а исчезнет, но пока, похоже, ее действие даже не ослабевает. Да и в любом случае я знаю, где взять еще.
Перевожу взгляд на Рувана. Он устал и вымотался не меньше всех нас и все же отчего-то смотрится еще более красивым, чем прежде. Даже несмотря на грязь, которая немного приглушает невыносимое совершенство и делает его более похожим… на человека. Теперь он уже не напоминает некое божественное создание, скорее обычного мужчину, которого могут коснуться руки смертного.
– Вот. – Руван протягивает Уинни большую связку ключей, до сих пор висевшую у него на поясе, и она отпирает одну из многочисленных дверей, мимо которых мы проходим. За ней скрывается лестница.
Уинни взбирается наверх и оттуда сообщает:
– Все чисто.
– Потрясающе, – с облегчением вздыхает Лавенция и по знаку Рувана поднимается следом.
– Теперь ты, – кивает он мне.
И я шагаю вверх по ступенькам, мысленно благодаря долгие годы работы в кузнице. Если бы я постоянно не таскала железные и стальные заготовки, то после сегодняшнего напряженного дня ни за что не сумела бы вскарабкаться по ступенькам.
Пресловутый чердак больше похож на мансарду. Крыша покоится на деревянных балках. Внизу под нами еще одна большая комната. Сквозь отверстие в крыше проникает свет сгущающихся сумерек, и после долгих часов, проведенных почти в полной темноте, он болезненно режет глаза.
Руван поднимается последним, предварительно закрыв за нами нижнюю дверь.
– Вы уже давно охотитесь на этих тварей, верно? А до вас с ними бились другие вампы? – наконец спрашиваю я, чтобы подтвердить прежние подозрения. – И почему здесь до сих пор столько поддавшихся?
– Потому что пропал целый мир, – стонет Лавенция, усаживаясь на одну из опор деревянного потолка. Несмотря на возраст, дерево еще неплохо держится, особенно учитывая, что крыша над головой уже прогнулась в нескольких местах.
– Прежде чем нас погрузили в сон, жертвами проклятия успело стать бесчисленное множество вампиров. – Руван убирает серпы в ножны.
– Всегда забываю, сколько времени уже прошло, – вздыхает Уинни. – Такое ощущение, что все случилось только вчера.
– Для нас практически так и было, – мрачно произносит Вентос. – Вчера… и год назад.
– Мы потеряли такой мир… и проснулись вот в этом, – печально вздыхает Лавенция.
– Поэтому я ненавижу бывать в нижнем городе и в старом замке. – Уинни садится рядом с Лавенцией и кладет голову ей на плечо. – Подумать только, когда-то мне это нравилось.
– Да уж, сейчас приятного мало, – соглашается Вентос.
Я краем уха прислушиваюсь к их разговору. Приближаясь к отверстию в крыше, стараюсь опираться на балки перекрытий, а не настеленные между ними прогнившие доски. В серых сумерках серебристыми пятнами падает снег. Отсюда видно другие крылья замка, спрятанные среди окружающих долину горных пиков.
«Насколько же огромно это место?»
Ко мне подходит Руван. Вполне ожидаемо. Я слышала, как скрипели половицы под его весом.
– Здесь никто не жил тысячи лет. Ну, я имею в виду разумных существ. – Гул голосов позади нас стихает. Теперь Уинни, Лавенция и Вентос едва слышно о чем-то переговариваются между собой. – Судя по записям, которые остались от прошлых повелителей со времен Джонтана, мы, похоже, первые почти за тысячу лет, кто увидел этот участок замка.
– Как такое возможно? Разве это не твой замок?
Во мне начинает разгораться любопытство. Возможно, на меня так повлияло его спокойное поведение. Или между нами начало зарождаться что-то вроде доверия? Неохотное, нежданное и не слишком желанное… но упорно прорастающее, словно сорняки между булыжниками мостовой.
– Теперь это ничей замок, – мрачно возражает он.
– Но ты же повелитель вампов.
– Вампиров. И именно, что повелитель, а не король. – Он смотрит на обледенелые крыши и шпили. – Я всего лишь пресловутый служитель, наблюдатель и защитник. Мне надлежит охранять замок и присматривать за спящими, пытаясь внести посильный вклад в снятие проклятия.
– Не слишком-то легкая работа, – бормочу я.
Интересно, как справлялся с такими обязанностями Давос? Дрю всегда объяснял его недружелюбие тем, что успел повидать за свою жизнь главный охотник. Хотя, возможно, отчасти на характер Давоса влияло напряжение из-за того, что ему приходилось приглядывать в Охотничьей деревне буквально за всем.
– Так и есть.
– Значит, из-за проклятия все обитатели замка превратились в монстров?
Чем дольше я здесь нахожусь, тем сильнее давит на меня это место. Оно пропитано глубокой скорбью, схожей с горькой одинокой пустотой, поселившейся в моей душе после смерти отца. Этот замок очень многое потерял.
– И не только, – хмуро отвечает Руван. – Три тысячелетия назад, вскоре после окончания великих магических войн, проклятие наложили на весь наш народ. Оно походило на медленно распространяющийся яд магической природы. Его не смог избежать ни один вампир. Пока мы бодрствуем, проклятие постепенно превращает нас в монстров, с которыми мы сегодня сражались.
