Решив не спорить, я подхожу к очагу и осматриваю лежащие в нем угли. Сбоку от горна имеется приличный запас, которого хватит на несколько месяцев работы. Отыскав огниво, я бездумно начинаю разжигать горн, а вскоре уже раздуваю в нем пламя.
На несколько восхитительных мгновений я забываю, где я и с кем. Тишину нарушают лишь тяжелые вздохи кузнечных мехов и треск огня, отблески которого окрашивают все вокруг знакомым оранжевым цветом. Лязгает металл – это я раскладываю инструменты в нужном мне порядке. Сердце переполняет восторг. Я на своем месте.
Только здесь у меня есть сила, и я могу выразить себя в своей работе. В Охотничьей деревне я – ценный приз, олицетворяющий поколения тех, кто создавал средства для борьбы с вампами. А в кузнице я – творец, и у меня есть могущество.
Однако я быстро прихожу в себя. Реальность обрушивается на меня вместе со словами Рувана:
– Ты… держишься здесь довольно уверенно. – В его голосе слышится недоверие.
Чуть помедлив, я вновь берусь за приготовления. Да, наверное, охотник вел бы себя иначе. Но, отбросив сомнения, я быстро выдаю полуправду, стараясь говорить как можно убедительнее, чтобы мне поверили.
– Я провела много времени в кузнице, пока ковали оружие. – Я бросаю на него взгляд, силясь понять, сможет ли он уловить скрытый в моих словах смысл. По лицу Рувана ничего нельзя прочесть, но я не чувствую его сомнений. Насколько мне известно, в крепость не проникал никто из вампов, так что ему вряд ли доподлинно известно, что творится внутри и как все устроено в Охотничьей деревне. – Конечно, кузнец у нас есть, – пытаюсь уколоть его, но Руван никак не реагирует. Повисшая тишина действует на нервы, и я начинаю говорить немного быстрее: – В кузнице всегда тепло. И светло даже в самую темную ночь. Полностью огонь никогда не гаснет, потому что горит слишком жарко, и угли не успевают дотлеть до конца, прежде чем их раздувают снова. Это место силы, созидания и жизни, где мужчины и женщины собираются вместе и рассказывают истории. Или сплетничают, ожидая, пока им починят инструменты. Кузница – настоящее сердце селения.
Сложив руки на груди, Руван прислоняется к столу и обводит меня с ног до головы пристальным взглядом, оценивая мои слова. Возможно, ищет в них ложь, однако… не похоже, что он во мне сомневается. Напротив, в его глазах читается некая скрытая мягкость, которая только еще сильнее настораживает, ведь в вампах нет и никогда не было ничего мягкого. Однако я тут же вспоминаю, как он невольно коснулся моего пальца. И как смотрел на меня в верхней оружейной, молчаливо умоляя взглянуть на происходящее его глазами.
Я тереблю кольцо на мизинце.
– Ты не такая, как я ожидал от охотника.
– А чего ты ждал? – фыркаю я. – Что я попытаюсь тебя убить?
– А ты разве не пыталась? Боги, в тебе бушевало столько магии, что ты вполне бы могла со мной справиться, – хмыкает он, словно сейчас находит это забавным.
У меня же все внутри сжимается. Убить повелителя вампов. Дрю много тренировался, и если бы не отдал эликсир мне, то, возможно, и вправду сумел бы прикончить Рувана. Раз уж я смогла за себя постоять, то у брата имелся реальный шанс победить.
Неужели, отдав мне эликсир, Дрю тем самым обрек на гибель Охотничью деревню и все человечество? Может, в противном случае, эта война наконец-то бы закончилась? Ну или деревенские охотники расправились бы с повелителем вампов через пятьсот лет, во время следующей кровавой луны. Вот только… мне не следовало забывать, кто я, и выходить за пределы деревни. Моя участь была предрешена с рождения, и оставалось только смириться. Теперь же деревня лишилась девы-кузнеца, и последствия этого трудно представить.
«Я должна вернуться домой», – настойчиво твердит внутренний голос.
«Сперва убей повелителя вампов», – возражает другой.
Если Руван останется жить, меня в Охотничьей деревне не ждет ничего хорошего. Сомнения рвут на части, вызывая головную боль.
– В чем дело? – спрашивает Руван, заметив, что я замерла.
– Ни в чем, – качаю головой.
– Нет, ты…
– Куда положить? – громко спрашивает Вентос, даже не подозревая, что спас меня от мучительных мыслей.
Он несет в руках большую охапку оружия, завернутого в плотную холстину, чтобы серебряные лезвия не касались плоти.
– Ты что творишь? – восклицает Руван, должно быть, как и я, поняв, чем сейчас рискует Вентос. Подбежав к соратнику, начинает осторожно, одно за другим, перекладывать оружие на стол, осторожно подхватывая его за обернутые кожей рукояти.
– Я сделал, что вы просили. Принес оружие.
– Ну не так же! – Руван со вздохом потирает переносицу. – Я думал, чтобы обезопасить себя, ты совершишь несколько ходок. А если бы ты порезался?
– Лишь слабаки ходят туда-сюда несколько раз, – усмехается Вентос.
– Но это серебро.
– Я могу с ним справиться, – выпячивает грудь здоровяк.
Отвлекшись от приготовлений к началу работы, я наблюдаю за этой картиной и не могу сдержать смешок.
