– Ничего не говори, – едва слышно выдыхает Руван.
Сердце колотится где-то в горле, поэтому заговорить сейчас я не смогла бы, даже если бы попыталась.
По ощущениям, проходит целый час, прежде чем стук, рычание и скрежет постепенно стихают. Я все так же прижимаюсь спиной к двери, чтобы никто из монстров не смог сюда прорваться. Ноги уже дрожат от напряжения. Сейчас больше никто к нам не ломится, однако перед внутренним взором я все еще вижу, как эти монстры несутся мне навстречу.
Ощутив легкое прикосновение к предплечью, я открываю глаза, которые непонятно когда успела закрыть. Руван медленно прикладывает палец к губам. Я отчетливо понимаю сообщение.
В напряженном молчании мы движемся вперед, едва волоча ноги от усталости. Темный коридор кажется бесконечным. Малейший шорох ветра вдалеке или треск древних каменных плит заставляют меня вздрагивать от неожиданности.
Хочется верить, что Руван знает, куда идет, но у меня не хватает смелости спросить. Я представляю, как мы теряемся в этих коридорах и, всеми забытые, постепенно умираем с голоду. В замке вампов я провела уже несколько дней, но только сейчас – не считая первой схватки с Руваном – по-настоящему ощутила, что вполне могу умереть.
Кровь повелителя вампов в моих жилах постепенно начинает иссякать. Уже сказывается усталость. Точнее, даже изнеможение. Еще толпу из тех, что нападали на нас прежде, мне не одолеть, а Руван сам, похоже, не слишком твердо стоит на ногах, чтобы предложить мне еще силы.
«Мы здесь умрем».
Пустота в бесконечном коридоре теперь воспринимается почти живой. Она сжимается вокруг и вторгается в меня, проникает в каждую клеточку тела и опустошает изнутри. Я больше не могу с ней бороться. И даже серебряный серп мне не поможет. Впрочем, его сил все равно бы не хватило, чтобы защитить меня от всего зла, таящегося в живых тенях. К горлу подступает паника и стоном слетает с губ.
Руван тут же разворачивается и прижимает меня к стене, закрывает мне рот рукой и вновь подносит палец к губам. Пристально глядя на меня, он медленно качает головой.
«Не разговаривай, не издавай ни звука», – почти слышу я его слова, передаваемые по нашей зыбкой связи. В его магии ощущается нервная дрожь, которой раньше никогда еще не было. Руван слабеет с каждой секундой. И тоже боится.
Почему-то это меня успокаивает. По идее от его страха я должна дрожать еще сильнее, ведь в полном монстров лабиринте его задача спасать меня и защищать. И если напуган он, мне бы следовало еще глубже погрузиться в пучину безнадежности. Но, как ни странно, все наоборот. Страх Рувана придает мне уверенности. Может, потому что в его глазах я вижу настоящие человеческие эмоции, которые находят во мне отклик. Я могу его понять.
Или же ко мне возвращается толика спокойствия, порожденная инстинктивным желанием его подбодрить. Стать для него опорой – если уж себя я поддержать не в силах. Чем сильнее я тревожусь об его состоянии, тем меньше боюсь таящейся в тенях неизвестности. Я беспокоюсь о нем, а не о себе, и это абсолютно нормально.
Я начинаю дышать медленнее.
Руван освобождает мой рот, но не отодвигается. Касается моего плеча, скользит вниз по руке кончиками пальцев, а потом легко и осторожно сжимает мою ладонь, как бы говоря: «Вместе мы справимся».
Нет. Не может быть. Вероятно, он просто не хочет, чтобы я споткнулась в темноте. Хотя до сих пор Руван не держал меня за руку. Я слегка сжимаю его пальцы. Он стискивает мои в ответ. И никто из нас не спешит разорвать сцепленные ладони.
Мы минуем множество поворотов и коридоров, и в конце концов Руван облегченно выдыхает. Совсем тихо, однако после напряженной тишины, которая окутывала нас, наверное, несколько часов, звук кажется громким. Свернув за угол, повелитель вампов с новообретенной целеустремленностью шагает вперед, и вскоре мы добираемся до двери, за которой лежит прихожая, обставленная примерно в том же стиле, что и его покои. Несмотря на ветхость убранства, понятно, что когда-то эти комнаты просто поражали своей роскошью. Пройдя через гостиную, мы попадаем в спальню. Мучительно медленно, стараясь не издать ни звука, Руван закрывает за нами все двери, а затем воздвигает возле них баррикады из того, что попадается на глаза. Я помогаю поднимать тяжести. Повелитель вампов уже едва волочит ноги и постоянно хватается за раненое предплечье.
Он обходит всю спальню, снимая со стен гобелены и заглядывая за них. Большинство рассыпается прямо у него в руках. Здесь есть еще одна дверь, которая ведет в гардеробную, соединенную с прихожей. Возле нее тоже появляется баррикада.
Тем временем я раздвигаю шторы на окне, стремясь увидеть что-нибудь еще, кроме бесконечных, гнетущих, мрачных стен старого замка. Как и гобелены, ткань распадается от моего прикосновения. Комнату заливает лунный свет, и я вздыхаю с облегчением. Никогда не думала, что меня может успокоить вид луны, а небо в окне подарить ощущение свободы.
– Ничего безопаснее мы сегодня уже не найдем.
