Выслушав обдуманные его рассуждения, Стурдза заметил с той же мало его украшавшей насмешкой, мели, мол, Емеля, а мы себе на уме, дипломаты-с, высокой руки-с:
— Обстоятельства эти слишком известны.
В самом деле бюрократия полувоенного, то есть худшего толка, а ведь очень неглупый, основательно образованный человек, он стиснул зубы, однако продолжал невозмутимо и мирно:
— Путь кругом Африки слишком долог, кратчайшая дорога лежит через Турцию, через Персию, древнейшим караванным путём, да этот путь с недавнего времени перестал быть безопасным, британцы страшатся его потерять.
Вдруг посерьёзнев, поворотившись к противоположной стене, проследив по карте древний путь караванов, шедших из Китая, из Индии, Стурдза внезапно спросил иным тоном, уже не скрывая своего любопытства:
— Продолжайте, я слежу вашу мысль.
Отметив, что тон наконец изменился под давлением доводов слишком тяжёлых, про себя улыбнувшись, довольный, обхватив руками колено, Александр с прежней неторопливостью продолжал, ощущая, как весь мир расширялся перед мысленным взором его, как в перепутанном клубке отношений народов, правительств, держав обнажались иные связи:
— Именно в этом пункте, на этих древних караванных путях жёстко сталкиваются наши и британские интересы. Взгляните на карту: в Чёрное море впадают все великие реки Восточной Европы, от Дуная до Волги; и по этим каналам естественным, которые дала нам природа, свозятся в его порты громоздкие продукты земледелия, которые иными путями перевозить было бы слишком невыгодно. Таким образом, две трети Европы в отношении ввоза и вывоза связаны с Чёрным морем, а Чёрное море надёжно замыкает Босфор. Это ключ — кто держит его, тот может открывать и закрывать этот замок по своему произволу.
Не оборачиваясь к нему, Стурдза, помолчав, перенося взгляд с одной точки на карте к другой, раздумчиво произнёс:
— Ваше наблюдение не лишено справедливости. Нельзя не понять, из каких видов Англия в недавнее время вынудила согласие Блистательной Порты закрывать проливы для всех военных судов на случай средиземноморской войны.
Ободрённый неоспоримостью своих наблюдений, признанный человеком, игравшим в дипломатии не последнюю роль, увлекаясь всё больше, вдруг обнаружив, какой в самом деле для его жадной мысли открывался необозримый простор, судьбы империй решались и колебались у него на глазах оттого, что он верно угадывал, какие неумолимые интересы двигали ими, Александр заговорил веселей:
— В военном отношении эта позиция поважней Гибралтара и Зунда. Проливы, как известно, так узки, что самое малое число укреплений, возведённых в надёжных, в нужных местах, образовать может преграду неодолимую для соединённых флотов всего мира, если бы только они попытались пройти это слишком узкое горло, они в нём застрянут, как кость, и если бы мы сжали это горло вооружённой рукой, в чём, как я понимаю, вы даже слишком уверены, станем ли мы открывать эти ворота Британии, чтобы алчность её врывалась в сферу нашей торговли? Едва ли, выражаясь осторожным языком дипломатов. Никогда — скажу я. Собственно британская торговля равна в этих сферах нулю. Для неё караванные пути сквозь турок и персиян — не более как транзит для сношения с Индией. Русские товары, напротив, проникают до самого Инда и в некоторых случаях, впрочем, слишком немногих, превосходят британские. После этого сами скажите, разве в нынешнем положении, когда европейский рынок закрыт, Британия не попытается всеми средствами вытеснить нас с восточного рынка, действуя одновременно от Трапезунда и Инда? Разве Британия согласится, чтобы именно мы владели проливами?
С новым вниманием взвешивая по карте интересы держав, так неудобно и разрушительно столкнувшиеся на этих древних караванных путях, Стурдза отрывисто бросил через плечо:
— Однако ж и мы не согласимся уступить ей проливы и наши восточные рынки, а это должно означать, что мы непременно усилим активность свою на Балканах.
Поднявшись неторопливо, приблизившись к карте, Александр положил ладонь на Кавказ:
— Взгляните, Константинополь и Трапезунд являются главнейшими центрами транзитной торговли Британии с Внутренней Азией, с долинами Тигра, Ефрата, с Индией, с Хивой, куда этот наш Свешников в самое время снаряжает свои караваны, за что и заслуживает медали на грудь — смекалист, проворен, удачи ему. И более важную роль играет скорей Трапезунд: с тыла к нему примыкают возвышенности Армении, более проходимые для караванов, чем бесплодные пески равнинных пустынь, и он расположен достаточно близко к Багдаду, к Ширазу и Тегерану, а через Тегеран идут караваны из Бухары и Хивы. До тех пор, пока Турция владеет Анапой, Батумом — этим единственным надёжным убежищем на восточном побережье Чёрного моря, и Карсом — этой крепостью, которая обеспечивает безопасность караванных дорог, британские купцы останутся хозяевами на всех этих дорогах. Таким образом, пока мы не овладеем Анапой, Батумом и Карсом, наша азиатская торговля останется под угрозой, а набегам горцев Кавказа, подстрекаемых Турцией, не будет конца. Если же нам удастся занять эти опорные пункты в ближайшее время, Британия будет сокрушена, и это возможно тем более, что именно на этих пространствах она не располагает вооружёнными силами. Стало быть, на ближайшее время важнее Кавказ, а отнюдь не Балканы. Простите, что вынужден вас огорчить.
