— Мне Аллах не указ, а вы лучше всем передайте в горах: ваши грабители да убийцы на ваших деревьях будут висеть. Моё слово твёрдо, вам ли не знать.
Старик поклонился почтительно, просипел:
— Твоё слово твёрдо, мой господин. В горах твоим именем мамки пугают детей, Ярмул придёт, говорят, погоди, Ярмул задаст, нам ли твоё слово не знать. А ты укажи, как джигиту жить без коня?
Алексей Петрович отрезал:
— У нас коль нету коня, так ходят пешком, а глоток не режут, джигитам скажи.
Помолчал и резко, недружелюбно оборвал разговор:
— Ступайте, я вас не держу. Да впредь звать не стану, господа старики, солдат приведу.
Старики склонились степенно, показали костлявые гнутые спины, вышли бесшумно в своих чулках-сапогах, дверей за собой никто не прикрыл. Вскочил Павел Иваныч, выглянул в коридор, засмеялся негромко, но весело, дверь притворил, растянулся на стуле, далеко выставив молодые длинные ноги, с дурашливым видом сказал:
— А у этих лезгинов разбойники долго живут, лет по сто, должно быть — не народ, а кремень, на даровых-то хлебах.
Алексей Петрович поставил локти на стол, пальцы сцепил, подбородок уткнул, раздумчиво произнёс:
— Мне на шею этот кремень сколько ни вешай, а не вешать нельзя, одна казнь сберегает сотни русских голов от погибели и от измены тысячи мусульман.
Заговорил неторопливо, негромко, с долгими паузами, глядя перед собой, точно вслух размышлял, не обращаясь ни к кому из сидящих, и его слушали не так, как начальника слушают подчинённые, но как должно слушать вождя:
— Весь Кавказ подобен этим лезгинам. Без коня джигит не джигит, а коня негде взять, так надо украсть, без воровства джигит опять не джигит. Там, где красть и резать почитается доблестью, бессилен закон. Взять для примера Аварское ханство. Его жители бедны, их жизнь по этой причине сурова, а нравы воинственны. Чем в здешних странах знаменит их владетель? Военными подвигами. Не раз удачные делал на Грузию нападения, разорил заводы её, серебряные и медные. Пользуясь дружбой паши алхацыхского, сквозь земли его вступал войной в Имеретию. Однажды беспрепятственно прошёл всю Эриванскую область, близ Нахичевани только был разбит персиянами. Счастие благоприятствовало ему многие годы, что привязало к нему чуть не весь подлунный Кавказ, алчный насилия и добычи. Везде сопровождали его сотни джигитов. Он потворствовал их грабежам, и Грузия, можно сказать почти беззащитная, истребляемая внутренними раздорами, удовлетворяла их алчности своими развалинами. Долго ещё после смерти своего Умай-хана авары врывались в Грузию многочисленными шайками, да уж не было счастливого предводителя, а Грузия покоилась под защитой русских штыков, от которых незадолго до смерти Умай-хан испытал поражение. Теперешний хан получает от нас жалованье, в год пять тысяч рублей, будто за то, что удерживает племена Дагестана от нападений на Грузию, чему я делаю вид, что искренне верю, а между тем сей шельмец даней не платит и никаких обязанностей перед нами не принимает, каков? В Чечне едва ли считается шесть тысяч семейств, а между тем это злейшие из разбойников, которые нападают на Линию. Земли чеченские пространством своим не соответствуют количеству жителей, многие поросли лесами непроходимыми и недоступными для хлебопашества, отчего народ этот не занят никакими трудами и средства к жизни добывает единым разбоем. Их сообщество, весьма малолюдное, пополняется злодеями всех прочих народов, оставляющими свою землю, совершив там преступление, страшась кровной мести. Дружественных сообщников они находят в Чечне, тотчас готовых к отмщению или разбою, они же служат чеченцам проводниками в тех землях, которых сами чеченцы не знают. Свои набеги они проводят с наглостью беспримерной. Перебежав на свою сторону Терека, они у меня на глазах потешаются над моими солдатами, не поспевшими настигнуть их и рассеять огнём, и показывают похищенную ими добычу. Странное дело, солдаты их не преследуют. От пехотных офицеров толку я не добился. В чём дело, Сергей Александрович?
Наумов, не переменив вольной позы, точно к приятелю в гости взошёл, изъяснил неторопливо, толково, точно с приятелем о соседе своём толковал:
— Вашим предместником надумалось так. Его превосходительство дай да и запрети войскам преследовать хищников на их стороне. По связям закубанских народов с народами кабардинскими и кабардинских народов с чеченцами все они знают о запрещении, а дело известное, разбойнику попущение дай, разбойник теряет рассудок, и без того весьма небольшой.
Алексей Петрович почесал согнутым пальцем щёку, хмыкнул презрительно:
— Отчего ж изволили запретить?
Наумов не улыбнулся, однако ж брови слегка приподнял:
— Из спасенья заразу принять, моровая язва нередко приключается от грязи кромешной тел и жилищ в тех местах.
Алексей Петрович насторожился:
— В самом деле прямая опасность язву поймать?
Наумов на этот раз улыбнулся:
— Самые малые меры прими, так опасности нет никакой, наш-то народ искони содержит себя в чистоте.
