Комментарии
1
Известие о том, что Дантес был рекомендован Карлом X Николаю Павловичу, идет из осведомленного источника — от P. Е. Гринвальда, командовавшего Кавалергардским полком. («Vier Söhne eines Hausеs», I, 204; см. Панчулидзев, «Сборник биографий кавалергардов». 1825–1899, стр. 76). Невидимому, здесь просто смешение: покровительство Вильгельма было отнесено к Карлу X.
2
См. «Correspondence of Princess Lieven and Earl Gray», ed. and translat. by Guy le Strange. Vol. III, bond. 1890, p. 22.
3
Нам известны два повествования А. П. Араповой об обстоятельствах последней дуэли Пушкина. Одна запись была предназначена для С. А. Памчулндзева, историка Кавалергардского полка, и использована им в биографии Дантеса. Другая, позднейшая и пространнейшая запись, предназначалась для печати и была помещена в приложениях к «Новому времени» в декабре 1907 и январе 1908 гг. (№№ 11406. 11409, 11413, 11416, 11421, 11425, 11432, 11435, 11442, 11446, 11449). Первая запись, с которой мы знакомы но отрывкам, приведенным С. А. Панчулидзевым, носит деловой характер, написана сжато, без художественных прикрас и лишних подробностей. Вторая запись готова перейти из области мемуарной литературы в область беллетристики. Для сравнения приводим по этой записи рассказ о встрече Дантеса с Геккереном:
«Проезжая по Германии, он простудился; сначала он не прядал этому значения, рассчитывая на свою крепкую, выносливую натуру, но недуг быстро развился, и острое воспаление приковало его к постели в каком-то маленьком захолустном городе.
Медленно потянулись дни с грозным призраком смерти у изголовья заброшенного на чужбине путешественника, которым уже с тревогой следил за быстрым таянием скудных средств. Помощи ждать было неоткуда, и вера в счастливую звезду покидала Дантеса. Вдруг в скромную гостиницу нахлынуло необычайное оживление. Грохот экипажей сменился шумом голосом; засуетился сам хозяин, забегали служанки.
Это оказался поезд нидерландского посланника, барона Геккерена (d’Heckеren), ехавшего на свой пост при русском дворе. Поломка дорожкой берлины вынуждала его на продолжительную остановку. Во время ужина, стараясь как-нибудь развлечь или утешить своего угрюмого, недовольного постояльца сопоставлением несчастии, словоохотливый хозяин стал ему описывать тяжелую болезнь молодого одинокого француза, уже давно застрявшего под его кровом. Скуки ради, барон полюбопытствовал взглянуть на него, и тут, у постели больного, произошла их первая встреча.
Дантес утверждал, что сострадание так громко заговорило в сердце старика при виде его беспомощности, при виде его изнуренного страданием лица, что с этой минуты он уже не ОТ; ходил более от него, проявляя заботливый уход самой нежной матери.
Экипаж был починен, а посланник и не думал об от’езде. Он терпеливо дождался, когда восстановление сил дозволило продолжать путь, и, осведомленный о конечной цели, предложил молодому человеку присоединиться к его свите и под его покровительством в’ехать в Петербург. Можно себе представить, с какой радостью это было принято!»
4
Об отношении великого князя Михаила Павловича к Дантесу см. рассказ П. И. Бартенева, «Русский архив», 1888, II, стр. 300. Уезжая поневоле из России. Дантес заявил, что «по приезде в Баден он тотчас явится к великому князю Михаилу Павловичу». (В. В. Никольский. Идеалы Пушкина. Изд. 3-е, СПБ, 1899, стр. 132).
5
«Пушкин не любил стоять рядом со своей женой и шутя говаривал, что ему подле нее быть унизительно: так мал был он в сравнении с нею ростом». — записал П. И. Бартенев со слов князя Вяземского.
6
До 1831 года Пушкину не приходилось общаться с Жуковским. До высылки из Петербурга в 1820 г. Пушкин не мог быть интимно близок с Жуковским, его учителем в поэзии. В годы изгнания Жуковский был его благодетелем и старшим советчиком. По возвращении из Михайловского в скитальческие годы своей жизни Пушкин видался с Жуковским только урывками.
7
В счет не идет несколько известных нам писем Натальи Николаевны, преимущественно делового характера. На стр. 58–59 мы воспроизводим единственное известное нам письмо H. Н. к мужу, впервые нами публикуемое. Оно говорит за себя своей бессодержательностью.
8
Впрочем, справедливость требует упомянуть, что Наталья. Николаевна пробовала писать стихи, но Пушкин отнесся сурово к се попытке: «Стихов твоих не читаю. Чорт ли в них — и свои надоели», — писал он жене
9
В довольно пространных воспоминаниях дочери Пушкиной не сказано ни одного слова об образовании H. Н. Пушкиной: см. «H. Н. Пушкина-Ланская» в приложениях к газете «Новое время», 1907–1908 годы.
10
Не лишне привести повествование А. П. Араповой («Новое время», 1907 г., № 11413), основанное на рассказах ее матери, хотя и не свободное от добавлении. «Когда вдохновение сходило на поэта, он запирался в свою комнату, и ни под каким предлогом жена не дерзала переступить порог, тщетно ожидая его в часы завтрака и обеда, чтобы как-нибудь не нарушить прилив творчества. После усидчивой работы он выходил усталый, проголодавшиеся, но окрыленный духом, и дома ему не сиделось. Кипучий ум жаждал обмена впечатлений, живость характера стремилась поскорее отдать на суд друзей-ценителей выстраданные образы, звучными строфами скользнувшие с его пера. С робкой мольбой просила его Наталья Николаевна остаться с ней, дать ей первой выслушать новое творение. Преклоняясь перед авторитетом Карамзиной, Жуковского или Вяземского, она не пыталась удерживать Пушкина, когда знала, что он рвется к ним за советом, но сердце невольно щемило, женское самолюбие вспыхивало, когда, хватая шляпу, он со своим беззаботным звонким смехом об’являл по вечерам: «А теперь пора к Александре Осиповне (Смирновой) на суд! Что-то она скажет? Угожу ли ей своим сегодняшним трудом?» — «Отчего ты не хочешь мне прочесть? Разве я понять не могу? Разве тебе не дорого мое мнение?» — и ее нежный вдумчивый взгляд с замиранием ждал ответа. Но, выслушивая эту просьбу как взбаломошный каприз милого ребенка, он с улыбкою отвечал: «Нет, Наташа! Ты не обижайся, но в то дело не твоего ума, да и вообще не женского смысла». — «А разве Смирнова не женщина, да вдобавок и красивая?» — с живостью протестовала она. — «Для других — не спорю. Для меня — друг, товарищ, опытным оценщик, которому женский инстинкт пригоден, чтобы отыскать ошибку, ускользнувшую от моего внимания, или указать что-нибудь, ведущее к новому горизонту. А ты, Наташа, не жужжи и не думай ревновать! Ты мне куда милей с твоей неопытностью и незнанием». Конечно, здесь важна не форма и не подробности этого рассказа, а общее содержание, общий смысл. Но в каком незавидном освещения рисуется здесь образ H. Н. Пушкиной!
11
В. Я. Брюсов. Из жизни Пушкина. «Новый путь», 1903, июнь, стр. 102. Цитата у В. Я. Брюсова неверна: не Гизо, а Монтень («Переписка Пушкина», изд. Академии наук. III, стр. 230).
12
«Натали и ее сестры выезжают ежедневно», — пишет 6 декабря 1835 года О. С. Павлищева, срвн. «Пушкин и его современники», XXVII–XVIII, стр. 197.
13
Слова княгини В. Ф. Вяземской.
14
Слова А. П. Араповой. Есть еще один отзыв о внешности Екатерины Николаевны: «elle ressemble assez à une grande haquenée ou à un manche à balais» [Она смахивает на крупного иноходца или на метлу.] («Пушкин и его современники», XXI–XXII, стр. 397). Любопытно, что ни в одном из известных нам документов не показан год ее рождения: по косвенным указаниям, данным в статье А. В. Средина «Полотняный завод», надо заключить, что родилась она в 1808 году. Срвн. еще указание Луи Метмана в его очерке о Дантесе.
15
Александра Николаевна родилась 27 июля 1811 года. Во фрейлины она была пожалована уже после смерти Пушкина, в январе 1839 года.
16
«Данзас познакомился с Дантесом в 1834 году, обедая с. Пушкиным у Дюме, где за общим столом обедал и Дантес, сидя рядом с Пушкиным» (А. Аммосов. Последние дни жизни и кончина Пушкина. СПБ 1863, стр. 5).
17
В своем изложении истории рокового столкновения Пушкина с Дантесом я исхожу из достоверных, документальных, бесспорных данных и совершенно не принимаю в расчет многочисленных рассказов и сообщений — плодов досужей болтовни современников. С особенной резкостью исследователь историк последней дуэли должен оттолкнуть от себя такие негодные источники, как пресловутые «Записки А О. Смирновой» (печатавшиеся в «Северном вестнике» и вышедшие отдельно) и рассказы Л. И. Павлищева как в книге «Из семейной хроники. Воспоминания об А С. Пушкине», М. 1890, так и в брошюре «Кончина Л. С. Пушкина», СПБ 1899.
18
Кто эти две дамы? Можно делать только догадки. Одна из них, наверно, графиня Нессельроде. Об отношении к последней Пушкина см. «Русский архив», 1910, II, стр. 128.
19
С этим указанием, кажется, следует сопоставлять тоже неясное сообщение князя Вяземского о письме, которое будто бы, по просьбе Геккеренов, должна была написать Наталья Николаевна к Дантесу.
20
Граф Отто фон Брей, бывший в 1833–1836 годах секретарем баварского посольства и в феврале 1636 года переведенный из Петербурга в Париж, уже был свидетелем того тяжелого положения, которое привело Пушкина к трагическому концу. Граф Боен, живя в Петербурге, вращался в салонах Карамзиной и Виельгорских, поддерживая знакомство с князем П. А. Вяземским. А. О. Россет вспоминал впоследствии, что летом 1836 года шли толки, будто у Пушкина в семье что-то неладно: две сестры, сплетни, и уже замечали волокитство Дантеса.