Руван садится на пол в изножье кровати и осматривает раненую руку. Стянув перчатку, он начинает возиться с ремешками доспеха.
– Давай помогу.
– Ты, охотник, хочешь помочь грозному повелителю вампов? – он произносит последнее слово, как я, наверняка, чтобы меня поддразнить.
– Не хочется тебя огорчать, но сейчас ты выглядишь не таким уж грозным.
– А если так? – Он обнажает клыки.
Прежде – возможно, даже еще сегодня утром – я бы испугалась, но сейчас лишь тихо фыркаю. Выражение его лица почти вызывает у меня смех. На его губах тоже появляется ухмылка.
– Все еще не ахти, – беспечно отзываюсь я.
– Проклятие, – притворно вздыхает он. – Ты что, тайный целитель?
– К сожалению, нет. Но повидала немало ранений. – Прежде чем он успевает возразить, я расстегиваю три пряжки.
– У тебя быстрые пальцы. И часто ты снимаешь доспехи с мужчин? – поднимает он брови.
Вопрос застает меня врасплох, и я издаю нервный смешок.
– Случалось.
– Обычно мне помогает Куин.
Он заканчивает снимать нагрудник, под которым обнаруживается прилипшая к коже хлопковая рубаха, практически не оставляющая простора воображению. Быстро отведя взгляд, я принимаюсь изучать его тяжелую подкладку.
Руван облегченно вздыхает. Представляю, с каким удовольствием он избавился от тяжелой брони. На миг даже мелькает мысль снять собственный доспех, но я не хочу стать уязвимой. Трудно сказать, кого я сейчас больше боюсь – поддавшихся или Рувана.
Однако все мысли вылетают из головы, когда он открывает уродливую рану на руке. На коже четко отпечатались два полукружья дыр, оставленных клыками зверя, из которых все еще сочится кровь оттенка тины.
– Почему она не заживает? – Я не раз видела, насколько быстра регенерация вампов. Ну если их ранили не серебряным лезвием. Однако эта рана гноится; плоть вокруг нее покрыта волдырями, будто ее обожгли. – Из-за магии, которой ты воспользовался?
Я вспоминаю частицы его крови, кружащиеся в воздухе и падающие на монстров, заставляя тех внезапно застыть на месте.
– Нет, это был врожденный дар. Я могу использовать кровь, чтобы ненадолго обрести контроль над другими существами. – Руван едва заметно морщится. – Хотя из-за проклятия сейчас это отняло больше сил, чем прежде.
– Врожденный дар. Значит, только ты так умеешь?
Жуткая мысль, лишний раз напоминающая о том, насколько опасен этот мужчина. Он способен сделать со мной что угодно: украсть лицо и мысли, установить контроль над телом. Есть ли вообще хоть что-то, на что не способны эти вампы?
Руван кивает.
– Я мало что умею делать, кроме самых основных магических приемов. Ну и вот это.
Слушая его объяснения, я вспоминаю, что рассказывал мне Кэллос. Магия крови – это нечто большее, чем просто похищение лиц и жизней.
– Ты так говоришь, будто это самая обыденная вещь на свете, – бормочу я, отводя глаза.
– Вампиры не были бойцами, Риана. И наши самые почитаемые способности не связаны с умением сражаться или убивать.
– Те, которые вы использовали во время своих лунных праздников? Способность видеть истинную природу существа или его будущее, – вспоминаю я.
– Ты внимательно слушала. – В его легкой улыбке сквозит гордость, и я едва не заливаюсь румянцем. Мы все еще находимся мучительно близко друг к другу, и впервые я вижу в нем скорее мужчину, чем вампа.
Я сосредотачиваюсь на его руке.
– Если магия, которую ты использовал, здесь ни при чем, тогда почему рана не заживает?
– Проклятие портит кровь. Эти монстры, падшие – следующая стадия проклятия после поддавшихся. Но инстинкты у них сохранились. Они охотятся за свежей кровью, чтобы попытаться заменить гнилую, которая течет в их венах. – Руван откидывается назад, прислоняясь головой к спинке кровати. Его взгляд становится пустым и отстраненным. Никогда еще я не видела его настолько слабым и уставшим. – Когда падший кусается, он выпускает свою проклятую кровь, чтобы освободить место для новой. Можно назвать это ядом.
Постепенно я начинаю замечать, как сильно ввалились его щеки и потускнела кожа. Даже белки глаз приобрели серый оттенок. Он все больше напоминает того монстра, каким я увидела его в первый раз. Руван ерзает на месте, опускает руки, сгибает одно колено, другое выпрямляет. Могучий повелитель вампов распростерт передо мной на полу. Однако сейчас при виде этой картины я не испытываю ни малейшего удовлетворения. Только сочувствие.
Наклонив голову, смотрю ему прямо в глаза.
– Что тебе нужно?
– Отдых. – Он медленно моргает, с каждый разом все дольше держа глаза закрытыми.
– Не лги мне.
– И это говоришь ты? Какая ирония! – Его слова напоминают о разговоре, который состоялся прямо перед тем, как мы провалились сквозь пол. Из-за тех разногласий мы и попали в передрягу.
Я мысленно спорю с собой, потом, отбросив осмотрительность, наконец признаюсь:
– Ты прав. На самом деле я не охотник.