– И оно становится сильнее по мере того, как мы продвигаемся вглубь замка и приближаемся к его источнику?
– К счастью, нет, – качает головой Руван. – По большей части проклятие действует одинаково на всех вампиров. Оно наложено на нашу кровь с помощью магии, с которой людям никогда не следовало связываться. Проклятия нельзя избежать, его можно только замедлить. Именно поэтому употребление свежей, незараженной крови восстанавливает наш облик и силы – даже если эта кровь взята против воли. И хотя такой подход оскорбляет саму нашу историю, лучше уж такая кровь, чем вовсе никакой. И во время кровавой луны мы пополняем наши запасы. У нас недостаточно сил, чтобы собирать кровь жителей Срединного Мира, обладающих магией. К тому же, если они поймут, во что мы превратились, то станут охотиться на оставшихся из нас.
Озабоченно нахмурившись, Руван переводит взгляд на своих соратников. Я не лезу в его мысли и не спешу раскрывать свои. Повелитель вампов сказал, что его истинный облик – вовсе не то чудовище, каким он впервые предстал передо мной, а вот этот почти неземной мужчина, который стоит сейчас рядом.
– Проклятие ослабляет вашу магию и превращает вас в монстров. Те существа, с которыми мы сражаемся, – его жертвы?
Вновь повернувшись ко мне, Руван устало кивает.
– Мы называем их поддавшимися. Это вторая стадия проклятия. Мы же, – он указывает на себя и троих спутников, – все еще вампиры. Прокляты, но пока в здравом уме. А поддавшиеся – больше не одушевленные мыслящие существа и не могут обрести изначальный облик, сколько бы крови ни выпили. Они скорее звери, которые инстинктивно стремятся вернуть утерянное, но безрезультатно.
– Тогда они должны быть слабыми. – Хотя я как-то не заметила.
– Если бы! У поддавшихся еще сохранилась магия. И их сила из-за безумия в каком-то смысле даже возросла. Но они – всего лишь тупые орудия, которым недоступны стратегии и тактики.
– Понимаю… – Я разглядываю бескрайние пространства, заполненные льдом и камнем. – Вот почему они нападали на нас неорганизованно, без всяких планов. Всегда по одному или по двое. Они охотились, руководствуясь только инстинктами.
У вампов никогда не было «коллективного разума». Мы сильно заблуждались во всем, что касалось наших врагов.
– Нападали на вас? Но ведь Грань можно пересечь только во время кровавой луны. – Очевидно, Руван искренне удивлен.
– Это тебе. Однако проклятые монстры выходят из болот каждое полнолуние.
Может, зря я об этом упомянула? Вдруг с помощью моих сведений Руван сумеет отыскать какой-нибудь путь через Грань? Хотя его армия совсем не такая, как я себе прежде представляла…
– Наверное, в этом кроется ответ, который искали прежние повелители вампиров, – бормочет Руван, поглаживая подбородок. – Дело в том, что охотники всегда были обучены гораздо лучше, чем мы ожидали. А ведь вампиры встречались только раз в пятьсот лет. Когда я узнал, что гильдия использует лории крови, то решил, что все дело в этом. Однако версия с нападениями звучит гораздо более правдоподобно.
– Что такое лории крови? – раздираемая любопытством, я решаю спросить прямо. – Явно что-то связанное с кровью и магией. Но как они вообще работают?
– Не знаю, сумеет ли человек их понять.
– А ты попробуй. – Я поворачиваюсь к нему лицом.
Он оценивает меня. И мне так или иначе придется соответствовать.
– Ладно. Как я уже говорил, вся кровь – и жизнь – содержит в себе магию. Кровь рассказывает историю личности: о сильных и слабых сторонах, происхождении, накопленном опыте. В крови отмечено даже будущее.
– Ты можешь… увидеть чей-то опыт? – осторожно уточняю я. – И будущее?
– Да. Но, как и всегда в случае лорий крови, здесь нужен талант и правильные инструменты. – Руван усмехается краешком губ, обнажая острый, блестящий клык. – Вампиры умеют красть облик. И кто сказал, что при желании мы не можем похитить и мысли?
– Звучит ужасно.
Агрессивно. Бесцеремонно. И все же… мне крайне любопытно.
– Для тебя – возможно, но тысячи жителей Срединного Мира так не думают. – Руван смотрит на горные вершины, в его голосе проскальзывают мечтательные нотки. – На наши ежемесячные лунные праздники они съезжались отовсюду. Когда мы находились на пике силы, то могли предсказывать будущее королей.
– Только королей?
– Любого, кто предлагал свою кровь.
Вполне подходящий момент, чтобы спросить:
– Если вампы могут видеть будущее, то почему они не узнали о грядущем проклятии?
– Возможно, кто-нибудь из них что-то видел, но неправильно истолковал видение. Вампирам недоступна полная картина. Мы можем видеть только то, о чем нас спрашивают. А если никому не пришло в голову спросить, вероятно, никто из наших не предвидел беды.
– Перед тем, как спуститься сюда, вы заглядывали в будущее? Так Кэллос узнал дорогу? – интересуюсь я.
– Нет. Из-за проклятия многие наши способности ограничены или вовсе не работают, – коротко отвечает Руван, избегая моего взгляда, словно бы стыдится произошедшего.