21
О хорошем отношении к Дантесу в семье Карамзиных можно заключить по письмам А. Н. Карамзина.
22
А. П. Арапова. «Новое время», 1908, № 11425.
23
О Полетике см. любопытный рассказ П. И. Бартенева. «Русский архив», 1911, I, стр. 1/5 и сл. Ее портрет — в «Альбоме Пушкинской юбилейной выставки в императорской Академии наук», под редакцией Л. Н. Майкова и В. Л. Модзалевского, СПБ 1899.
24
<«Это письм, о к Бенкендорфу нельзя считать неотправленным. См. об этом Примечание на стр. 393> (Прим. ред.).
25
«Воспоминания графа В. А. Соллогуба. Новые сведения о предсмертном поединке А. С. Пушкина». М., 1866, стр. 41–44. Письмо Пушкина к Е. М. Хитрово до нас не дошло.
26
<Составителям и распространителям диплома П. Е. Щеголевым посвящена в третьем издании его исследования «Дуэль и смерть Пушкина» глава IX — «Анонимный пасквиль и враги Пушкина», перепечатанная в настоящем издании. См. стр. 251–359> (Прим. ред.).
27
Письмо князя П. А. Вяземского к в. к. Михаилу Павловичу от 14 февраля 1837 г.
28
Геккерен в письме к Загряжской от, 13 ноября даст эту дату: «Depuis huit jours d’angoisscsj’ai été si heuroex et si tranquille hier au soir…» [«После восьми дней мучений я был так счастлив и так спокоен вчера вечером…»] Промежуток восьми тревожных дней, кончившийся 12 ноября вечером, начался, следовательно, с 5 ноября — дня, в который в руки барона Геккерсна подал вызов, предназначенный Дантесу.
29
С. А. Панчулидзев сообщил мне касающиеся Дантеса выписки из приказов по Кавалергардскому полку. Из них видно, что 4 ноября поручику барону Дантесу-Геккерену за незнание людей своих взводов и за неосмотрительность в своей одежде командир полка сделал строжайший выговор и предписал нарядить его дежурным по дивизиону пять раз. Дежурил Дантес, во исполнение предписания, 5, 7, 9, 11 и 13 ноября. Эти даты важны для хронологии событий.
30
«Последние дни жизни и кончина А. С. Пушкина». со слов К. К. Данзаса, СПБ 1863, стр. 10. Рассказы о секундантстве К. О. Россета вызывают много недоумении. По рассказу К. К. Данзаса, Пушкин пригласил К. О. Россета в секунданты сейчас же по получении анонимных писем, ибо Данзас сообщает, что Дантес, приняв переданный К. О. Россетом вызов, попросил на две недели отсрочки. По приведенным в тексте соображениям, мы полагаем, что этот первым вызов Дантесу был письменным. О К. О. Россете, как секунданте, мы думаем, что Пушкин, приглашая его быть секундантом, ограничился только словами «о претворении их в дело, т. е. о формальном его приглашении. и не подумал. Да и из рассказа брата К. О. Россета, А. О. Россета («Русский архив», 1882, I, стр. 247). ясно, что Пушкин, выслушав ответ со стороны К. О. Россета, не настаивал на своем приглашении. Неясно, когда Пушкин имел этот разговор с К. О. Россетом. Если верить А. О. Россету, это случилось как раз в тот день, когда Пушкин во время обеда, на который он пригласил К. О. Россета, получил письмо Дантеса с предложением Екатерине Гончаровой. Но это случилось после того, как дело с первым вызовом было улажено секундантами Пушкина (гр. В. Л. Соллогуб) и Дантеса (виконт д’Аршиак). Но зачем же понадобился Пушкину новый секундант, раз у него уже был приглашен гр. Соллогуб! Или А. О. Россет ошибся, утверждая, что предложение секундантства его брату и предложение Дантеса Екатерине Гончаровой были сделаны в одни и тот же день, или же это сообщение дает нам неизвестную в историк дуэли подробность, которую мы не можем связать с известными нам фактами.
Биограф Дантеса. С. А. Панчулидзев пишет, что первый вызов Пушкин послал через своего шурина Ивана Гончарова. Это утверждение неверно и, кажется, не имеет никакого другого основания, кроме сообщения П. И. Бартенева со слов княгини В. Ф. Вяземской («Русский архив», 1888, стр. 307, 11). Но и здесь сообщение только предположительное: «вызов послал, вероятно, через брата жены Гончарова».
В письме к Бенкендорфу Пушкин о способе вызова пишет: «Il nе me convenait раs dе voir le nom de ma femme accollé en cette occasion avec le nom de qui que ce soit. Je le fis dire à M-r Dantès. Le Baron de Hockern vient chez moi» etc. [Мне не пристало видеть имя моей жены соединенным с любым другим именем. Я поручил передать это г. Дантесу. Барон Геккерен пришел ко мне» и т. д.] («Переписка», III, стр. 417). Каким образом Пушкин передал свой вызов, из этих слов неясно. Больше похоже на то, что он кого-то просил передать вызов, но фраза может быть истолкована и в смысле свидетельства о передаче письменного заявления.
31
В позднейших рассказах князей Вяземских, записанных П. И. Бартеневым, этот момент передни с некоторыми новыми подробностями: «Князь Вяземский встретился с Геккереном на Невском, и он стал рассказывать ему свое горестное положение: говорил, что всю жизнь свою он только и думал, как бы устроить судьбу своего питомца, что теперь, когда ему удалось перевести его в Петербург, вдруг приходится расстаться с ним, потому что, во всяком случае, кто из них ни убьет друг друга, разлука несомненна. Он передавал князю Вяземскому, что он желает сроку на две недели для устройства дел и просил князя помочь ему. Князь тогда же понял старика и не взялся за посредничество, но Жуковского старик разжалобил: при его посредстве Пушкин согласился ждать две недели».
32
«Le 2 de novembre vous eûtes (do) cru M-r votre fils (une) à la suite d’une… (coup de plaisir). Il vous dit… té que ma femme crei.’.. u’elle en perdoit la tête…»
< Приведенные П. E. Щеголевым обрывки фраз разорванного письма [Тупикина к Гскксрену реконструированы Н. В. Измайловым в таком виде: «Le 2 de novembre vous eûtes de M-r votre fils une nouvelle qui vous fit beaucoup de plaisir. Il vous dit [que je soupconnons (или: je comprenols; je concevons и т. п.) la vérá] té, que ma femme crei [gnait un scandale (или: un éclat и т. п.) et q]u’elle en perdoit la tête». В переводе: «2 ноября вы узнали от вашего сына новость, которая вам доставила большое удовольствие. Он сказал вам [что я подозреваю (или: понимаю; знаю) ис]тину, что моя жена опаса[лась скандала (или: взрыва) и] от этого теряла голову. (См. «Летописи Государственного литературного музея», т. 1, стр. 340–347 и 349)> (Прим. ред.).
33
В современных французских известиях нередки ссылки на родство. Выше (стр. 12) мы упоминали о том, что Дантес по матери был внук графини Елизаветы Федоровны Вартенслебен, бывшей замужем за графом Алексеем Семеновичем Мусиным-Пушкиным (1730–1817). Этот Мусин-Пушкин доводился шестиюродным братом Надежде Платоновне Мусиной-Пушкиной, бабушке жены поэта. Родство же Пушкиных с Мусиными-Пушкиными — родство кровное, хотя и весьма отдаленное — по общему предку Радше (сообщение Б. Л. Модзалезского).
34
Указание, на существование этого письма находится в «Воспоминаниях» графа Соллогуба. Об этом указании дадим раз’яснения дальше. Этого письма нельзя, во всяком случае, отожествлять с письмом к графу В. А. Соллогубу («Переписка Пушкина», изд. Академии наук, т. III, № 1101, стр. 183).
35
Екатерина Андреевна Карамзина, вдова историка. Пушкин относился к ней с большим уважением и любовью. Умирая, он просил вызвать ее к «ему и благословить его. Софья Николаевна — дочь Карамзина.
36
К величайшему сожалению, фамилия осталась неразобранной.
37
Письмо Дантеса к Пушкину извлечено из архива барона Геккерена. Оно, очевидно, является копией того, которое было послано Пушкину. Косвенное подтверждение находим в одном черновике, напечатанном в «Переписке», т. III, № 1101, стр. 409–410. Тут есть фраза, являющаяся прямым ответом на письмо Дантеса: «Pour avoir tenu envers ma femme une conduite qu’il no me convient pas de souffrir (en cas que M-r Heeckeren exige que la provocation soit motivèe)» [«Потому, что его поведение в отношении моей жены было таково, что мне нельзя было это терпеть (на случай, что г. Геккерен потребует, чтобы были указаны причины вызова)».].
38
Здесь память изменяла графу Соллогубу. Старший сын Карамзина, Андрей Николаевич, родился 24 октября 1814 года. В это время он находился за границей. Очевидно, граф Соллогуб был на ином семенном торжестве у Карамзиных: 16 ноября был день рождения вдовы Карамзина, Екатерины Андреевны (род. 16 ноября 1780 г.).
39
Соллогуб имеет в виду вызов на дуэль, который Пушкин послал ему весной 1836 года.
40
Т. е. 17 ноября.
41
Вряд ли такая записка была! Геккерен лично просил об отсрочке Пушкина. Если бы такая записка и была, то она находилась бы скорее в руках Пушкина.
42
Это письмо, надо думать, не было показано Геккереком Дантесу, так же как и второе, писанное по настоянию д’Аршиака и Соллогуба.
43
Белое платье, по мнению Соллогуба, означала помолвку Дантеса к Екатерины Гончаровой, но в это время ее еще не было, так как все дело велось пока неофициально.
44
В этом месте «Воспоминании» Соллогуба имеется следующее отступление, содержащее собственные соображения рассказчика: «Мера терпения преисполнилась. При получении глупого диплома от безымянного негодяя Пушкин обратился к Дантесу, потому что последний, танцуя часто с H. Н., был поводом к мерзкой шутке. Самый день вызова неопровержимо доказывает, что другой причины не было. Кто знал Пушкина, тот понимает, что не только в случае кровной обиды, но что даже при первом подозрении он не стал бы дожидать подметных писем. Одному богу известно, что он в это время выстрадал, воображая себя осмеянным и поруганным в большом свете, преследовавшем его мелкими беспрерывными оскорблениями. Он в лице Дантеса искал или смерти, или расправы с целым светским обществом».
