„В 1834 году император Николай собрал однажды офицеров Кавалергардского полка и, подведя к ним за руку юношу, сказал: „Вот вам товарищ, Примите его в свою семью, любите как пажа" (кавалергарды пополнялись по большей части камер-пажами) и прибавил по-французски: “Этот юноша считает за большую честь для себя служить в Кавалергардском полку; он постарается заслужить вашу любовь и, я уверен, оправдает вашу дружбу"584. Это и был Дантес — племянник Голландского посланника Геккерна, родная сестра которого была замужем за французским chevalier Дантесом585. Он был статен, красив; на вид ему было в то время лет 20, много 22 года. Как1 иностранец, он был пообразованнее нас, пажей, и, как француз, — остроумен, жив, весел. Он был отличный товарищ и образцовый офицер586. И за ним водились шалости, но совершенно невинные и свойственные молодежи, кроме одной, о которой, впрочем, мы узнали гораздо позднее. Не знаю, как сказать: он ли жил с Геккерном, или Геккерн жил с ним... В то время в высшем обществе было развито бугрство. Судя по тому, что Дантес постоянно ухаживал за дамами, надо полагать, что в сношениях с Геккерном он играл только пассивную роль. Он был очень красив, и постоянный успех в дамском обществе избаловал его: он относился к дамам вообще, как иностранец, смелее, развязнее, чем мы, русские, а как избалованный ими, требовательнее, если хотите, нахальнее, наглее, чем даже было принято в нашем обществе.
В то время Новая Деревня была модным местом. Мы стояли в избах, эскадронные учения производили на той земле, где теперь дачки и садики 1 и 2 линии Новой Деревни. Все высшее общество располагалось на дачах поблизости, преимущественно на Черной Речке. Там жил и Пушкин587. Дантес часто посещал Пушкиных. Он ухаживал за Наташей, как и за всеми красавицами (а она была красавица), но вовсе не особенно «приударял», как мы тогда выражались, за нею. Частые записочки, приносимые Лизой (горничной Пушкиной), ничего не значили; в наше время это было в обычае. Пушкин хорошо знал, что Дантес не приударяет за его женою, он вовсе не ревновал, но, как он сам выражался, ему Дантес был противен своею манерою, несколько нахальною, своим языком, менее воздержным, чем следовало с дамами, как полагал Пушкин. Надо признаться, при всем уважении к высокому таланту Пушкина, это был характер невыносимый. Он все как будто боялся, что его мало уважают, недостаточно почета оказывают; мы, конечно, боготворили его музу, а он считал, что мы мало перед ним преклоняемся. Манера Дантеса просто оскорбляла его, и он не раз высказывал желание отделаться от его посещений. Nathalie не противоречила ему в этом. Быть может, даже соглашалась с мужем, но, как набитая дура, не умела прекратить свои невинные свидания с Дантесом. Быть может, ей льстило, что блестящий кавалергард всегда у ее ног. Когда она начинала говорить Дантесу о неудовольствии мужа, Дантес, как повеса, хотел слышать в этом как бы поощрение к своему ухаживанию. Если б Nathalie не была так непроходимо глупа, если бы Дантес не был так избалован, все кончилось бы ничем, так как, в то время по крайней мере, ничего собственно и не было — рукопожатие, обнимание, поцелуи, но не больше, а это в наше время были вещи обыденные.
Часто говорят о ревности Пушкина. Мне кажется, тут есть недоразумение. Пушкин вовсе не ревновал Дантеса к своей жене и не имел к тому повода.
Необходимо отделить две фазы в его отношениях к Дантесу: первая, летняя, окончившаяся женитьбой Дантеса на Catherine; вторая, осенняя, приведшая к дуэли588.
Пушкин не выносил Дантеса и искал случая отделаться от него, закрыть ему двери своего дома. Легче всего это было для Nathalie, но га по свойственной ей дурости не знала, как взяться за дело. Нередко, возвращаясь из города к обеду, Пушкин и заставал у себя на даче Дантеса. Так было и в конце лета 36 года. Дантес засиделся у Наташи; приезжает Пушкин, входит в гостиную, видит Дантеса рядом с женой и, не говоря ни слова, ни даже обычного «bonjour», выходит из комнаты; через минуту он является вновь, целует жену, говоря ей, что пора обедать, что он проголодался, здоровается с Дантесом и выходит из комнаты. «Ну, пора, Дантес, уходите, мне надо идти в столовую», — сказала Наташа. Они поцеловались, и Дантес вышел. В передней он столкнулся с Пушкиным, который пристально посмотрел на него, язвительно улыбнулся и, не сказав ни слова, кивнул головой и вошел в ту же дверь, из которой только что вышел Дантес.
Когда Дантес пришел к себе в избу, он выразил мне свое опасение, что Пушкин затевает что-то недоброе. «Он был сегодня как-то особенно странен» —и Дантес рассказал, как он засиделся у Nathalie, как та гнала его несколько раз, опасаясь, что муж опять застанет их, но он все медлил, и муж действительно застал их вдвоем.
— Только-то?
