крот, сожрал двух центровых… представляешь Дуда, крот… держите меня, не то я помру от смеха… Крот.… Вот отбросы так отбросы. Так ты Дуда к ней попросись, может она тебя к себе возьмёт.… Вместо этих двух сожранных. Хотя и это вряд ли… Козявка огонь девка, отбреет она тебя.
Я резко остановился и развернулся. Пускай мне, потом отобьют почки и пересчитают все рёбра, но я решил высказать этому жир-тресту всё, что о нём думаю. Я даже рот открыл, подбирая выражение позаковыристей, но тут мой взгляд упёрся в лицо Хопера. А его соответственно в моё.
- Ну, давай Дуда, вякни, что-нибудь такое, забористое… дай мне повод… – и в заплывших свинячьих глазках Хопера пропали задорные смешинки, а их место заняли заснеженные недобрые льдинки. Лицо Толстяка застыло и превратилось в маску. Оно словно окаменело и лишь жирные губы медленно шевелились. – Когда ты, Дуда, обманываешь людей, то не удивляйся тому, что получаешь то же самое в ответ…. Никогда меня Щепка не уважал…, никогда,… и ты Дуда не уважал, я знаю. А вот теперь будешь уважать… или уважать будешь, или бояться. – Он так себя раззадорился, что даже попытался медленно встать, во всяком случае, вцепился руками в подлокотники. Но передумав, просто наклонился вперёд. – А если вдруг, я увижу хотя бы капельку презрения в твоих глазах…, то я пущу за тебя такой слушок по когорте, ты знаешь, о чём я. Что ты, Дуда, сгниёшь на плантациях. Понимаешь меня? Сгниёшь! И сгниёшь среди отбросов наподобие Слизня или Серой Кваквы. Ни одна мало-мальски путная пятёрка тебя к себе не возьмёт. Там ты и сдохнешь Дуда, среди отбросов. Догадываешься, что тогда станет с твоей красивой сестрёнкой?
Глядя в его свинячьи глазки, я на секунду представил, что может случиться с моей сестрой, если я действительно сдохну на плантациях и перекривился.
После этого, я быстро захлопнул рот, хотя желание объяснить Хоперу кто он есть и из чего он состоит на самом деле, никуда не делось, а даже преумножилось стократно. Затем, вместо тирады из самых грязных ругательств, я лишь кивнул и тихо произнёс.
- Я догадываюсь Хопер.
- А вот это правильно, - хихикнул Толстяк, и его жирное лицо, вновь приняло глуповатое выражение. Откинувшись на спинку кресла, он вновь хихикнул. – И потому, я дам тебе действительно стоящий совет… помогу, так сказать, парню, вставшему на путь исправления.… Присмотрись к Казявке, Дуда. Отбросы они разные бывают.
- Присмотрюсь. – Процедил я, и под мерзкий смех Хопера, развернулся и пошел в сторону школы.
Глава 2
Как только я вышел на Коммунарскую, то меня тут же начало подколачивать. А уже через пять минут я так неистово скрипел зубами, что редкие прохожие начали на этот скрип оборачиваться.
Я остановился, посмотрел на небо, где маленькое нежное облачко весёлым жеребёнком носилось по хлопковым барханам. Перевёл взгляд на соседнее, лохматое, похожее на, не стриженого барана и, постарался думать о хорошем. Но как я не старался, как не прикладывал усилия, как не пытался отстраниться от своей злости, но перекрыть потоки деструктивной энергии у меня не получилось.
В попытке пресечь бушующую в сердце ярость, я осмотрелся, нырнул в первый попавшийся закуток и прислонился спиной к обшарпанной стене. Прикрыв глаза и выровняв дыхание, прокрутил сэт Холодного ветра из малого круга медитативной практики. Три мощных вдоха и прокрутил его ещё раз. И ещё…. Мне понадобилось около пяти минут, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Оттолкнувшись от стены, я тихо прошептал.
- Неплохо так, денёк начался.
Вынырнув из Сумского переулка, я сразу обратил внимание на то, что на крыльце нашей школы. – Не на том, где был главный вход, через который навстречу знаньям перлась вся посредственная школота нашего района. А на боковом, через который разрешалось проходить лишь особо избранным, привилегированным парням. – Народу было гораздо больше обычного.
Оно и так никогда не пустовало, а сегодня прям бенефис какой-то.
Крыльцо запасного выхода, а соответственно и входа, не было простым школьным крыльцом. Оно, скорее напоминало, этакое закрытое и неимоверно статусное объединение, состоящее из хулиганистых парней и дерзких девчонок нашей школы (чьи родители наивно полагали, что их драгоценные чада ходят сюда, чтобы получать знания).
Оно походило на пафосный клуб. На некую разношёрстную, но, несомненно, элитарную лигу, включавшую в себя популярных учеников нашей школы и энное количество районных отморозков уже её покинувших.
Или, например, тайное общество, пропуск в которое не так-то просто было добыть. А скорее даже, не добыть, а заработать. Либо своей красотой и стилем, — это у девчонок естественно. Либо выбить в драках своими крепкими кулаками, — это у пацанов. Хотя, о чём это я? Девчонки в нашей школе дрались и чаще, и жёстче чем ребята.
Вон хотя бы, Аська Гарина стоит, сигаретку шмалит. Глянуть на неё, так нет в ней ни красоты, ни стиля, зато шифер в подсобной теплице с одного удара проламывает.
Конечно, были и всевозможные исключения. Такие, например, как пресловутый Сашка Копейка, батя которого держал три скобяных лавки и небольшую столярную мастерскую. Одна его лавка у нас на Колоске находилась, вторая за стеной в Мясной слободке, а третья и вовсе в Среднем Городе. Правда, не на самом базаре, а на маленькой, прилегающей к нему улочке. Сашка, конечно, всем хвастал, что вот-вот настанет тот день, когда батя поклонится пятьюдесятью рублями старшине торговой гильдии и тот, выбьет место получше, но это самое «вот-вот» тянулось уже не первый год.