45
Здесь маленькая неточность. Аршиак был у Пушкина 16 ноября: в это время двухнедельный срок не истек, а только истекал. Если анонимные письма были получены 4 ноября (так отметил и Жуковский и Пушкин) и если — вызов был послан 5 или даже уже 4 ноября, то двухнедельный срок кончался 18 или 19 ноября. Значит, Дантес предупредил события и направил свое письмо секунданту, не дожидаясь конца отсрочки.
46
«Переписка», т. III, № 1100, стр. 408; здесь напечатан и «черновик» этой записки, предварительно появившийся в книге проф. И. А. Шляпкина «Из неизданных бумаг Пушкина» (СПБ, 1903, стр. 292–293). Проф. Шляпкин сомневается в том, что рукопись черновика является оригиналом. И, действительно, странно: приходится предположить, что граф Соллогуб, перед тем как написать по-французски письмо Пушкину, составил еще черновичок по-русски. В действительности мы имеем дело не с черновиком, а просто с переводом французского текста на русский.
47
«Очень мне памятно число 21 ноября, потому что 20-го было рождение моего отца, я я не хотел ознаменовать этот день кровавой сценой» — замечает граф Соллогуб. Замечание очень точное. 20 ноября приходилось в 1837 году именно в пятницу, а отец Соллогуба родился 20 ноября 1784 года (см. «Остафьсвский архив», т. II, стр. 505; указание «Петербургского Некрополя», т. IV, стр. 133, на 22 ноября неправильно). Чтобы судить, насколько хорошо память Соллогуба сохранила подробности события, приводим текст сто записки, какой он приводит в «Воспоминаниях» по памяти:
«Согласно вашему желанию, я условился насчет материальной стороны поединка. Он назначен 21 ноября в 8 час. утра на Парголовсхой дороге на 10 шагов барьера. Впрочем, из разговоров узнал я, что г. Дантес женится на вашей свояченице, если вы только признаете, что он вел себя в настоящем деле как честный человек. Г. д’Аршиак и я служим вам порукой, что свадьба состоится: именем вашего семейства умоляю вас согласиться» и пр.
48
«Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккереном. Подлинное военно-судное дело 1837 года». СПБ 1900, стр. 50–51. Это письмо было представлено бароном Геккереном графу Нессельроде, а от последнего, по приказанию государя, было передано в военно-судную комиссию и по миновании в нем надобности возвращено через Нессельроде барону Геккерену. В «Переписке» (III, № 1101, стр. 409) оно напечатано по копии из военно-судного дела; тут же напечатана и его «первоначальная редакция». Редактор «Переписки» впал в ошибку: оригинал этой «первоначальной» редакции находится в собрании А. Ф. Онегина и совершенно правильно помечен Б. Л. Модзалевским («Описание рукописен Пушкина, находящихся в музее А. Ф. Онегина в Париже», стр. 24) как «черновое письмо от имени Пушкина, но писанное не его рукой». Действительно, это не автограф, а список, — быть может, с пушкинского оригинала, первоначальной редакции письма к секундантам на имя графа В. А. Соллогуба от 17 ноября. Этот список не может быть беловой редакцией, так как в нем просьба считать вызов не имевшим места обращена не к секундантам, а к Геккерену-отцу. Во второй части этого письма, кстати сказать, написанной на значительном расстоянии от первой, к концу листа, находится фраза, дающая ответ на требование мотивировать вызов. Мы уже указывали раньше, что эта фраза находится в известном соотношении к письму Дантеса. Мы высказывали предположение, что письмо Дантеса было доставлено Пушкину д’Аршиаком, но не настаиваем на нем. Возможно разделить эти моменты: сначала было доставлено письмо и Пушкин попытался отвечать на него, а затем явился д’Аршиак и разразилась буря.
49
Граф Соллогуб просил в своей записке только об устной декларации.
50
Заключительный момент ноябрьского столкновения сохранился а воспоминаниях Л. О. Россета. Со слов брата своего, Клементия Осиповича Россета, А. О. рассказывал впоследствии П. И. Бартеневу: «Осенью 1836 года Пушкин пришел к Клементию Осиповичу Россету и, сказав, что вызвал на дуэль Дантеса, просил его быть секундантом. Тот отказывался, говоря, что дело секундантов, вначале, стараться о примирении противников, а он этого не может сделать, потому что не терпит Дантеса, и будет рад, если Пушкин избавит от него петербургское общество: потом, он недостаточно хорошо пишет по-французски, чтобы вести переписку, которая в этом случае должна быть ведена крайне осмотрительно; но быть секундантом на самом месте поединка, когда уже все будет условлено, Россет был готов. После этого разговора Пушкин повел его прямо к себе обедать. За столом подали Пушкину письмо. Прочитав его, он обратился к старшей своей свояченице Екатерине Николаевне: «Поздравляю, вы невеста. Дантес просит вашей руки». Та бросила салфетку и побежала к себе. Наталья Николаевна за нею. «Каков!» — сказал «Пушкин Россету про Дантеса».
51
Мы не могли по архивным данным установить ни дня, в который Дантес обратился по начальству за разрешением на женитьбу, ни дня, в который невеста Екатерина Николаевна Гончарова, фрейлина двора, подала государыне свою просьбу. В архиве министерства двора сохранилось письмо Наталии Ховен к обер-гофмейстеру Нарышкину от 5 декабря 1836 года: «Mon Prince! M-lle de Gontcharoff ayant obtenue do Sa Majesté l’impératrice sa gracieuse permission pour son mariage avec M-r le Baron de Heekern, vous supplie do lui accorder la bonté de la vérifier par une information à la Princesse Dolgorouky» etc. [Князь! М-llе Гончарова получила от ее величества императрицы милостивое разрешение на брак с барском Геккереном: она просит вас оказать ей милость подтвердить его через кн. Долгорукую» и т. д.] Это подтверждение было послано 7 декабря 1836 года.
52
София Николаевна Карамзина. Андрей Николаевич Карамзин, бывший в момент получения письма в Париже, выехал из России летом 1836 года.
53
Приведем конец этой фразы: «… и до самой смерти Пушкина считали его недопустимым. Только неожиданный случай дал ему впоследствии некоторую долю вероятности. Но так как на этот счет не существует никаких юридических доказательств, ни даже положительных оснований, то это предположение надо отдать на суд божий, а не людской». Насколько крепка была в Пушкине уверенность в виновности Геккерена, мы еще будем говорить по поводу его письма к Геккерену от 26 января 1837 года. О прикосновенности к анонимным письмам князя Гагарина и князя Долгорукова, см. стр. 303–357.
54
«Vous sentez bien, qu’apres tout cela je ne pouvais souffrir qu’il у eut des relations entre ma famille et la vôtre»[«Вы понимаете, конечно, что после всего случившегося я не мог допустить никаких отношений между нашими семьями»]. («Переписка», III, № 1138, стр. 445).
Эта фраза могла быть написана только после женитьбы Дантеса. Об этом письме нам еще придется говорить.
<Сомнения П. Е. Щеголева в достоверности рассказа гр. В. А. Соллогуба совершенно неосновательны. П. Е. Щеголев не взял на себя труд изучить полностью текст двадцати семи клочков двух разорванных Пушкиным писем его к Геккерену, факсимильно воспроизведенных в июльской книжке «Русской старины» за 1880 г. Этим разорванным письмам покойный биограф уделил лишь несколько строк (см. стр. 379–380), ограничившись отдельными замечаниями, а между тем изучение текста клочков писем, произведенное Н. В. Измайловым (см. «Летописи Государственного литературного музея», т. I, 1936) и Б. В. Казанским (см. «Звезда», 1934, № 3), привело к совершенно несомненным выводам, что разорванные два письма (их можно считать и двумя редакциями одного письма) были написаны Пушкиным между 17 и 21 ноября 1836 г., и что второе из них и читал поэт Соллогуб 21 ноября, о чем очень точно последний и рассказывал в своих воспоминаниях. Письма эти в ноябре Пушкин не отправил, но сохранил их до. января, когда второе переделал и в этой новой редакции послал 25 или 26 января Геккерену (Прим. ред.).>
55
История этого письма загадочна. Впервые оно напечатано в книжке Аммосова по подлиннику, доставленному К. К. Данзасом. Озаглавлено оно здесь: «Письмо Пушкина, адресованное, кажется, на имя графа Бенкендорфа». Адресат указан Здесь приблизительно, но в тексте книжки (стр. 9) сказано уже положительно: «автором анонимных записок, по сходству почерка, Пушкин подозревал барона Геккерена-отца, и даже писал об этом графу Бенкендорфу». По традиции считается, что письма Пушкин не послал. П. И. Бартенев «со слов князей Вяземских» повествует, что письмо это найдено было у Пушкина в кармане сюртука, в котором он дрался. «В подлиннике я видал его у покойного Павла Иановича Миллера, который служил тогда секретарем при графе Бенкендорфе; он взял себе на память это не дошедшее по назначению письмо» («Русский архив», 1888, II, стр. 308). Желая об’яснить мотивы, побудившие Пушкина написать графу Бенкендорфу, Бартенев рассказывает следующую историю: «После этого (т. е. после оглашения помолвки Дантеса) государь, встретив где-то Пушкина, взял с него слово, что если история возобновится, он не приступит к развязке, не дав знать ему наперед. Так как сношения Пушкина с государем происходили через графа Бенкендорфа, то перед поединком Пушкин написал известное письмо свое на имя графа Бенкендорфа, собственно назначенное для государя. Но письма этого Пушкин не решился послать». Но это об’яснение явно несостоятельно и заключает целую путаницу фактов. Вообще история этого письма, пролежавшего полтора месяца в кармане сюртука, весьма сомнительна и неясна. Где в настоящее время находится подлинник этого письма, неизвестно.
<Об этом письме см. стр. 279–280 и стр.393 (Прим. ред.).>
56
Речь идет, конечно, о Геккерене-старшем.
57
Геккереном.
58
Так говорил Пушкин 27 января в квартире д’Аршиака.
