Куин тихо хмыкает, но эта веселость не отражается в его глазах.
– Долгую ночь назвали так из-за способа, с помощью которого мы отсрочили действие проклятия. – Теперь я слушаю очень внимательно. – Вампиры провели кровный ритуал, подобного которому никто и никогда не видел. Высшие лорды и леди, советники и ближайшие помощники последнего представителя королевской династии заключили последнее соглашение. Они отдали собственные жизни, чтобы создать долгую ночь, великий сон, куколки, в которых могли бы укрыться выжившие вампиры.
– Куколки?.. Вроде коконов бабочки?
– Да, ты уловила идею, – кивает он.
Я представляю себе сотни вампиров, спящих вниз головой, словно гусеницы, и ожидающих пробуждения, как только будет снято проклятие.
– Этот стазис останавливает действие проклятия, удерживая нас от превращения в поддавшихся или еще кого похуже. Однако он не способен излечить. Как только мы пробуждаемся ото сна, проклятие вновь завладевает нами. – Куин надолго замолкает и лишь когда поворачивается лицом ко мне, я понимаю, что прошло довольно много времени.
Вынырнув из своих мыслей, я возвращаюсь в настоящий момент и пытаюсь слегка расслабить мышцы лица, чтобы прогнать мрачное выражение. Однако добиваюсь лишь того, что к горлу подступает ком.
– Все это очень… печально.
Куин бросает на меня внимательный взгляд и, нахмурившись, прочищает горло.
– Положение, в котором оказались вампиры, в высшей степени трагично. Мы страдаем молча, в одиночестве. Наш народ никогда не был настолько многочисленным, как эльфы или фейри. Мы никогда не обладали врожденной физической силой наших ближайших собратьев ликинов или сильной магией сирен, живущих далеко на севере. До появления знаний крови мы были слабы и только в полнолуние могли уверенно общаться с теми, кто жил за пределами наших гор. А потом мы обрели силу, и ее у нас почти сразу украли. – Он замолкает с озадаченным видом. – Я знаю, о чем хочу спросить.
– Да? – Меня удивляет такая внезапная перемена и возросшая напряженность.
– Ты сказала, что тебя печалят страдания вампиров. Это правда?
Мне тут же хочется начать все отрицать, но я останавливаю себя. Сочувствую ли я вампирам? Инстинкты подсказывают, что не стоит. Разум твердит, что это невозможно. Но сердце…
– Да. Я знаю, что значит жить без всякой надежды, не видя выхода, в ожидании мрачного будущего, построенного для тебя чужими руками. С такой судьбой никто не должен мириться. Сейчас вампиры – такие же жертвы, как и мы, – повторяю я слова Рувана.
Куин медленно вдыхает и, похоже, немного расслабляется. Проводит рукой по светло-каштановым волосам, которые на солнце приобретают ржавый оттенок, и качает головой, словно не веря собственным ушам. Полагаю, я и сама чувствую примерно то же самое.
– Никогда не думал, что доживу до того дня, когда человек сжалится над нами. Хотя я так же не ожидал, что мой повелитель или любой другой вампир обменяется с человеком кровной клятвой. – Куин протягивает руку, словно предлагая перемирие. – Ну, если кому-то из людей и суждено жить среди нас, я рад, что это ты, кузнец.
Я тихо хмыкаю. Само собой, Руван уже рассказал правду Куину с Кэллосом. Конечно, я не против. Не стану отрицать, что начала им всем доверять.
– Если уж мне суждено жить среди вампиров, я рада общаться с вашим повелителем и всеми его вассалами, – отвечаю я, пожимая руку Куину.
Выпустив мою ладонь, он тут же прячет обе руки в карманы, словно пытаясь убрать для себя всякую физическую возможность вновь предложить мне мир. Я отворачиваюсь к окну, размышляя о том, что бы еще спросить. Но нас неожиданно прерывают.
В коридоре звучат торопливые шаги Уинни, которые все приближаются.
– Куин, Риана… Флориана. Идите скорее. Руван… – лихорадочно бормочет она, врываясь в кузницу.
При виде ее искаженного лица и широко распахнутых глаз сердце уходит в пятки.
– В чем дело? Что случилось? – спрашивает Куин, бросаясь ей навстречу.
Я бегу следом, твердо намеренная не отставать. Иррациональный страх, грозящий поглотить меня с головой, гонит вперед.
– Проклятие… еще немного, и он станет поддавшимся.
Двадцать три
Мир вокруг был слишком тих и неподвижен. Руван не просто спал… он попал в беду. Повелитель вампиров чувствовал, как его разрушает проклятие, вызванное укусом падшего, и пришел в кузницу, терзаемый голодом и нуждающийся в спасении. Он ужасно себя чувствовал, а я даже не заметила и в конечном итоге оттолкнула его. Может, когда я порезала себя кинжалом, он вытянул из него силу? Вдруг это я во всем виновата?
Угрызения совести липнут ко мне сильнее, чем промокшая от пота одежда.
Только откуда они вообще взялись? Неужели все дело в кровной клятве? Мысли теряют ясность и расплываются, неспособные бороться с растущей во мне паникой. Я уже не понимаю, что реально, а что нет. Где мои собственные эмоции, а какие навеяла магическая связь с вампиром.
Знаю лишь, что должна до него добраться. Как только я увижу Рувана, смогу его коснуться, все вновь начнет обретать смысл.