Алексей Петрович точно бы посоветовал, а не отдал распоряженье по штабу:
— Так вы, Сергей Александрович, сделайте одолжение, изготовьте приказ: на той и на другой стороне преследовать разбойников до последней возможности и потачки никакой не давать, однако ж твёрдо внушить офицерам и нижним чинам: тех, кто не защищается или бросает оружие, щадить непременно.
Наумов ответил тем ровным будничным тоном, который показывал, что исполнит с точностью в срок, однако ж не станет из служебного рвения горячки пороть:
— Будьте спокойны.
Алексей Петрович оглядел офицеров:
— Надеюсь, не будет упущен ни один случай отмщения.
Один Наумов отозвался за всех:
— Точно так.
Алексей Петрович всей ладонью потёр подбородок:
— А и точно разбойники эти кремень, куда ни оборотись, отовсюду искры летят.
Умолк и сидел недвижим.
Приближёенные офицеры из почтенья молчали минуту-другую.
Алексей Петрович точно застыл.
Кто-то кашлянул. Кто-то двинулся стулом. Кто-то негромко спросил у соседа, какое нынче число. Глядь, уж всё без порядка, без внимания к наместнику и генералу оживлённо переговаривались между собой. Главной темой, всех занимавшей, был оконченный поход в Дагестан. Участники похода передавали свои геройства тыловым офицерам, живо и в красках, смеялись над слабостью соседних отрядов, бранили джигитов за глупость фронтальных атак и жестокую хищность завалов.
Понемногу, из разрозненных эпизодов и реплик, Александр уяснил, из чего заварился осенний поход в Дагестан. Аварский хан, присягнувший на верность и на всех встречах с русскими офицерами хвалившийся тем, что удерживает горские племена от разбоя, не удержал от соблазна своей разбойной природы, поднял эти самые племена, собрал головорезов тысяч до тридцати, впрочем, их никто не считал, и ударил на селенье Башлы, занятое небольшим русским отрядом, которым командовал генерал-майор Пестель. Всечасно ожидая измены, так свойственной беспокойным джигитам, опытный генерал на подходы к селенью выдвинул батарею и хорошо её укрепил. Его предусмотрительность оказалась более чем своевременной. Когда нестройные толпы конных абреков бросились на батарею с одними шашками да гортанными визгами, они отбиты были картечью. Та же бесславная участь постигла все нападения, которые следовали одно за другим до наступления темноты. Однако с наступлением темноты коварные жители, столь же неверные данному слову, впустили в селение своих воинственных соотечественников. Тем не менее Пестель держался целые сутки, ожидая подмоги, и в полном порядке отступил на Дербент, не удержанный тем, что разбойники всюду перекопали дороги и истребили мосты. В общей сложности за дни боев его потери составили убитыми и ранеными до четырёхсот человек, что, по мнению офицеров, было немного.
Под рукой Алексея Петровича находилось всего около трёх тысяч штыков и четырнадцать пушек. За дальностью расстояния он не имел возможности прийти на помощь отряду, атакованному в Башлах. Он растянул свои батальоны так, чтобы лазутчикам его отряд показался более многочисленным, и двинулся на Параул, прежнюю ставку аварского хана, уверенный в том, что многие из смутьянов оставят позиции против Пестеля и устремятся защищать свои неразумно оставленные жилища, что и подтвердилось впоследствии. Лезгины заняли вершины и перекопали проходы в горах. Отряд Алексея Петровича принуждён был встать на ночлег. Остановку легкомысленные лезгины приняли за победу, всю ночь жгли костры, пили вино и пели свои кровожадные песни. Ночь выдалась ветреной, бурной. Алексей Петрович пустил в обход батальон с двумя пушками. Уже на рассвете батальон приблизился к караулам, беспечным и пьяным. Передовая линия сделала залп, ударила в барабаны и с криком ура бросилась в штыковую атаку, каких не выдерживали даже французы. Лезгины всюду бежали, бросая награбленный скарб и оружие. Параул был оставлен без боя. Лезгины остановились только у селения Большой Джангутай, заняли возвышения, сделали окопы и засеки, однако ж бежали и тут, едва испытав на себе штыковую атаку. На острастку тем, кто соблазнится впредь изменить, Алексей Петрович приказал истребить большую часть селения и в нём дом брата аварского хана и всюду разослал прокламации, в которых извещал окрестные племена, что властью, данной ему императором, лишает аварского хана генеральского чина и жалованья. Потеряв убитыми и ранеными до пятидесяти нижних чинов и трёх офицеров, он возвратился на Линию, не помышляя о завоевании гор, бесполезных для русских.
Слушая тех, кто был очевидцем или сам водил солдат на завалы с открытой грудью, с саблей, в штыки, Александр не мог не понять, что угрозы, обрушенные Алексеем Петровичем на старейшин лезгин, все эти обещания палок, пожаров и казней, назначены напугать примитивное воображение людей ограниченных, из века в век и между собой говорящих языком кинжала и пули, а лишь доходит до дела, затеваемого жаждой грабежа и насилия, Алексей Петрович убивает и жжёт более в силу необходимости, чем по склонности к убийству и разрушению, потому что генерал не кровожаден, а добр по природе своей, с чувствами мягкими, которым умеет не давать воли по приказу рассудка.