59
«Русская старина», 1900, т. CIII, август, стр. 382–385. Срвн. этот же рассказ, но в другом переводе, в «Русском вестнике», 1893, март, стр. 292–303, в заметке: «Пушкин и Дантес-Геккерен». Дневник принадлежит М. К. Мердер. А. Мердер, сообщивший в «Русскую старину» отрывки из дневника, сообщил (по всей вероятности, из этого же дневника) еще две мелочи о Дантесе — там же, 1902, октябрь, стр. 602.)
60
<Письмо кн. П. А. Вяземского от 9 февраля 1837 г., как доказано М. К. Светловой (см. «Московский пушкинист», II, М. 1930), адресовано не А. Я. Булгакову, а поэту Д. В. Давыдову. Поэтому везде дальше это письмо называется как письмо к Давыдову > (Прим. ред.).
61
<Смысл этих записей Жуковского неверно истолкован П. Е. Щеголевым, а вслед за ним А. С. Поляковым («О смерти Пушкина», 1922, стр. 59–62) и Б. В. Казанским («Литературное наследство» № 16–18, стр. 1141–1142). В записях этих речь идет, несомненно, не о Пушкине, а о Дантесе. Такое осмысление записей принадлежит Е. С. Булгаковой, доклад которой я слышал у В. В. Вересаева в 1935 г. Работа Е. С. Булгаковой приготовлена к печати. (Прим. ред.).>
62
В подлиннике оставлен пробел для какого-то слова.
63
«Русский архив», 1888, II, стр. 310. Срвн. также в заметках П. И. Бартенева: «Дантес был частым посетителем Полетики и у нее видался с Натальей Николаевной, которая однажды приехала оттуда вся впопыхах и с негодованием рассказала, как ей удалось избегнуть настойчивого преследования Дантеса» («Русский архив», 1908, III, стр. 295).
64
Слишком легкое отношение к памяти Пушкина у Н. Н. Пушкиной бросалось в глаза. Графиня Долли Фикельмон, узнав, что Пушкина появилась на балах, находила, что она, будучи причиной ужасной трагедии, могла бы воздержаться от светской жизни.
65
<Остается в точности неизвестным, 26-го или 25-го января было послано Пушкиным его письмо к Геккерену. Подлинник письма не сохранился. В копии, сделанной Пушкиным для К. К. Данзаса, даты не проставлено. В другой, писарской, копии, хранящейся в «деле» военно-судной комиссии о дуэли, письмо датировано 26 января. В письме к голландскому министру иностранных дел от 30 января Геккерен сообщал, что письмо Пушкина было им получено во «вторник», т. е. 26-го. А. И. Тургенев в письме к А. И. Нефедьевой от 28 января также писал, что «3-го дня, в самый тот день, как я видел его два раза веселого, он написал ругательное письмо к Геккерену-отцу». С другой стороны, по словам кн. П. А. Вяземского в письме к Д. В. Давыдову (от 9 февраля), письмо было послано Пушкиным «в понедельник 25 января». В черновике письма к неизвестной (в первых числах февраля, не позднее 10-го) кн. В. Ф. Вяземская сообщала, что «в понедельник 25 числа» Пушкин был у них в то время, когда там был и Дантес, и передает такой разговор поэта с ней: «Пушкин вечером, смотря на Жоржа Геккерна, сказал мне: «Что меня забавляет, так это то, что этот господин веселится, не предчувствуя, что его ожидает по возвращении домой!» — «Что же именно? — сказала я, — вы ему написали?» Он мне сделал утвердительный знак и прибавил: «Его отцу». — «Как, письмо уже отослано?» Он мне сделал еще знаки. «Неужели вы думаете об этом? — сказала я. — Мы надеялись, что все уже кончено». Тогда он вскочил, говоря мне: «Разве вы принимаете меня за труса? Я вам уже сказал, что с молодым человеком мое дело было окончено, но с отцом — дело другое. Я вас предупредил, что мое мщение заставит заговорить свет» («Новый мир», 1931, кн. XII, стр. 189). Этот же разговор и тоже относя его к 25 января передает в своих воспоминаниях сын кн. В. Ф. Вяземской кн. П. П. Вяземский. Наконец, третью версию разговора, также датированного 25 января, находим в сводке данных о дуэли Пушкина, составленной гр. М. А. Мусиной-Пушкиной, вероятно, со слов кн. В. Ф. Вяземской (см. «Пушкин. Временник Пушкинской комиссии», I, 1936, стр. 244–245). В примечании к этой сводке Б. В. Казанский довольно убедительно доказывает, что письмо было послано 25 января. (Прим. ред.).>
66
(Мы решительно отказываемся принимать это письмо за то, которое в ноябре 1836 г. читал Пушкин графу В. А. Соллогубу (срвн. выше, стр. 140–141). В. И. Саитов печатает это письмо дважды: под 21 ноября — № 1105 («Переписка», III, стр. 412) и под 26 января — № 1138 (там же, стр. 444). По всей вероятности, основанием к такому размещению послужила наличность разночтений в обоих текстах. Оба текста восходят к пушкинским автографам. Последний текст (№ 1138) дан по копии, оставленной в военно-судном о дуэли деле и снятой с того подлинного письма Пушкина, которое было в руках Геккерена, от него поступило в следственную комиссию и затем было возвращено барону Геккерену (см. «Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккереном. Военно-судное дело 1837 г., СПБ., 1900, стр. 51–52. Подлинное дело перешло из Пушкинского музея при Александровском лицее в Пушкинский Дом). Другой собственноручный подлинник был изготовлен Пушкиным для своего секунданта и вручен им К. К. Данзасу. В 1863 году факсимиле этого автографа дано в брошюре Аммосова «Последние дни жизни и кончина Пушкина». По этому-то факсимиле В. И. Сайтов дал первый текст № 1105. Явное недоразумение! Наличность разночтений, правда, весьма незначительных, чисто словесных, без изменения смысла, может лишь свидетельствовать о том волнении, в котором находился Пушкин, оказавшийся не в состоянии снять точную копию своего письма. О душевном состоянии Пушкина ярко говорит и тот факт, что не сразу ему далось это письмо: после его смерти в его кабинете были найдены клочки бумаги; с большим трудом удалось расположить эти лоскутки так, что из них составилось два черновика, две первоначальных, — к сожалению, неполных, — редакции этого письма. Факсимиле этих черновых было дано в «Русской старине», 1880, июль, стр. 516–521. По этому факсимиле В. И. Сайтов дал свои черновые к № 1105, т. е. якобы к письму от 21 ноября. Не входя в сравнительный анализ черновиков и окончательной редакции письма, отметим основное отличие последней редакции от первоначальных: в черновиках Пушкин развивал тему об отношении Геккерена-старшего к анонимным пасквилям и категорически утверждал его авторство этих писем; в беловом не осталось даже намека на это обстоятельство. Важное отличие, указывающее, по нашему мнению, на то, что полной и решительной, основанной на фактах и могущей быть доказанной уверенности в авторстве Геккерена у Пушкина не было. Переходя к содержанию письма в окончательной редакции, можно отметить, что в нем самом есть указания, не позволяющие относить его к ноябрю 1836 года: упоминание о казарменных каламбурах, которыми потчевал Дантес Наталью Николаевну, заключает, очевидно, намек на каламбур о мозольном операторе, но эта острота могла быть сказана только после женитьбы Дантеса. Самое выражение «Je ne pouvois souffrir qu’il у eut des relations entre ma famille et la vôtre» [Я не мог допустить никаких отношений между нашими семьями.] могло быть употреблено опять-таки только после женитьбы Дантеса.
Нелишне упомянуть здесь об ошибке В. И. Срезневского в его описании «Пушкинской коллекции, принесенной в дар Библиотеке Академии наук А. А. Майковой» («Пушкин и его современники», IV, стр. 35). В этой коллекции находятся клочки письма Пушкина, отнесенные В. И. Срезневским к письму Пушкина к барону Геккерену, а на самом деле предстг вляющие черновик письма к графу А. X. Бенкендорфу от — 21 ноября 1836 года и напечатанные в «Переписке» т. III, стр. 417–418, № 1106.
<Замечание П. Е. Щеголева об ошибке В. И. Срезневского, не совсем точно. Из десяти описанных В. И. Срезневским клочков (одиннадцатый — чистый) пять принадлежат к письму к Геккерену, четыре — к письму к Бенкендорфу и один — к неизвестному. (См. статью Н. В. Измайлова «История текста писем Пушкина к Геккерену» в «Летописях Государственного литературного музея», I, стр. 339.)> (Прим. ред.).
67
«Пушкин и его современники», вып. XI, стр. 48. Внешняя веселость Пушкина бросалась в глаза сторонним наблюдателям. Стоит вспомнить, например, бесподобную сцену в мастерской К. Брюллова 26 января, записанную в дневнике А. Мокрицкого («Современник», 1855, т. CIII, Воспоминания о Брюллове, стр. 165–166). Точно приняв бесповоротное решение покончить с ненавистным делом Дантеса, Пушкин действительно снял с души своей тяжкое бремя. Но по некоторым признакам, которые мы вскоре отметим, надо думать, что внутреннее его состояние было далеко не спокойным и не ровным. Веселость же была результатом не внутреннего спокойствия, а возбуждения, вызванного предпринятым важным решением.
68
«Пушкин и его современники», вып. VI, стр. 50. О дуэльных намерениях Пушкина знала еще, как мы отмечали уже, баронесса Е. Н. Вревская.
69
Таким образом из первых фраз письма Геккерена нельзя извлечь доказательство того, что первый вызов Пушкина был не письменный, а устный. Срвн. выше стр. 368–369.
70
«Русский архив», 1888, II, стр. 310. К этому позднейшему рассказу княгини Вяземской, записанному П. И. Бартеневым, относимся с некоторым недоверием: выходит, будто княгиня ничего не предприняла к предотвращению дуэли только потому, что князь Вяземский вернулся поздно. Но ведь было еще утро и день 27 января. Почему же утром или днем 27 января княгиня не сказала князю?