По крайней мере, надеюсь.
Мы мчимся вверх по лестнице, пересекаем главный зал и миг спустя влетаем в покои Рувана. Остальные вампиры уже собрались в гостиной. Вентос расхаживает взад-вперед возле окна, Лавенция, зажав руки между коленями, сидит на диване, где мне надлежало спать прошлой ночью. Из спальни доносится голос Кэллоса.
Куин шагает прямиком туда. Я следом за ним, но Вентос с хмурым видом преграждает мне путь.
– Куда это ты собралась?
– Хочу увидеть Рувана, – бросаю я, пронзая громилу сердитым взглядом.
– Ты здесь не нужна.
– Возможно, я смогу помочь, – быстро говорю я. – Своей кровью.
– Как будто человек способен добровольно отдать кровь повелителю вампиров, – фыркает он.
Значит, они ничего не знают. Руван не рассказал, что случилось и как нам удалось выжить после нападения падших. Но почему? Держал все в тайне, поскольку считал ту ночь ошибкой? Или просто забыл ввести их в курс дела? Хотя вроде бы у них оставалось не слишком много времени для разговоров. Вероятно, просто не представилась возможность.
«Или же он меня стыдится. Я ведь слышала, как они восприняли саму идею о том, что их бывший король сотрудничал с человеком».
Я отгоняю эту мысль. Ну что за глупости! Он мог бы стыдиться, лишь если бы считал, что между нами произошло нечто важное. Мы же попросту старались выжить, ничего больше. Тихий шепот в глубине сознания пытается возражать, но я не обращаю на него внимания. Мне все равно, что он… или они думают обо мне, о нас и о том, что происходит – или не происходит – между нами. Хотя о чем я? Ничего между нами нет. И меня это не волнует. Ни капельки.
Я встряхиваю головой, отгоняя лихорадочные мысли. Сейчас все это не важно. Ведь Руван здесь, совсем рядом, страдает от недуга, который я, возможно, смогла бы облегчить.
– Я добровольно отдала кровь, чтобы стать его кровницей. И сделала это снова… не хочешь, не верь… – Заметив выражение лица Вентоса, я поспешно поясняю: – После того как мы сбежали от падших. И поделюсь с ним сейчас, если ты позволишь мне пройти. – Здоровяк, все так же хмурясь, не двигается с места. – Вентос, пожалуйста.
– Пропусти ее, Вентос, – просит Лавенция, не вставая с дивана. – Вряд ли именно сейчас она решила ему навредить.
– Но он ослаблен, – возражает Вентос. – И кровная клятва может дать сбой.
– Клятва сильна, – настаиваю я. – А даже если нет, клянусь, что не причиню ему вреда. – Меня удивляет убежденность, звучащая в собственном голосе. И Вентоса, судя по всему, тоже.
– Ладно, иди, – выражение его лица смягчается.
Не тратя время попусту, я впервые вхожу в спальню Рувана.
Моему взору предстает вполне ожидаемая картина. Как и остальная часть замка, это старая, ветшающая комната. Потолок в дальнем левом углу почти обвалился и держится всего на нескольких удачным образом упавших балках. Хотя, возможно, он прочнее, чем кажется на первый взгляд, поскольку здесь не видно новых обломков. Похоже, все это обрушилось много лет назад и до сих пор каким-то чудом держится на месте. В окне не хватает двух маленьких стекол, и в дыры между переплетами задувает ветер. Здесь значительно холоднее, чем в гостиной.
Впрочем, даже несмотря на обветшалый вид, в комнате достаточно роскоши – если ее так можно назвать. Обрамляющая камин мраморная резьба в виде орхидей отполирована до блеска. Вдоль стен расставлены натертые маслом канделябры, блестящие в свете свечей. Поднос на одном из ночных столиков заполнен искрящимися флаконами духов янтарного цвета и пустыми кубками, украшенными драгоценными камнями. Занавеси на кровати выглядят почти новыми. Пуховое одеяло расшито золотом. Тоже новое либо отлично сохранилось с помощью какой-то магии.
Но, заметив Рувана, я теряю всякий интерес к окружающей обстановке. Его кожа, утратив весь румянец и здоровый блеск, вновь обвисла и посерела. Теперь-то я понимаю, насколько неестественен для него такой облик, но когда впервые попала сюда, то видела лишь монстра, которого ожидала – точнее, хотела – видеть. Я считала его сильным и выносливым, неизменным, как сама луна, не имеющим ничего общего со слабым, увядающим мужчиной, с приоткрытых губ которого срываются сейчас тихие хрипы.
Я бросаюсь к кровати, влекомая той же потребностью, что гнала меня вперед в ночь кровавой луны. А ведь тогда эликсир тянул меня именно к нему. Я ощутила его… вероятно, так же, как поддавшийся в Охотничьей деревне учуял меня в доме, несмотря на посыпанный солью порог.
Я сжимаю влажную ладонь Рувана. Он лежит с закрытыми глазами, но веки подрагивают, словно его мучают ночные кошмары. Рядом на кровати сидит Кэллос, с другой стороны Куин.
– Почему ему так плохо? – спрашиваю я, мысленно моля, чтобы они назвали причину, не связанную со мной и с кинжалом. – Всего несколько часов назад с ним все было нормально.
«Он даже пил мою кровь»,