— Только, но, право, у Пушкина был какой-то неприязненный взгляд и в передней он даже не простился со мной.
Все это Дантес рассказал, переодеваясь, так как торопился на обед к своему дяде. Едва ушел Дантес, как денщик докладывает, что пушкинская Лиза принесла ему письмо и, узнав, что барина нет дома, наказывала переслать ему письмо, где бы он ни был. На конверте было написано tres pressee. С тем же денщиком было отправлено тотчас же письмо к Дантесу.
Спустя час, быть может с небольшим, входит Дантес. Я его не узнал, на нем лица не было. „Что случилось?" — „Мои предсказанья сбылись. Прочти". Я вынул из конверта с надписью tres pressee небольшую записочку, в которой Nathalie извещает Дантеса, что она передавала мужу, как Дантес просил руки ее сестры Кати, что муж, с своей стороны, тоже согласен на этот брак. Записочка была составлена по-французски, но отличалась от прежних, не только vous вместо tu, но и вообще слогом вовсе не женским и не дамским billet doux.
— Что все это значит?
— Ничего не понимаю! Ничьей руки я не просил.
Стали мы обсуждать, советоваться и порешили, что Дантесу следует, прежде всего, не давать ddmenti словам Наташи до разъяснения казуса.
— Во всяком случае, Catherine мне нравится, и если я и не просил ее руки, но буду рад сделаться ее мужем.
На другой день все разъяснилось. Накануне, возвратясь из города и увидев в гостиной жену с Дантесом, Пушкин не поздоровался с ними и прошел прямо в кабинет; там он намазал сажей свои толстые губы и, войдя вторично в гостиную, поцеловал жену, поздоровался с Дантесом и ушел, говоря, что пора обедать. Вслед за тем и Дантес простился с Nathalie, причем они поцеловались, и, конечно, сажа с губ Nathalie перешла на губы Дантеса. Когда Дантес столкнулся в передней с Пушкиным, который, очевидно, поджидал его выхода, он заметил пристальный взгляд и язвительную улыбку,— это Пушкин высмотрел следы сажи на губах Дантеса589.
Взбешенный Пушкин бросился к жене и сделал ей сцену, приводя сажу в доказательство. Nathalie не знала, что отвечать, и, застигнутая врасплох, солгала: она сказала мужу, что Дантес просил у нее руки Кати, что она дала свое согласие, в знак чего и поцеловала Дантеса, но что поставила свое согласие в зависимости от решения Пушкина. Тотчас же, под диктовку Пушкина, была написана Наташей та записочка к Дантесу, которая так удивила и Дантеса и меня.
Вскоре состоялся брак Дантеса с Екатериной Николаевной Гончаровой590.
Этим оканчивается первая фаза. Брак все прикрыл и все примирил. Теперь Дантес является к Пушкиным, как родной, он стал своим человеком в их доме, и Пушкин не выражался об нем иначе, как в самых дружественных терминах591. Дантес перестал уже быть для него невыносимым человеком.
Откуда же дуэль? Чем вызвана ссора? Где бесчестие, смываемое только кровью?
Это уже вторая фаза. Обстоятельства, вызвавшие вновь ссору и окончившиеся дуэлью, до сих пор никем еще не разъяснены. Об них в печати вообще не упоминается, — быть может, потому, что они набрасывают тень на человека, имя которого так дорого каждому из нас русских; быть может, однако, и потому еще, что они были известны очень немногим. Не так давно в Одессе умерла Полетика (Полетыка), с которой я часто вспоминал этот эпизод, и он совершенно свеж в моей памяти.
Дело в том, что Гончаровых было три сестры: Наталья, вышедшая за Пушкина, чрезвычайно красивая, но и чрезвычайно глупая; Екатерина, на которой женился Дантес, и Александра, очень некрасивая, но весьма умная девушка. Еще до брака Пушкина на Nathalie Alexandrine знала наизусть все стихотворения своего будущего beau-frere и была влюблена в него заочно. Вскоре после брака Пушкин сошелся с Alexandrine и жил с нею.
Факт этот не подлежит сомнению. Alexandrine сознавалась в этом г-же Полетике. Подумайте же, мог ли Пушкин при этих условиях ревновать свою жену к Дантесу. Если Пушкину и не нравились посещения Дантеса, то вовсе не потому, что Дантес балагурил с его женою, а потому, что, посещая дом Пушкиных, Дантес встречался с Alexandrine. Влюбленный в Alexandrine, Пушкин опасался, чтобы блестящий кавалергард не увлек ее. Вот почему Пушкин вполне успокоился, узнав от жены, что Дантес бывает для Катерины и просит ее руки. Вот почему, после брака Дантеса с Катериной, Пушкин стал относиться к Дантесу даже дружески. Повторяю, однако, — связь Пушкина с Александриною мало кому была известна. Едва ли многим известно и следующее обстоятельство, довольно, по-видимому, ничтожное, но в конце концов отнявшее у нас Пушкина. Вскоре после брака, в октябре или ноябре, Дантес с молодой женой задумали отправиться за границу к родным мужа