71
В «Переписке» (Ш. стр. 448, № 1143) напечатан еще один «дуэльный» документ — записочка к К. О. Россету: «Partiemise,je vouspreviendrai» [Дело отложено, я вас предупрежу.]. Мы отказываемся принимать в сооражение при нашем рассказе эту записку ввиду крайней сомнительности источника ее происхождения. Текст ее сообщен в записках А. О. Смирновой («Записки», часть II, СПБ, 1897, стр., 79); оригинал записки, по ее словам, затерялся. Как раз перед текстом письмеца в «Записках» (стр. 78) помещен совершенно вздорный и неверный рассказ о том, как Пушкин провел вечер накануне дуэли у Мещерских, где были в это время Дантес с женой и т. д. Уже одно соседство документа с таким рассказом должно бы внушить решительное недоверие к «тексту» записки.
Не считаем нужным и полезным отмечать представляющиеся нам недостоверными различные сообщения современников о Пушкине накануне дуэли. Все эти рассказы созданы в позднейшее время под впечатлением случившегося. Таков, например, рассказ графа А. Ф. Растопчина о том, как Пушкин за день до поединка обедал у Растопчиных и неоднократно убегал из гостиной мочить себе голову: до того она у него горела («Русский архив», 1905, III, стр. 212). Таков рассказ князя П. П. Вяземского: «25 января Пушкин и молодой Геккерен с женами провели у нас вечер. И Геккерен и обе сестры были спокойны, веселы, принимая участие в общем разговоре. В этот самый день уже было отправлено Пушкиным барону Геккерену оскорбительное письмо. Смотря на Жену, он сказал в тот вечер: «Меня забавляет то, что этот господин забавляет мою жену, не зная, что ожидает его дома. Впрочем, с этим молодым человеком мои счеты кончены». (Князь П. П. Вяземский. Собр. соч., СПБ., 1893, стр. 556). Явно недостоверное сообщение: письмо было отправлено не 25-го; а 26-го и 26-го был бал у графини Разумовской. Посылая письмо старшему Геккерену, Пушкин, конечно, не мог предвидеть, что драться ему придется с младшим и т. д. Столь же недостоверен рассказ Н. М. Коншина о посещении им Душкина в день 27 января 1837 года («Яросл. губ. вед.», 1864, № 17 и 18; перепечатано в «Русском архиве», III, стр. 402–403). А. И. Кирпичников. («Очерки по истории новой русской литературы», т. II. М., 1903, стр. 113) выяснил недостоверность рассказа Коншина и указал психологические основания к возникновению такого свидетельства: «Сознательного искажения, конечно, ни с чьей стороны не было, а здесь действовал закон бессознательного творчества в силу которого мелкие и нехарактерные события исчезают, а крупные сближаются к времени и месту». Не оговариваем и некоторых других подобных же свидетельств.)
72
Н. Гастфрейнд. Товарищи Пушкина по императорскому Царскосельскому лицею. Т. III, СПБ, 1913, стр. 333. Сверх данных, приведенных у Н. Гастфрейнда и в издании «Дуэль Пушкина… Военно-судное дело», о Данзасе см. еще сообщение Е. Праве. Историческая справка по делу инженер-подполковника Данзаса (в газете «Народ», № 886, от 20 июня 1899 г.). Ничего не прибавляют к нашим данным и показания Данзаса, опубликованные В. Протасьевой в статье «Военно-судное дело Данзаса» в журнале «Дела и дни». Пгр., 1, 1920, стр. 402.
73
Заметки Жуковского мы полагаем в основу нашего рассказа о дне дуэли. Они прекрасно дополняют данные, имевшиеся в распоряжении исследователей, но есть один пункт — и довольно важный, — в котором запись Жуковского решительно расходится со свидетельствами современников. Это вопрос о приглашении Данзаса к участию в дуэли. 28 января А. И. Тургенев сообщал А. И. Нефедьевой: «Пушкин встретил на улице Данзаса, повез его к себе на дачу и только там показал ему письмо, писанное к отцу Геккерена; Данзас не мог отказаться быть секундантом» («Пушкин и его современники», VI, стр. 49). 9 февраля князь П. А. Вяземский писал Д. В. Давыдову: «В день дуэли нечаянно напал он на улице на старого товарища лицейского Данзаса, с которым он был всегда отменно дружен; не говоря ему ни слова, посадил в свои сани и повез к д’Аршиаку. Спустя два часа они были уже на месте дуэли» («Русский архив», 1879, II, стр. 249). В письме к великому князю Михаилу Павловичу Вяземский писал иначе: «После отказа Меджениса, в отчаянии, что дело расстроилось. Пушкин вышел 27 утром, наудачу, чтобы поискать кого-нибуть кто бы согласился быть секундантом. Он встретил на улице Данзаса, своего прежнего школьного товарища, а впоследствии друга. Он посадил его к себе в сани, сказав, что везет его к д’Аршиаку, чтобы взять его в свидетели своего об’яснения с ним. Два часа спустя противники находились уже на месте поединка». Жуковский в неизданной части предназначавшегося к оглашению письма к С. Л. Пушкину о смерти его сына утверждал: Утром 27 числа Пушкин, еще не имея секунданта, вышел рано со двора. Встретясь на улице со своим лицейским товарищем, подполковником Данзасом, он посадил его с собою в сани и, не рассказывая ничего, повез к д’Аршиаку. Там, прочитав перед Данзасом собственноручную копию с того письма, которое им было написано к министру Геккерену и которое произвело вызов молодого Геккерена, он оставил Данзаса для условий с д’Аршиаком, а сам возвратился к себе и ждал спокойно развязки» (см. стр. 229). Спустя некоторое время, сообщает дальше Жуковский, Пушкин вышел из дома, «чтоб найти своего секунданта, кажется, в кондитерской лавке Вольфа, дабы оттуда ехать на место; он пришел туда в… часов» (Пустое место, оставленное в рукописи для пометы часа, осталось незаполненным.) Наконец, Данзас в своих показаниях в следственной комиссии из’яснил: «27 генваря в 1-м пополудни встретил его Пушкин на Цепном мосту, что близ Летнего сада, остановил и предложил ему быть свидетелем разговора, который он должен был иметь с виконтом д’Аршиаком; не предугадывая никаких важных последствий, а тем менее дуэли, он сел в его сани и отправился с ним; во время пути он с ним разговаривал о предметах посторонних с совершенным хладно кровием». Изложив происшедший с дАршиаком разговор, Данзас показывал: «Об’яснив все причины неудовольствия, Пушкин встал и сказал г. д’Аршиаку, что он предоставляет ему, как секунданту своему, сговориться с д’Аршиаком, из’явив твердую волю, чтобы дело непременно было кончено того же дня. Г. д’Аршиак спросил его при Пушкине, согласен ли он принять на себя обязанность секунданта. После такого неожиданного предложения со стороны Пушкина, сделанного при секунданте противной стороны, он не мог отказаться от соучастия… По окончании разговора с д’Аршиаком Данзас отправился к Пушкину, который тотчас послал за пистолетами, по словам его, на сей предмет уже купленными: в исходе 4 часа они отправились на место дуэли» («Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккереном, Подлинное военно-судное дело 1837 г.» СПБ, 1900, стр. 99-100). Наконец в позднейшее время со слов Данзаса Аммосов записал следующий его рассказ: «27 января 1837 г. К. К. Данзас, проходя по Пантелеймоновской улице, встретил Пушкина в санях. В этой улице жил тогда К. О. Россет; Пушкин, как полагает Данзас, заезжал сначала к Россету и, не застав последнего дома, поехал уже к нему. Пушкин остановил Данзаса и сказал: «Данзас, я ехал к тебе, садись со мной в сани и поедем во французское посольство, где ты будешь свидетелем одного разговора». Данзане говоря ни слова, сел с ним в сани, и они поехали в Большую Миллионную. Во время пути Пушкин говорил с Данзасом, как будто ничего не бывало, совершенно о посторонних вещах… (У д’Аршиака Пушкин сделал свою декларацию и по окончании ее) Пушкин указал на Данзаса и прибавил: «Voila mon temoin»* [Вот мой свидетель.]. Потом обратился к Данзасу с вопросом: «Consentezvous?»* [Согласны ли вы?] После утвердительного ответа Данзаса Пушкин уехал, предоставив Данзасу условиться с дАршиаком… Условия поединка были составлены на бумаге. С этой роковой бумагой Данзас возвратился к Пушкину. Он застал его дома, одного. Не прочитав даже условий, Пушкин согласился на все… Условясь с Пушкиным сойтись в кондитерской Вольфа, Данзас отправился сделать нужные приготовления. Наняв парные сани, он заехал в оружейный магазин Куракина за пистолетами, которые были уже выбраны Пушкиным заранее; пистолеты эти были совершенно схожи с пистолетами дАршиака. Уложив их в сани, Данзас приехал к Вольфу, где Пушкин уже ожидал его. Было около 4 часов… Пушкин вышел с ним из кондитерской; сели в сани и отправились по направлению Троицкому мосту» (Аммосов, назв. соч., стр. 18–21).
Всеми этими свидетельствами как будто и прочно устанавливается тот факт, что Пушкин рано утром 27 января вышел из дома, встретил на улице Данзаса, повез его к д’Аршиаку, и здесь Данзас вынужден был дать свое согласие быть секундантом Пушкина. Но записи «для себя» Жуковского о дне дуэли заключают категорическое утверждение, что Пушкин в этот день до часу не выходил из дома, что незадолго до его ухода к нему приехал Данзас, что ровно в час он вышел из дома и вернулся домой уже раненым, после дуэли. Несмотря на ряд авторитетных свидетельств, в том числе самого Жуковского и самого Данзаса, мы считаем отвечающим действительности свидетельство, сохранившееся в публикуемой нами записи Жуковского. Документальные даты, которыми мы располагаем, приводят к заключению, что в 10 часов утра Пушкин еще не остановил своего выбора ни на ком и до часу дня, во всяком случае, д’Аршиак не знал, кто будет секундантом. Следовательно, утром-то Пушкин с Данзасом не могли быть у д’Аршиака, а были только после часу.