– Неужели человек надо мной смеется? – Вентос разрывается между гневом и потрясением.
– Ну что ты, я ни за что не стала бы смеяться над страшным вампом, – закатываю я глаза.
Руван, явно заметив, весело хмыкает.
– И вы туда же, милорд? Вы ранили меня острее, чем серебряный клинок.
– Если бы мои слова были серебряными лезвиями, ты бы давно умер.
Руван прислоняется к наковальне. Отблески огня оранжевыми полосами очерчивают резкие линии его челюсти. Кажется, будто он светится изнутри, словно кусок раскаленного железа. Оторвавшись от его украденного лица, я подхожу к оружию, которое принес Вентос, но как только тянусь за мечом, мне на руку ложится массивная ладонь.
– Ты всерьез хочешь его улучшить?
– Отпусти, – прошу я, поднимая глаза на Вентоса.
– Ответь мне.
– Да, – цежу я сквозь стиснутые зубы. – Заточу поострее, чтобы отрезать тебе руку, если ты ее сейчас не уберешь.
Вентос отпускает меня. Одарив его хмурым взглядом, я подхватываю меч, возвращаюсь к горну и погружаю его в угли. Клинок в ужасном состоянии, лезвие искривилось относительно рукояти. Прежде чем нести его на шлифовальный круг, нужно сперва подправить форму.
– Я тебе не доверяю, – бросает Вентос мне в спину. Он явно горит желанием подраться, и мне отчасти хочется, наплевав на здравый смысл, дать ему отпор, хотя из-за кровной клятвы Рувану все равно ничего не получится.
– А я не доверяю никому из вас.
– Вот и отлично. В конце концов, в ночь кровавой луны мы убили десятки таких, как ты.
– Перестаньте! – велит Руван, но мы не обращаем на него внимания.
Вентос меня слишком сильно задел, и я уже не слышу голоса разума. Перед глазами опускается пелена, красная, как кровь моего брата. Я резко разворачиваюсь на месте, крепко, до побелевших костяшек пальцев, сжимая в руке рукоять меча.
– Скольких ты убил?
– Очень многих. – Вентос самодовольно откидывает голову назад. – А мы все выжили.
Я вспоминаю пустые кожаные доспехи в верхней оружейной.
– В чем смысл всего этого? Почему вы охотитесь на нас?
– Чтобы выжить.
– Но мы не должны умирать, чтобы вы могли жить! – Мой голос эхом отражается от камня и металла.
– Тогда в наказание за все, что вы нам сделали.
– Я сказал хватит! – Руван встает между нами. – Прекратите оба!
Вентос игнорирует его.
– Надеюсь, вы лишились кого-нибудь важного. Значимого для вашей проклятой гильдии или для тебя лично. Пусть вам будет больно, и вы все истечете кровью! И почувствуете хоть частицу страданий, которые причинили нашему народу.
Вентос медленно приближается ко мне. Даже несмотря на то, что Руван все еще стоит между нами, этот похожий на гору мужчина почти нависает надо мной, отравляя окружающий воздух ненавистью, которая уже пустила корни у меня внутри.
– Не волнуйся, я знаю, что такое боль. Я ощущала ее всю свою жизнь, – заверяю Вентоса. В моем голосе больше льда, чем на окружающих нас горных вершинах.
– Все ваши страдания ничто по сравнению с тем, что ежедневно приходится выносить нам. И даже если ты проживешь в мучениях сотню жизней, то все равно не сможешь искупить вину за эту долгую ночь.
– Вентос, перестань! Ты ничем не поможешь, если настроишь ее против нас.
– Я с самого начала не желал ее помощи! – Вентос пронзает повелителя свирепым взглядом. – Когда вы навязали нам это соглашение, то хоть на миг задумались о наших чувствах? Или они вас не волновали?
– Я делаю все необходимое, чтобы спасти наш народ. – В словах Рувана сквозит отчаяние.
– Но охотник вам в этом не поможет! – Вентос хлопает ладонью по столу, и оружие отзывается звоном.
– Я пойду на все, чтобы спасти вампиров и покончить с этой долгой ночью.
– Вы идиот! – шипит Вентос.
– Пусть так, но это мой выбор. Хотя я предпочитаю считать себя идеалистом, а не идиотом. – Руван расправляет плечи. Несмотря на то, что он на добрую голову ниже Вентоса, в его позе сквозит такое величие, словно он по меньшей мере вдвое выше. Такое впечатление, что повелитель вампов заполняет собой всю комнату, затмевая всех прочих. – Мне и только мне надлежит решать, как мы будем действовать, пока бодрствуем. Так постановил совет перед началом долгой ночи.
– Тогда провал всех начинаний и окончательная гибель нашего народа будет исключительно на вашей совести, – бросает Вентос, не сводя с Рувана хмурого взгляда.
– Я знал об этом задолго до того, как дал клятву охотнику. С того самого момента, как проснулся и увидел, какое жестокое будущее нас ждет. – Руван роняет слова, словно камни, и я постепенно начинаю ощущать всю тяжесть, что он носит внутри. Я и прежде ловила отголоски его скорби, но не понимала ее в полной мере. – Я готов взять на себя ответственность за свой выбор и за все, что с ним связано. Хотя я все же надеюсь, что мы сумеем положить конец долгой ночи.
Вентос подается вперед, словно собираясь продолжить, но в конце концов отстраняется и, пробормотав что-то об «академии», вылетает из комнаты.