Стурдза ещё раз оглядел карту, задержал свой взгляд на Кавказе, обернулся, со вниманием и тревогой поглядел на него:
— Вы полагаете, что Кавказ?
Грибоедов выпустил ногу, выпрямился, вскинул голову, блеснувши очками:
— Я убеждён!
Стурдза вдруг широко и дружески улыбнулся:
— Смотрю, у вас острый ум и характер крутой, вы не уступаете никому, не пасуете ни перед кем.
От удивления Александр даже поднялся, громко спросил, глядя на него с высоты своего хорошего роста:
— С какой стати было бы пасовать?
Стурдза захохотал, показывая мелкие, острые, белоснежные цыганские зубы, кого-то некстати смутно напомнившие ему:
— Мне это ужасно нравится в вас.
Грибоедов поклонился насмешливо, приложивши руку к груди:
— Мне тоже, благрдарю-с.
Посерьёзнев, отступивши от карты, взяв его дружески под руку, Стурдза задумчиво проговорил:
— А вы знаете, иногда это свойство на дипломатическом поприще приносит куда больший успех, чем пресловутая Талейранова гибкость.
И вновь обнажил свои хищные зубы:
— Предлагаю вам в миссии место секретаря. Право, послушайте добрый совет, соглашайтесь.
Александр, кажется, пошутил:
— А ежели соглашусь?
Стурдза встал перед ним, невысокий, но крепкий, с внимательным взглядом, с рукой за поясом брюк, с видом доброго азиатского визиря.
— В самом деле? Тогда выбирайте!
— Что выбирать?
— Северную Америку или Кавказ.
Глядя под ноги, Александр дошёл до противоположной стены, прошёлся вдоль карты, не взглянув на неё, вернулся назад.
— Мудрено выбирать. Познания мои о тех краях до глупости скудны. Вроде того, что на Кавказе черкесы что-то пасут — как будто овец; а в Америке ирокезы, гуроны, кто-то ещё — разобрать не успел, — а тоже дикие племена. И то, разве я думал когда, что стрясётся отправиться на Запад или Восток? В такие дали мысли мои не были обращены никогда, исключая, разумеется, любопытство к пленительной игре дипломатов на разного рода конгрессах. На Кавказе, я чаю, царство Жуковского, должно быть, все туманы да туманы в горах.
Подвижный, вдруг остепенившийся Стурдза уже сидел за столом и с важностью взирал на него, должно быть с сего момента уже завидя в нём подчинённого в чинах небольших.
— Я бы для прохождения службы избрал Северо-Американские Штаты.
«Экий шельмец, поскакал, поскакал». Александр искоса взглянул на него, не жалуя начальственный тон, продолжая нервно шагать.
— Позвольте узнать отчего?
— Нынешняя важность Кавказа, по моему размышлению, более в вашем воображении. На Американском же континенте интересы России и Англии в самом деле на сию минуту оказались непримиримы. Я не сомневаюсь, после того, что слышал от вас, что вам известно положение испанских колоний. В испанских колониях длится восстание, уже восемь лет. Тотчас после утверждения мира в Европе Фердинанд Седьмой отправил туда армию, тысяч двадцать, не более, под командованием бездарного генерала Морильо.
— Удачное имя.
— Однако ж и оно не оправдало себя. Морильо добился некоторых успехов в Венесуэле и в Новой Гренаде, да вскоре был вытеснен из захваченных областей голодом и болезнями, которые более повстанцев обескровили армию. Боливар[113], изгоняемый дважды, всякий раз возвращался и успешно сражается на всём фронте от Боготы до Каракаса. Два года назад образовалась Аргентинская конфедерация и провозгласила свою независимость. Фактической независимостью уже обладает также и Парагвай. Верхнее Перу тоже взялось за оружие. Испанцы держатся только в Нижнем Перу, в Мексике и на Антилах, но и там их положение назвать вполне прочным нельзя. Португальцы под этот шумок захватили Монтевидео.
— И чем вы объясняете такие важные успехи повстанцев?
Стурдза значительно сузил глаза.
— Инсургенты[114] повсюду поддержаны Англией и действуют в её интересах, едва ли, разумеется, сознавая, что им отводится всего лишь роль пешек во всемирной игре.
— И там тоже она, как в Персии, в Турции, а через них у нас на Кавказе. С какой стати, позвольте узнать?
— Должно быть, возмечтала обосноваться после испанцев в независимых государствах. С Ямайки в испанские колонии направляются деньги, провиант и оружие, за что впоследствии, разумеется, придётся платить. Англия не чинит препятствий своим добровольцам вступать в ряды Боливара и отвечает на все наши протесты, что не имеет возможности, в согласии со своей конституцией, препятствовать частной инициативе.