Умолчание в показаниях Данзаса в следственной комиссии в рассказах современников о посещении Данзасом дома Пушкина и утверждение факта нечаянной встречи с Данзасом на улице об’ясняется, по нашему мнению, следующими соображениями. Данзасу предстоял ответ по суду за участие в дуэли. По закону секунданты «при зачатии драк должны были приятельски искать помирить ссорящихся и ежели того не могут учинить, то немедленно по караулам послать и о таком деле об’явить». («Дуэль Пушкина… Военно-судное дело…», стр. 104). При том об’яснении, которое дал Данзас, ясно было, что Данзас, ежели бы и хотел, то не мог ни отказаться от участия в дуэли, ни помешать ей. Таким образом его вина в значительной степени смягчалась таким об’яснением. Да и в об’яснениях самого Данзаса, наряду с утверждением о случайности встречи с Пушкиным на улице, проскальзывает и заявление о том, что Пушкин остановил свой выбор (именно выбор!) не случайно на Данзасе: «Я не иначе могу пояснить намерения покойного, как тем, что, по известному мне и всем знавшим его коротко высокому благородству души его, он не хотел, возлечь в ответственность по своему собственному делу никого из соотечественников; и только тогда, когда вынужден был к тому противниками, он решился, наконец, искать меня, как товарища и друга с детства, на самоотвержение которого он имел более права считать». («Дуэль Пушкина… Военно-судное дело…». стр. 79).
<К приведенным П. Е. Щеголевым рассказам о случайной встрече с К. К. Данзасом можно присоединить версию, имеющуюся в сводке данных о дуэли Пушкина, составленной гр. М. А. Мусиной-Пушкиной: «27 между 9 1/2 и 10 ч. он пишет д’Аршиаку — потом отправляется к нему без секунданта — д’Аршиак протестует. Пушкин выходит, встречает Данзаса, офицера артиллерии, на Цепном мосту. Он бросается к нему на шею, говоря: «Тебя бог мне послал. Я об тебе думал. Садись в сани». (См. «Пушкин. Временник Пушкинской комиссии», I, стр. 245). > (Прим. ред.).
74
Это последнее письмо хранится в настоящее время в Пушкинском Доме. Факсимиле его дано в «Вестнике Европы», 1887, февраль. Это письмо вместе с томом Корнуэля завернуто была Пушкиным в пакет из толстой сероватой бумаги, на котором Пушкин написал адрес. Эти строки, надо думать, — последние, им писанные. Обложка с этими строками сохранилась и находится в настоящее время также в Пушкинском Доме, куда жертвована В. А. Ляцкою.
<Последним автографом Пушкина является подпись под «реестром» долгов частным лицам, сделанная поэтом 27 января, уже раненым, «рукой, довольно твердою». Об этом писал. А. И. Тургенев брату Николаю Ивановичу 31 января 1837 г. (См. «Пушкин и его современники», в. VI, стр. 62). «Реестр» этот не сохранился.> (Прим. ред.).
75
Излагая историю самого поединка, мы основываемся на свидетельствах очевидцев — Данзаса и д’Аршиака — и ближайших современников — Жуковского и князя Вяземского. Дальнейших ссылок не делаем.
76
По позднейшим воспоминаниям Данзаса, мороза было градусов пятнадцать. В камер-фурьерском же журнале мороз, 27 января утром отмечен в два градуса.
77
Перемену пистолетов д’Аршиак считал делом неправильным и в описание поединка, которое он вручил князю Вяземскому, по этому поводу внес следующие строки: «Так как оружие, бывшее у Пушкина в руке, оказалось покрытым снегом, то он взял другое. Я мог бы сделать возражение, но знак, данный мне бароном Жоржем Геккереном, мне в этом воспрепятствовал». Данзас горячо протестовал против заявления дАршиака. «Я не могу оставить без возражения заключения г. д Аршиака, будто бы он имел право оспаривать обмен пистолета и был удержан в том знаком со стороны г. Геккерена. Обмен пистолета не мог подавать повода во время поединка ни к какому спору. По условию, каждый из противников имел право выстрелить, пистолеты были с пистонами, следовательно осечки быть не могло; снег, забившийся в дуло пистолета А.С., усилил бы только удар выстрела, а не отвратил бы его; какого знака ни со стороны г. д’Аршиака, ни со стороны Геккерена подано не было. Что до меня касается, я почитаю оскорбительным для памяти Пушкина предположение, будто он стрелял в противника своего с преимуществами, на которые не имел права. Еще раз повторяю, что никакого сомнения против правильности обмена пистолета сказано не было; если б оно могло возродиться, то г. д’Аршиак обязан бы был об явить возражение свое и не останавливаться знакам, будто от г. Геккерена поданным; к тому же сей последний не иначе мог бы знать мнение г. д’Аршиака, как тогда, когда бы и оно была выражено словами; но он их не произнес. Я отдаю полную справедливость бодрости духа, показанной во время поединка г. Геккереном, — но решительно опровергаю, чтобы он произвольно подвергнулся опасности, которую бы он мог от себя устранить. Не от него зависело не уклониться от удара своего противника, после того, как он свой нанес» (Военно-судное дело…, стр. 54–55). По поводу этого спора С. А. Панчулидзев пишет: «В данном случае прав д’Аршиак: замена пистолетов, раз они взяты в руки противниками, не допускается. Но Данзас прав, что снег, набившийся в дуло пистолета Пушкина, мог на морозе только усилить «удар выстрела, а не ослабить его». (С. А. Панчулидзев, назв. соч., стр. 84).
78
В рассказе П. В. Анненкова о дуэли встречаются любопытные детали. Не зная их источников, трудно судить о степени их достоверности, но они заслуживают быть отмеченными. «Известно, — пишет Анненков, — радостное восклицание Пушкина при виде упавшего соперника, легко пораженного им в руку… Радость была столько же напрасна, сколько и противна нравственному чувству. Покамест противник садился в сани Пушкина и отправлялся домой, самого Пушкина перенесли в карету, заранее приготовленную семейством его соперника на случай несчастия. Пушкин еще поглядел вслед удаляющегося врага и прибавил: «Мы не все кончили с ним», но уже все было кончено, и другой ряд более возвышенных и более достойных мыслей ожидал умирающего в дому его. Карета медленно подвигалась на Мойку, к Певческому мосту. Раненый чувствовал жгучую боль в левом боку, говорил прерывчатыми (фразами и, мучимый тошнотою, старался преодолеть страдания, возвещавшие близкую неизбежную смерть. Несколько раз принуждены были останавливаться, потому что обмороки следовали часто один за другим и сотрясение пути ослабляло силы больного». (П. В. Анненков. А. С. Пушкин. Материалы для его биографии. СПБ, 1873, стр. 420).
79
<Здесь выпущено двадцать с лишним строк, посвященных указаниям материалов, которые П. Е. Щеголев в примечаниях к письму Жуковского привлек «для суждения об отношении Жуковского к своим источникам и другим современным свидетельствам». > (Прим. ред.).
80
В камер-фурьерском журнале ни посещение Арендта, ни посещение Жуковского не зарегистрированы. Государь вечером 27 января действительно был в Каменном театре вместе с гостившим в то время в Петербурге принцем Карлом Прусским. Из дворца он отбыл в 8 часов 10 минут. Возможно, что существовало в действительности только письмо царя к Арендту, а в этом письме были строки, относящиеся к Пушкину. (См. заметку Ю. Г. Оксмана в книжке «Новые материалы о дуэли и смерти Пушкина». «Атеней», 1924).
81
«Пушкин и его современники», вып. VI, СПБ; 1908. Новые материалы для биографии Пушкина, стр. 47–51.
82
По поздней записи рассказов Данзаса Пушкин приобщался после от’езда Арендта и до его приезда с запиской.
83
Вчера, но ночью; по рассказу Спасского, факт имел место вчера, а по рассказу Жуковского — ночью.
84
«Русский архив», 1888, стр. 297. Срвн. «Русский архив», 1906, III, стр. 619.
85
А в дневнике, сообщив текст записки, Тургенев добавляет всего лишь следующее: «Пушкин сложил руки и благодарил бога, сказав, чтобы Жуковский передал государю благодарность».
86
Так и в том списке, по которому письмо к Булгакову напечатано в «Русской старине», т. XIV (1875 г.), стр. 92–96.
87
Для цифры оставлен пробел.
88
В «Современнике» вслед за подписью под письмом «В. Жуковский» сделано еще следующее добавление: «За телом следовал А. И. Тургенев. Пушкин не раз говорил жене, что желает быть похоронен в Святогорском Успенском монастыре, где недавно положили его мать. Этот монастырь находятся в Псковской губернии в Опочковском уезде» в 4-х верстах от сельца Михайловского, где Пушкин провел несколько лет поэтической жизни своей. 4-го числа в девятом часу вечера тело привезли во Псков, оттуда оно, по надлежащем распоряжении со стороны губернского начальства, и ту же ночь на 5-е число февраля было отправлено через город Остров в Святогорский монастырь, куда привезли его уже к 7-ми часам вечера. — Мертвый мчался к своему последнему жилищу мимо своего опустевшего сельского домика, мимо трех любимых сосен, им недавно воспетых. (Примечание: ото стихотворение помещено в конце книжки, под заглавием: Отрывок). Тело поставили на Святой горе в Соборной Успенской церкви и обслужили с вечера панихиду. Всю ночь рыли могилу подле тон, где покоится его мать. На другой день, на рассвете, по совершении божественной литургии, в последний раз отслужили панихиду, и гроб был опущен в могилу, в присутствии Тургенева и крестьян Пушкина, пришедших из сельца Михайловского отдать последний долг доброму своему помещику. Чудно показалось предстоявшим наречение Библии, сопровождавшее горсть земли, брошенной на Пушкина, «земля еси». Добавление это писано А. И. Тургеневым. Об атом мы узнаем из его дневника.
89
Описание этого собрания сделано M. А. Цявловским в книге «Новые материалы о дуэли и смерти Пушкина» Б. Л. Модзалевского, Ю. Г. Оксмана и M. А. Цявловского Петроград, 1924.
90
К сожалению, не удалось установить, от кого поступил этот экземпляр в лицейский музей. Во время моих работ над первым изданием настоящей книги он мне не был известен.
91
В книге А. С. Полякова «О смерти Пушкина» дано описание обоих экземпляров пасквиля и воспроизведение экземпляра, полученного графом Виельгорским.
92
Вел. кн. Николай МИХАЙЛОВИЧ. Русские портреты.
93
Ach. Gallet de Kultur, «Le tzar Nicolas et la sainte Russie» Paris. 1855, стр. 202–203. Острая и любопытная книжка — при некоторых и немалых неточностях. Автор был секретарем у А. Н Демидова, князя Сан-Донато, посетил Россию. В книге между прочим есть рассказ (стр. 57–61) о том, как Пушкин, по приказанию Александра I, был подвергнут телесному наказанию. Рассказ этот был выброшен автором во втором издании книги, под измененным заглавием «La sainte Russie», 1857. В Государственной публичной библиотеке имеется экземпляр, принадлежавший С. П. Полторацкому, с его рукописной заметкой об этой книге.
94
С этой Урусовой связывали мадригал Пушкина 1827 года: «Не веровал я троице доныне».
95
Е М. Бутурлина, урожд. Комбурлей, — «красавица», создавшая карьеру своему мужу Д П. Бутурлину. Род. в 1805, ум. в 1859 г.
96
Николаевская эпоха». Воспоминания французского путешественника маркиза де Кюстина. С приложением дневника А. О. Смирновой (1845). М. 1910, стр. 141.
97
Немногочисленные данные об увлечении Николая Н. Н. Пушкиной собраны М. А. Цявловским в книге «Рассказы о Пушкине, записанные П. И. Бартеневым», Москва, 1925, гр. 117–120. Здесь указана и соответствующая литература.
98
Назв. книга, стр. 45. Нужно отметить, что Бартенев, записывая рассказ Нащокина для себя в свою тетрадь, побоялся писать «царь», а поставил три звездочки. Нечего и говорить о том, что в печать сведения о женолюбии Николая и его ухаживании за Пушкиной не могли проникнуть.
99
<«Реконструированный Н. В. Измайловым текст соответствующего места в переводе читается: «Дуэли мне уже недостаточно теперь — о, нет, и каков бы ни был ее исход, я не почту (?) себя достаточно отмщенным ни позором (?), который (?) испытает (?) от нее ваш сын, ни письмом, которое имею честь вам писать и копию с которого я сохраняю для моего личного употребления. Я хочу, чтобы вы дали себе труд самому найти основания, которые были бы достаточны, чтобы побудить меня не плюнуть вам в лицо и уничтожить самый след этого подлого дела, из которого мне будет легко составить прекрасную главу в истории рогоносцев». (См. «Летописи Государственного литературного музея», I, стр. 349). > (Прим. ред.).
100
См. «Николаевская эпоха», назв. соч., упоминание о С. И. Борх в дневнике А. О. Смирновой, стр. 140, а также упоминание и в фальшивых «Записках А. О. Смирновой», СПБ 1894, ч. I, стр. 36; 1897, ч. II, стр. 21–22.
101
Остафьевский архив князей Вяземских, СПБ 1899, т. III, стр. 229. Не заключается ли в сообщении, подчеркивающем радость графа Лаваля, сбывающего свою дочь, фрейлину двора, какого-либо указания на затруднения интимного характера при выдаче дочери замуж?
102
Граф Нессельроде находился в теснейших дружественных отношениях с австрийским посланником в Петербурге графом Лебцельтерном, женатым на другой дочери графа Лаваля — Зинаиде Ивановне. Третья дочь — Екатерина — была за мужем за кн. С. П. Трубецким, неудачным диктатором 14 декабря 1825 года. О близости и даже о родстве Нессельроде с Лебцельтерном говорит кн. П. В. Долгоруков в «Листке». (1864, 23 июля, стр. 164) и в «Будущности» (1860, № 3–4, стр. 23).
103
Несколько строк дальнейшего текста, относящегося к послужному списку Голынского, редакцией опущено.
104
Привожу запись Лонгинова:
«Покойная графиня А. К. Воронцова-Дашкова встретила в это время Пушкина и Данзаса, едущих, на острова. Она догадалась о причине этой поездки, искала кого-нибудь, чтобы помешать делу, и, не найдя к тому возможности, приехал домой в отчаянии. Она знала, что было уже поздно, и повторяла печально: «вы увидите, что с Пушкиным случилось большое несчастье».
105
Под № 14 — переписанный рукою Лонгинова пасквиль.
106
Указанием записи Лонгинова в книжке Аммосова я обязан П. Е. Рейнботу.
107
<Имеется в виду напечатанный П. Е. Щеголевым в его книге и в настоящем издании опущенный «Рассказ об отношениях Пушкина к Дантесу» кн. А. В Трубецкого».>(Прим. ред.).
108
Речь идет именно о чете — Иосиф и Любовь Борх. Из формулярного списка видно, что в июне 1837 года Иосиф Борх получил отпуск к минеральным водам.
109
Гос. публ. библиотека, бумаги В. Ф. Одоевского, сборник № 15. Как тут не вспомнить слова П. И. Бартенева: «Высокая и в высшей степени примечательная личность этого человека почти неизвестна в русской литературе… Пушкин высоко ценил и любил великого князя». «Русский архив», 1873, т. I, 0424–0425.
110
Memoires d’un royal’ste par le comte de Falioux. Paris, 1888, т. I, p. 186–187 и 134–137. Выдержки из воспоминаний — специально о русском дворе и Петербурге — приведены в брошюре Н. И. Радцига «Россия Николая I по мемуарам Фаллу». Ярославль, 1926. Рассказ Фаллу, по свидетельству Метмана, совпадает с рассказом о дуэли Дантеса. < П. Е. Щеголев имеет я виду «Биографический очерк Жоржа Дантеса», составленный Метманом, напечатанный в книге Щеголева и в настоящем издании опущенный. > (Прим. ред.).
Это совпадение убедительно говорит за эту версию.
111
См. выше.
112
См. выше.
113
< Уже после того, как вышло в свет третье издание исследования П. Е. Щеголева «Дуэль и смерть Пушкина», П. Е. Щеголевым была обнаружена в камер-фурьерском журнале под 23 ноября 1836 г. такая запись: «10 мин. 2-го часа его величество один в санях выезд имел прогуливаться по городу и возвратился в 3 часа во дворец. По возвращении его величество принимал генерал-ад’ютанта графа Бенкендорфа и камер-юнкера Пушкина». Эта аудиенция в неурочное время стояла, конечно, в непосредственной связи с письмом Пушкина от 21 ноября. Таким образом последнее было адресовано несомненно к Бенкендорфу и имело целые известить царя о получении пасквильного диплома, дискредитировав этим Геккерена. Смысл диплома был, конечно, ясен Николаю, взявшему слово с Пушкина не предпринимать никаких действии по отношению к Геккереку, не известив о том царя. О последнем и слышал от кн. П. А. и В. Ф. Вяземских Бартенев, писавший, что «государь, встретив где-то Пушкина, взял с него слово, что, если история возобновится, он не приступит к развязке, не дав знать ему наперед» (см. стр. 376 настоящей книги). О записи в камер-фурьерском журнале см. П. Е. Щеголев «Из жизни и творчества Пушкина». Изд. 3-е, 1931, стр. 140–149. > (Прим. ред.).
114
Уместно сопоставить со словами Долгорукова свидетельство Ф. Ф. Вигеля: «Из разных сведений, необходимых для хорошего дипломата, усовершенствовал Нессельроде себя только по одной части: познаниями в попаренном искусстве доходил он до изящества. Вот чем умел он тронуть сердце первого гастронома в Петербурге, министра финансов Гурьева. Зрелая же, немного перезрелая дочь его Марья Дмитриевна, как сочный плод, висела гордо и печально на родимом дереве и беспрепятственно дала Нессельроде сорвать себя с нею. Золото с нею на него посыпалось: золото, которое для таких людей, как он, то же, что магнит для железа». (Записки Ф. Ф. Вигеля, ч. V. М. 1892. стр. 61–62). Колоритный рассказ о Гурьеве находим у того же Долгорукова и его «Листке» (1863 г., ноября 24 № 15, стр. 119) — хороший комментарий к строчке на Гурьева в приписываемой Пушкину эпиграмме «Встарь Голицын мудрость весил. Гурьев грабил весь народ»… «Этот сановник, своим взяточничеством и грабительством своим изумлявший даже самый русский чиновничий мир, умел, посредством происков своих и интриг жены своей, величайшей пройдохи своего времени (достойной маменьки графини Марии Дмитриевны Нессельроде) распорядиться таким образом, что назначенный по увольнении Дм. Прокоф. Трощинского и 1806 году министром уделов, он успел выхлопотать себе в 1809 году министерство финансов с сохранением в руках своих и уделов. В то время должность государственного казначея была отдельною от министерства финансов, но по прошествии нескольких месяцев Гурьев успел 1 января 1810 года примежевать к финансам государственное казначейство, а в 1814 году примежевал и министерство коммерции. Когда в субботу на страстной неделе 1823 года, министром финансов назначен был Панкрин, то в Петербурге на следующий день говорили, поздравил друг друга: Христос воскрес, Гурьев исчез»!
115
Любопытный рассказ о взяточничестве М. Д Нессельроде — у того же Долгорукова («Листок», 1863, № от 4 августа 1862, стр. 80, примечание): «После помолвки своей Шувалов (жених дочери Александра I от Нарышкиной), числившийся по министерству иностранных дел, пожалован был камергером по официальному представлению графа Нессельроде; император Александр Павлович, со дня помолвки уже обходившийся с Шуваловым, как с будущим зятем, улыбаясь, спросил у него: сколько он подарил графине Нессельроде? Этот анекдот рассказывала мне княгиня Екатерина Александровна Долгорукова, жена князя Ильи Андреевича и сестра Софьи Александровны Шуваловой». Сведения о чете Нессельроде рассеяны в изданиях П. В. Долгорукова — «Будущность», 1860, стр. 6, 22, 23; «Листок», 1863–1864, стр. 95, 119, 159, 164.
116
«Красный архив», т. X. 1925 г., стр. 261–285. Письма М. Д. Нессельроде, охватывающие период 1820–1849 годов, к матери, брату, жене брата, были представлены Александру II; для царя были сделаны извлечения любопытных мест из всей переписки. И письма, и выборки, хранившиеся ранее в Государственном архиве, ныне хранятся в Московском историческом архиве. Я просмотрел перечень содержания всех писем и выборку и не нашел ничего, относящегося до Пушкина и до его дуальной истории. За период 1836–1837 годов писем нет. <Весьма возможно, что письма за 1836–1837 гг. были из’яты. > (Прим. Ред.).
117
А. С. Поляков, впервые напечатавший это письмо, почему-то полагает: первое — письмо должно защитить Геккерена от обвинений в составлении пасквиля; второе — оно было представлено Геккереном в целях самооправдания. Защитный смысл письма Поляков вывел, главным образом, из факта представления этого письма Геккереном по начальству, но как раз этот факт и не доказан, а только предположен. Мало ли какими путями III отделение могло добыть это письмо, — на то оно и III отделение! Согласимся, что письмо попало сюда помимо воли Геккерена, и тогда, перечитав его, мы не будем иметь ни права, ни возможности вывести из его содержания доказательства непричастности Геккерена к делу пасквилей. Письмо, на наш взгляд, писана после первого вызова, когда Дантес находился на дежурстве нельзя допустить, что оно писано после дуэли, когда Дантес был под арестом и когда m-me de N. и la comtesse Sophie В. вряд ли согласилась бы навещать его на гауптвахте. Геккерен в письме дает; подробное описание внешности пасквиля как будто для того, чтобы Дантес мог отличить этот пасквиль от какого-либо иного. Может быть, в руки Пушкина попал иной пасквиль!
<Как указал Б. В. Казанский (в статьях «Гибель Пушкина» — «Звезда» 1928, № 1, стр. 117 и «Разработка биографии Пушкина» — «Литературное наследство» № 16–18, стр. 1141), записка Геккерена к Дантесу написана после смерти Пушкина, когда Дантес сидел под арестом на гауптвахте. Содержание записки остается непонятным. Все об’яснения Полякова, Щеголева и Казанского по меньшей мере недостаточны. > (Прим. Ред.).
118
Кн. П. П. Вяземский, назв. соч., стр. 562. Надо думать, что о чете Нессельроде говорит конспиративно Геккерен в письме к Дантесу после его высылки. «Муж и жена относятся к нам безукоризненно, ухаживают за нами, как родные, даже больше того — как друзья».
119
«Московский пушкинист». I. М. 1927, стр. 67. «C’est Nesselrode» скорее указывает на графа Нессельроде. Досадная описка: согласимся с В. Гольцевым, что имеется в виду не граф, а графиня.
120
Канкрин 21 ноября ответил, что для удовлетворения просьбы Пушкина надо испрашивать высочайшее повеление. Пушкин более не обращался по этому поводу.
121
Отметим, что в этом кратком изложении истории дуэли Николай говорит очень много о невинности Натальи Николаевны. Любопытно и то, что Николай писал свое письмо, как будто имея перед своими глазами письмо Пушкина к Геккерену от 26 января. «Вы говорили, что он умирает от любви к ней, вы ей бормотали «отдайте мне моего сына» — в письме Пушкина; «Уговаривал жену его отдаться Дантесу, который будто к ней умирал любовью» — в письме Николая.
122
Перемена в отношениях царя к посланнику повлекла за бой и охлаждение к последнему высшего общества: барон Геккерен, по сообщению Гогенлое-Кирхберга, сделал все, чтобы навлечь на себя всеобщее неудовольствие, и многие лица, в былые времена отличавшие посланника, принуждены в настоящее время сожалеть об этом.
123
Новое толкование пасквиля в печати впервые было заявлено мной в очерке «Смерть Пушкина» в номере журнала «Огонек», посвященном Пушкинскому дню, № 7 (203), 13 февраля 1927 года. К одинаковому со мной мнению одновременно, но независимо от моих изысканий, пришел и П. Е. Рейнбот; его взгляд прокламировал и поддерживал М. А. Цявловский в своем докладе на Пушкинском вечере в феврале месяце 1927 г. в день годовщины смерти, в Москве.
124
А. И. Тургенев ноябрь 1836 года проводил в Москве, в Петербург он приехал только 25 ноября, но в Москве он уже слышал об анонимных письмах. В письме к брату после смерти Пушкина он дал такое определение диплому: «в анонимном письме говорили, что он после Нарышкина первый рогоносец». Очевидно, Н. И. Тургенев должен был понять значение термина «первый после Нарышкина рогоносец». («Пушкин и его современники», вып. VI, стр. 59.).
125
В дальнейшем изложении я совершенно не останавливают на выяснении прикосновенности графа С. С. Уварова к составлению и распространению пасквиля — в уверенности, что П. Е. Рейнбот напечатает читанный им 28 июля 1927 года в собрании Пушкинского Дома доклад на тему: «Дуэль Пушкина (Идалия Григорьевна Полетика, Варфоломей Филиппович Боголюбов, Сергей Семенович Уваров)». Уваров, конечно, мог сочувствовать и покровительствовать распространению пасквилей, поражающих честь своего врага Пушкина.
126
«Русский архив», 1888, II, стр. 312. Граф Л. С. - конечно Лев Соллогуб, брат Владимира.
127
О князе И. С. Гагарине см. биографическую статью Пирлинга в «Русском биографическом словаре»; о князе П. В. Долгорукове см. статьи М. К. Лемке «Князь П. В. Долгоруков в России» («Былое», 1907, февраль, и в его книге «Николаевские жандармы и литература 1826–1955 годов». СПБ, 1908) и «Князь П. В. Долгоруков-эмигрант» (там же, март) и статью Б. Л. Модзалевского в книге «Новые материалы…», стр. 13–48.)
128
В русской журналистике, кажется, один лишь М. Н. Лонгинов не только отнесся с недоверчивостью к рассказу Аммосова, но высказал ему порицание за пред’явление подобного обвинения без всяких доказательств. (См. отзыв М. Н. Лонгинова о книжке Аммосова в «Современных известиях», 1863, № 18, стр. 12).
129
Строки, напечатанные разрядкой (курсивом), цензурой были исключены.
130
Конечно, Клементий Осипович Россет.
131
Князь Пётр Владимирович Долгоруков. В «Адресной книге на 1837 год» Карла Нистрема жительство кн. Гагарина показано в Галерной улице, дом 34, а жительство Долгорукова — в Большой Миллионной, дом 20.
132
Кн. Анастасия Симоновна Долгорукова, умерла 7 апреля 1827 года.
133
Тетка Долгорукова, кн. Марья Петровна, замужем за Н П. Римским-Корсаковым, умерла в 1849 году.
134
Граф Дмитрий Карлович Нессельроде, сын министра.
135
Бартенев относит с вопросом инициал к Лермонтову.
136
Aлександр Иванович Тургенев.
137
«Иезуит Гагарин в деле Пушкина» — «Исторический вестник», 1886, август, стр. 269–273.
138
Сообщение графа С. Д. Шереметева в «Русском архиве», 1901, III, стр. 255.
139
Новые материалы о дуэли и смерти Пушкина» стр. 13–49.
140
< «Протокол графической экспертизы почерка», произведенной А. А. Сальковым, напечатан П. Е. Щеголевым в третьем издании его книги, где факсимильно воспроизведены документы, исследованные Сальковым. > (Прим. ред.).
141
Со слов Н. В. Минина; ему рассказывал отец, чернский предводитель дворянства.
142
Надо сопоставить и свидетельство графа M. Д. Бутурлина «о непочтительной фамилиарности, с каковою обходились с Долгоруковым иные молодые люди и на которую он как бы не обращал внимания» — «Русский архив», 1901, т. III стр. 410.
143
Эти слова и в оригинале написаны по-русски.
144
М. К. Лемке. Николаевские жандармы и литература. СПБ. 1908, стр. 540 и 544.
145
О роде Пушкиных в этой книге Долгоруков сообщает (стр. 76): «Дом Пушкиных дал много бояр в 1 7 веке, а в 19-м он дал поэта, самого национального, какой когда-либо был в России — знаменитого Пушкина, имя которого составит эпоху в русской литературе». Перечень положительных упоминаний о Пушкине в «Memoires» Долгорукова дан Б. Л. Модзалевским в названной статье, стр. 39–40, прим.
146
Процесс Воронцова-Долгорукова породил обширную литературу, перечисленную в статье M. К. Лемке («Былое» 1907, III, стр. 173) и Б. Л. Модзалевского («Новые материалы…», назв. соч., стр. 18). Я пользуюсь изданием «Procdu prince Woronzow сontre le prince Pierre Dolgoroukow» Leipzig, 1862, и выдержкой из него «Дело кн. М. С. Воронцова против князя Долгорукова и против журнала «Courrier du Dimanche», Москва 1862.
147
Герцен, т. XV, стр. 51–52. Тургенев отзывался о Долгорукове весьма резко. Так, в письме к М. А. Марко-Вовчок от 31 августа 1862 года из Берлина: «к сожалению, он (неизвестный, встретившийся в Бадене) глуп, как… как кн. П. В. Долгоруков. Сильнее сравнения я не знаю». «Минувшие годы», 1908, № 8, стр. 96.
148
Данзас, служивший на Кавказе, имел отпуск в 1840 году с 20 января на 4 месяца, просрочил его и возвратился 1 декабря 1840 года. (См. Н. Гастфрейнд. Товарищи Пушкина по лицею, т. III, СПБ., 1813, стр. 332).
149
«Русский архив», 1872, стр. 204. К ссылке Долгорукова на родственников Пушкина добавим еще свидетельство дочери Пушкина графини Н. А. Меренберг о том, что мать ее, Наталья Николаевна, считала авторами подметных писем Долгорукова в первую очередь, а Гагарина во вторую. (См. «Новые материалы о дуэли Пушкина», назв. соч. стр. 128–129.)
150
Госуд. публ. библиотека. Бумаги В. Ф. Одоевского, сборник № 15, журнал 1859–1864 годов.
151
Три страницы по III изданию книги П. Е. Щеголева, посвященные процессу П. В. Долгорукова с кн. Воройцовым (слушался во Франции в 1852 г.), редакцией опущены.
152
За границей неприятели Долгорукова выпустили литографию, на которой князь был изображен в больничной шапочке с ослиными ушами и с орденом Полосатого Осла. Литография имеется в собрании Пушкинского Дома. Воспроизведена в журнале «Огонек» (№ 42, 16 октября 1927) при моей статье «Кто писал анонимные письма Пушкину?».
153
Об этой удивительной затее — в книжке Р. М. Кантора погоне «В погоне за Нечаевым».
154
Воспоминания Н. А. Тучковой-Огаревой, 1903, стр. 164.